Танец отражений
Шрифт:
Было время, когда он носил мундир, словно черепаший панцирь: мощную социальную защиту, прикрывающую уязвимые странности его тела. Словно броню сопричастности, говорящую: «Не связывайся со мной. У меня есть друзья.». Когда же он перестал так отчаянно в этом нуждаться? Он точно не знал.
Раз уж на то пошло, когда он перестал ненавидеть собственное тело? Прошло два года с тех пор, как он был в последний раз серьезно ранен — во время операции по спасению заложников, сразу после той невероятной заварушки с его братом на Земле. Он уже довольно давно был совершенно здоров. Он пошевелил руками, кости в которых были полностью заменены на пластиковые, и ощутил их столь же абсолютно своими, как и до последнего перелома. И до первого перелома —
«Наслаждайся, пока можешь.» Ему двадцать восемь, и он, безусловно, на пике своих физических возможностей. Он буквально ощущал этот пик, возбуждение парения в апогее. Нисходящий участок кривой — удел неопределенного будущего.
Голос из кабинки вернул его к настоящему. Куинн обращалась к Сэнди Герельд на том конце линии: — Привет, я вернулась.
— Привет, Куинни, я тебя ждала. Чем могу помочь? — Даже издалека Майлз заметил, что Сэнди снова сотворила со своими волосами что-то странное.
— Я только что сошла со скачкового корабля, и сейчас на пересадочной станции. Планирую небольшой крюк. Мне нужен будет транспорт вниз, чтобы забрать оставшихся в живых из Красного Отряда, а затем вернуться на «Триумф». Как там с их нынешним состоянием?
— Подожди минутку, сейчас я узнаю… — лейтенант Герельд набила данные на дисплее слева от себя.
По заполненному толпой народа вестибюлю мимо них прошел человек в серой дендарийской форме. Он увидел Майлза и неуверенно, осторожно ему кивнул — возможно, сомневался, не означает ли штатский наряд адмирала то, что тот здесь инкогнито. Майлз успокаивающе помахал рукой в ответ, и человек, улыбнувшись, зашагал дальше. Мозг Майлза выдал непрошеные данные: имя — Тревис Грей, полевой техник, сейчас приписан к «Перегрину», отслужил шесть лет, эксперт по коммуникационному оборудованию, коллекционирует классическую музыку Земли до-скачкового периода… сколько таких же личных досье держит Майлз у себя в голове? Сотни? Тысячи?
А вот и обновление. Герельд повернулась к ним и оттараторила: — Айвза выпустили в увольнительную на планету. Бойд уже вернулся на «Триумф» для дальнейшего лечения. Из Бошенского Центра Жизнобеспечения сообщают, что Дурхэма, Вифиан и Азиза можно выписывать, но прежде хотят поговорить с кем-то из ответственных лиц.
— Ага.
— Ки и Зеласки… насчет них они тоже хотят поговорить.
Куинн стиснула губы. — Хорошо, — ответила она бесстрастно. В желудке у Майлза свернулся комок. Он подозревал, что этот разговор не будет особо радостным. — Дай им знать, что мы сейчас туда направляемся, — ответила Куинн.
— Да, кэп. — Герельд перетасовала файлы своего видео-дисплея. — Будет сделано. Какой катер вы хотите?
— Меньший из пассажирских катеров «Триумфа», если только не надо одновременно с этом доставить какой-то груз из космопорта Бошен.
— Оттуда — ничего.
— Отлично.
Герельд пометила что-то в записях. — Эскобарский полетный контроль сообщает, что я могу подать катер-2 в док J-26 через тридцать минут. У вас будет разрешение немедленно стартовать вниз.
— Спасибо. И передай — когда мы вернемся, состоится инструктаж для капитанов и капитанов-владельцев. Какое сейчас время в Бошене?
Герельд глянула в сторону. — 9:06 при сутках в двадцать шесть часов и семь минут.
— Утро. Превосходно. И какая внизу погода?
— Прекрасная. Можно ходить с короткими рукавами.
— Отлично, значит, мне не нужно переодеваться. Мы сообщим, когда будем готовы вылететь из Порта Бошен. Куинн связь закончила.
Майлз сидел на бауле, уставившись на свои сандалии, охваченный неприятными воспоминаниями. Это была одна из самых тяжелых контрабандистских авантюр дендарийцев — доствка на Марилак грузов и военных
Итог душераздирающей сортировки потерь: двенадцать тяжелораненых; семеро не подлежат оживлению силами «Триумфа» и криогенно заморожены в надежде на последующую помощь; трое окончательно и необратимо мертвы. Теперь Майлз узнает, сколько человек из второй категории он должен перевести в третью. Лица, имена, сотни непрошеных сведений об этих людях потоком захлестнули его мозг. Он и сам первоначально планировал быть на борту последнего катера, но вместо этого отправился предыдущим рейсом, чтобы заняться другой неотложной проблемой.
— Может, с ними не так уж плохо, — произнесла Куинн, читая его мысли по лицу. Она протянула руку; Майлз поднялся с баула и подобрал свою сумку.
— Я сам провел по госпиталям столько времени, что не могу удержаться и не разделять их взглядов, — попытался он оправдаться за свою мрачную рассеянность. Хоть бы одна безукоризненная операция! Что бы он только ни отдал за одну безукоризненную операцию, где абсолютно все пойдет как надо. Может, предстоящая, наконец, именно такой и окажется?
Больничный запах ударил Майлзу в ноздри сразу, как только они с Куинн прошли сквозь главный вход Центра Жизнеобеспечения Бошена, специализирующейся на криотерапии клинике, с которой дендарийцы заключили контракт на Эскобаре. Запах не был плохим, никоим образом не зловонным, просто в кондиционированном воздухе чувствовался странный привкус. Но этот запах по опыту так глубоко ассоциировался у Майлза с болью, что сердце его забилось быстрей. «Беги или сражайся». Нет, не то. Он глубоко вздохнул, заставил уняться внутреннюю дрожь и огляделся. Вестибюль был выдержан по большей части в том самом стиле, который был принят со всех этих эскобарских техно-дворцах: чисто и скудно декорировано. Настоящие деньги вкладывали в то, что находилось наверху: криогенную технику, лаборатории регенерации тканей и операционные.
Доктор Арагонес, один из старших совладельцев клиники, спустился к ним, чтобы поприветствать и проводить наверх в свой кабинет. Кабинет Арагонеса Майлзу нравился: тесно сваленные там повсюду инфо-диски, истории болезни и распечатки из журналов выдавали в его владельце настоящего технократа, постоянно и глубоко думающего о своей работе. И сам Арагонес был ему симпатичен — высокий, широколицый человек с бронзовой кожей, аристократическим носом и седеющей шевелюрой, дружелюбный и грубоватый.
Сейчас он был расстроен тем, что не может сообщить им о лучших результатах. Это ранит его гордость, рассудил Майлз.
— Вы доставили нам сущее месиво, и ждете чуда, — вежливо пожаловался он после того, как Майлз и Куинн уселись и он сам устроился в своем вращающемся кресле. — А если вам нужна гарантия чуда, вам необходимо начинать с с того момента, когда моих бедных пациентов только принимаются готовить для дальнейшего лечения.
Арагонес никогда не называл их трупольдышками или подобными же крепкими прозвищами, которые горазды изобретать солдаты. Всегда «мои пациенты». Вот еще одна причина, по которой эскобарский медик Майлзу нравился.