Танец Опиума
Шрифт:
Эта поезда, состоявшаяся более четырех лет назад, показала истинное положение дел. К тому времени Итачи с Саске были уверены, что отошли от того предсмертного состояния души после трагической смерти их дурнушки. Они вернулись, чтобы попрощаться с прошлым, но в итоге в него окунулись.
Дом остался нетронутым, несмотря на то, что пустовал он свыше пяти лет. Окна целы, замки не взломаны, машины в гаражах стоят нетронутые. Все стены дома заросли вьюнками и дикими растениями. Сад прекратил своё существования вместе с красными розами. Сосны уже не казались такими высокими, какими воображал их всю свою жизнь Итачи. Внутри дом пустовал. В холодильнике остались продукты питания, которые за столь длительное время превратилось в перегной. На полках — тонны пыли.
Застывшее во времени место гармонично сочеталась с бьющей ключом жизнью. Застой мягко переплетался с бытием. Органика — с мертвечиной. Комнаты потускнели, запылились, обесцветились. Они потеряли свой запах, воспоминания, предназначение. И только одна дверь во всём этом злополучном доме светилась — из окна в конце коридора на неё падал свет солнца. Если бы Учихи верили в судьбу или бога, то они, безусловно, сказали бы, что это их происки.
Комната Сакуры была нетронута. Занавески плотно занавешены. Царил полумрак. На столе — оставлен ватман с недоделанным чертежом и домашним заданием к университету. Кровать не убрана. Шкаф открыт, а на его полках царил хаос из оставленных вещей. В последний раз, когда Сакура была здесь, она торопилась на встречу с Наруто, ничего не успевала, а потому оставила после себя полных бардак.
На полках книжного шкафа, помимо книг, стояли рамки с фотографиями. Именно они стали виной того состояния, в которого впали братья Учихи. Они просто упали на кровать и жадно дышали запахом своей дурнушки. Его уже не осталось на этих простынях, но мужчины были, казалось, опьянены воспоминаниями…
В этом полумраке они провели несколько дней, доводя себя до обезвоживания. Без еды и воды, они все время спали, а короткие периоды бодрствования слышали медленное биение своего сердце и растворялись в воспоминаниях.
Их нашёл Пейн, посланный Фугаку на поиски своих сыновей. Учихи загремели в больницу. У них тогда случилась истерика, когда братьев пытались оторвать от кровати и простынь. Саске несколько месяцев затем восстанавливал сердце, лечил аритмию. А Итачи снова ушёл в долгий запой, напрочь отказавшись от реальности. Однако они оба намерены были вернуться, чему помешал категоричный Фугаку.
— Отец обвинил меня в легкомыслии и слабости. Он побывал в нашем доме в Мортэме, собрал все фотографии и твои вещи и спалил их к чертям собачьим. Хотел спалить и дом, но я на коленях умолял мать отговорить отца. Так этот треклятый домишко и оставили, а мать успела забрать простыни… — Итачи утёр со щеки слезу. — У нас не осталось больше ни одной твоей фотографии, ни одного упоминания о тебе, ни единой записочки. Отец постарался уничтожить всё… Узнав о том, что тебя больше нет и в вещах, Саске сорвался. Он прямиком из больницы сбежал невесть куда. Только спустя месяц он позвонил мне и попросил помощи. Я не сказал об это ни отцу, ни матери, которые сходили с ума от неизвестности. Когда я встретился с братом, единственное, что он попросил, — отвезти его в дом, — Итачи задыхался. — Я ни о чём не думал и сделал то, о чём он меня просил. Дом был пуст. Мебель, конечно, осталась, но без тебя он всегда был пустым и мёртвым. Ты не поверишь, что он сделал… — Итачи еле говорил, захлебываясь в собственных слезах. — Саске взял меня за руку и сказал, что тебя больше нет… — Учиха покачал головой. — Господи, Сакура, он впервые это сказал… и когда он это сказал, я… я перестал чувствовать. Не было ничего, кроме боли и пустоты.
— Затем мы перевернули весь дом, в надежде найти хоть что-нибудь. Когда мы поняли, что это гиблое дело, собрались и уехали. И больше никогда туда не возвращались…
Итачи прикусил онемевшую губу. Он даже боли не почувствовал.
— Знаешь, Сакура, мы сейчас с Саске даже не общаемся. Всё вернулось в прежнее состояние. Он ненавидит меня, а мне на него плевать. Ты неимоверными усилиями так долго пыталась наладить наши отношения… и всё коту под хвост. Я больше ничего не чувствую, а Саске захлебывают эмоции, обида и злость. Мы снова убиваем всех подряд. Перестали ценить чужие жизни.
Итачи
— Мы выиграли войну, Сакура. Мы уничтожили Сенджу, стерли их с лица земли. Весь гнев Акацуки свалился на них, как снег на голову. Потрясённые твоей гибелью, они сделали всё, чтобы отомстить. И мы с Саске в том числе. Вот уже как пять лет затишье. Вот уже как пять лет наши враги трепещут. Мы выиграли войну, но победа не принесла нам наслаждения… Та цена, которую мы выплатили, слишком велика. Какой был в этом смысл? — Итачи горько усмехнулся. — Эту войну я затеял ради тебя. Ради того, чтобы ты жила в мире без насилия и грязи. Ради того, чтобы извести всех, кто, так или иначе, может потревожить твой покой. Все мы сражались ради тебя…, но ты умерла. И всё, чего мы достигли, превратилось в прах. Сейчас я ясно понимаю, что совершил ошибку. Я ошибался, Сакура! На самом деле, мы выиграли сражение, но проиграли войну. Ведь в конечном итоге всё свелось к твоей жизни. Всё свелось к тебе…
Итачи вспомнил, какой кровавый был конец у этой длительной войны. Пять лет назад она закончилась, но народ до сих пор помнит, как голыми руками Итачи, словно помешанный, убивал Главы враждебной семьи. Никогда люди не забудут того, как Саске загрыз убийцу Сакуры, зубами вырвав бедняге трахею. В памяти подчинённых Учих навсегда останутся фрагменты той истории, как Акакцуки ножами, руками и зубами убивали всех, кто был причастен к Сенджу…
— Все это наводит меня на мысль, что ты была в нашей жизни зря. После себя ты не оставила ничего. Даже Дейдара, который тебя знал, погиб в тот день, когда спасал тебя. Ты даже нам никогда не снилась. Я тысячи раз засыпал и буквально умолял Вселенную дать мне шанс увидеть тебя во сне, но мои мольбы улетали в пустоту… точно так же, как и ты. Тебя просто забрали у нас, а взамен оставили только нестерпимую боль и обрекли на вечное страдание. За пять лет счастья с тобой мы вынуждены расплачиваться всем остатком своей жизни, обрекая на такую же боль своих детей и жён, к которым мы с Саске едва ли что-то испытываем. Иногда я даже сомневаюсь, существовала ли ты на самом деле, или ты плод нашего воображения… Ведь не бывает такого, чтобы после человека вообще ничего не осталось… Совсем ничего.
Подул прохладный ветерок, и Итачи невольно прикрыл уставшие глаза.
— На самом деле, я пришел сюда, не чтобы плакать. Я думал, что сдержусь… — Итачи решительно смахнул остатки слёз с глаз и щёк и горестно улыбнулся. — Я пришёл, чтобы попрощаться с тобой, Сакура. Пришёл, чтобы сказать, как сильно я тебя люблю. Что никогда тебя не забуду. Я хочу, чтобы ты знала: мы с Саске оба тебя любили. И когда ты ушла… мы не смогли… оба не смогли смириться. Мы не счастливы, Сакура. Мы уже больше никогда не будем счастливы… Мы слишком сильно тебя любили… слишком счастливы были с тобой…
— Хватит, — вдруг шепнул кот-то позади старшего Учихи, дрожащим, сорвавшимся от слёз голосом. — Итачи, пожалуйста, хватит…
По щекам Саске скатывались крупные слёзы, которые тот даже не пытался скрывать. Слова о слабости здесь были неуместны. Итачи сразу понял, что его младший братец в силу своей развитой интуиции сразу после его ухода последовал втихушку за ним и, как следствие всего этого, слушал весь его разговор с Сакурой.
В руках Саске сжимал белую ткань — ту самую простынь, которую Микото чудом успела сохранить из всех вещей в том проклятом доме в Мортэме. Брюнет пошатнулся, но его брат, вовремя среагировав, оказался рядом и положил твёрдую руку на плечо братца. Тот посмотрел на него благодарными глазами верной псины — так, как смотрел он до своих метаморфоз.