Танец с огнем
Шрифт:
Ольга Андреевна и Лидия Федоровна ходили следом за молодыми людьми, являя собой фигуры почти комические – не то охраняли честь Юлии, не то следили, чтоб жених или невеста не сбежали от приготовленного для них жребия.
«Дочь Лидии Федоровны, по счастью, совершенно не похожа на мать, сдержана и спокойна на вид, но кто знает, о чем она сейчас думает? А мой Сережа? В любую минуту жди кульбита…»
Лидия Федоровна между тем оценивала внешний вид дочери – все вроде удалось, и выглядит Юлия моложе своих лет (хорошо, что у нее
В бальной гостиной дамы присели на пуфы и согласно вытерли кружевными платками вспотевшие лбы.
Молодые люди стояли у окна – зеленоватая полутьма обширного зала составляла резкий контраст с лавиной яркого, весеннего уже света, заливавшего усыпанный снегом широкий двор.
– Кажется, что там, за окном – свобода, правда? – спросил Сережа.
– Иллюзия, – пожала плечами Юлия.
– Скорее всего, да. Княгиня Александра, родители, прочие – как взбесились: жениться, жениться, жениться… Через матушку и императрицу, дошло, представьте, до государя…
– И что же сказал государь? – с интересом спросила Юлия.
– Что ж может сказать наш государь? Он – семьянин изрядный, это всем известно. «Достойная семейная жизнь – есть главное счастие человеческой жизни…» У вас – тот же случай, как я понимаю…
Здесь Юлия проигнорировала вопрос и промолчала, так как любой ответ показался ей неуместным.
Ольга Андреевна и Сережа удалились переодеваться к обеду.
Вымотанная, красная и мокрая до нитки (ее мучили приливы) Лидия Федоровна расслабилась на кушетке и устало прикрыла глаза.
Юлия, как бы прогуливаясь, подошла к нужным дверям (с детства она отличалась очень острым слухом)…
Хихиканье, бормотание, потом звук мягкого удара (тряпкой или подушкой).
– Мерзавец!.. Я тебе покажу… Брось! Скажи лучше, как тебе понравилась моя невеста. Скоро она станет твоей хозяйкой…
– Пфу, хозяйка! Говорит по-басурмански, а кулон на шее – не ее.
– С чего ты взял?!
– Висит ниже, чем где бы она часто носила, трет шею, краснота там. Вид делает – во всем. И она, и мать ее. Замороженный павлин – вот кто невеста ваша…
– Что ты несешь, Спиря?! Какой еще павлин?
– Нешто не помните? Любовь Николаевна Кантакузина у купца его выпросила, вместо того, чтоб на жаркое пустить – да вот тут он как раз и ходил: точь в точь ваша суженая!
– Ах-ха-ха! Ну экий же ты все-таки мерзавец!.. А павлин действительно был забавен, надо будет при случае у Любочки поинтересоваться, что с ним стало, и… Да ты подашь мне штаны, в конце-то концов?! Матушка с невестой заждались…
Ольга Андреевна справилась с переодеванием раньше
– Вы, Юленька, сможете здесь и в Петербурге, в покоях изменить по вашему вкусу… Я не любительница, мне укромность нужна, а Сережа на удивление вас слышит, обычно он в этой области самонадеян весьма, и, верите ли, не напрасно…
– Сообразуясь со вкусом Сергея Павловича. Только так, – опустив взор, ответила Юлия.
– Конечно, конечно. Но из того, что вы здесь увидели…
– Ausgezeichnet! Только одно маленькое изменение.
– Какое же? – с любопытством взглянула Ольга Андреевна.
– Камердинер. Спиридон, кажется? Его здесь не будет.
– О… Вы думаете, Юленька?..
– Я уверена.
– Помоги вам Бог!
Ольга Андреевна длинно вздохнула и мысленно еще раз поблагодарила Итальяночку за вовремя данный дельный совет… От волнения есть хотелось просто невыносимо, казалось, она съела бы сейчас и заплесневелую корку. Все будет хорошо! В конце концов, все мужья не идеальны! Вот, например, ее собственный муж, старый князь Бартенев, уже тридцать с лишним лет неизменно опаздывает к обеду…
Глава 12,
в которой поэты говорят о жизни, Люша танцует, а читатель узнает историю жизни танцовщицы Этери.
Под утро одуревшая от перманентного загула компания выбралась из трактира, и Арсений Троицкий, первым взобравшись в сани, вдруг велел гнать – да не на восток, в город, а на запад – к Ораниенбауму. Лихач с готовностью засвистел, ошметки мокрого снега полетели из-под копыт застоявшейся тройки.
– Куда? Куда? – растерянно замахала крыльями Жаннет Гусарова, не зная, рыдать ей или браниться.
Под обескураженные вопли сотоварищей Максимилиан, понятия не имея – зачем, побежал вперед и успел таки прыгнуть в сани. Троицкий не выразил никаких чувств по этому поводу. Развалившись в распахнутой шубе, он пребывал в созерцании горних вершин, и обращаться к нему было бессмысленно. Тройка понеслась вдоль залива, мимо дворцов и дач, мимо прозрачных рощиц на снежной равнине. Дорога убегала назад из-под свистящих полозьев, вокруг разворачивалось хмурое пространство… Троицкий наконец замерз и выпал из медитации.
– Гони, милейший, не останавливайся!.. Это мы где? – уставился на Максимилиана, неуклюже пытаясь сесть и запахнуть шубу.
– Где-то… На Земле, я полагаю, – тот устроился удобнее, закинув руки за голову и глядя вверх, в сырую клочковатую мглу.
– Да ты, я смотрю, трезвый, – неодобрительно буркнул знаменитый поэт. – Петергоф миновали? И где все? А, да… Помню, – он огляделся с глубоким вздохом. – Я хотел увидеть, как просыпается предвесенний лес.
– Почему «пред»? Сейчас взойдет солнце, и снег потечет… Февраль на исходе.