Танец сакур

Каверина Екатерина

Глава 28

Лиза стояла перед стеклянной стеной и не могла поверить, что мужчина, распростертый на больничной койке, — это Алексей, не могла и не хотела верить. Очертания тела виднелись под тонкой, почти прозрачной простынею, которой он был укрыт от подбородка до щиколоток. На левой руке, ноге и всей левой стороне тела был кокон бинтов, часть шеи и левая щека были заклеены чем-то. Повсюду стояли капельницы и мониторы, на лице — маска аппарата искусственного дыхания. Человек, который так выглядел, не мог быть жив, но он был жив, ведь эта его сердцебиение отражалось на

экране, и в его вены вливалась жидкость.

Ребенок зашевелился, Лиза дотронулась до своего живота, словно желая полнее ощутить радость жизни, которая каждую секунду была рядом с ней, ощутить и передать Алексею это чувство.

— А почему он не дышит сам? — спросила Лиза медсестру, оборачиваясь к ней.

Та покачала головой и что-то произнесла по-французски, Лиза недоуменно нахмурилась, а потом подумала, что та просто не говорит по-английски.

Слишком ярко горел какой-то странно-сиреневатый свет, даже сквозь стену был слышен писк приборов, кафельные полы и кафельные стены — не место для живого человека. Лизу начал бить озноб, она не могла отвести взгляд от Алексея. Если ей так холодно здесь, то каково там ему, почти обнаженному, укрытому прозрачным куском ткани.

Лиза услышала шаги за своей спиной, обернулась:

— Доктор, а почему он не дышит сам? — она повторила свой вопрос.

— Отравление угарным газом, необходима искусственная вентиляция легких, — равнодушно ответил врач. Лизино сердце сжалось.

— Я не могу войти к нему, да? — ее голос дрогнул.

— Не можете. Я объяснял вам, необходима абсолютная стерильность.

— Понятно, — Лиза почти прошептала это. Глупо, конечно, но ей, казалось, если она коснется Алексея хотя бы пальчиком, хотя бы на секунду, станет как-то проще и лучше, ей — не ему.

Врач отошел, и Лиза снова осталась одна, не одна, а наедине с Алексеем — поправила она себя. Они так давно не были наедине друг с другом.

В голове вертелись слова о состоянии Алексея: ожоги пятидесяти процентов тела, большей частью второй степени, частично — третьей, ушиб головного мозга с компрессий, возможно, потребуется состояние искусственной комы. Лиза не понимала, что все это значит: плохо, очень плохо или безнадежно? Состояние стабильно тяжелое, но есть и хорошие новости: глаза и позвоночник не пострадали.

Лиза зябко обхватила себя руками, она смотрела на Алексея и вспоминала лучшие моменты, что были между ними, и, удивительное дело, события семилетней давности и прошлых месяцев смешались воедино: вот он подходит к ней на корпоративе «Брокер-инвеста», улыбается насмешливо и немного порочно, вваливается с Дорофеевым в ее прихожую и почти получает по голове коробкой из-под туфель, касается ее там, где не касался никто до него, властно обнимает ее и знакомит со своими друзьями и партнерами в Марбелье, засыпает рядом с ней, ест бабушкин торт. Наверное, последний момент — самый интимный из тех, что были между ними, — не секс и не занятия любовью, а именно этот теплый ужин в осенне-багровых Альпах. И вот он здесь, а она через стену, которая разделяет их больше, чем тысячи километров в пути, которые разделяли вчера и позавчера. Слезы катились по щекам, падая на грудь, впитываясь в плотную ткань платья. Она была ему никем, а ощущала себя самым близким человеком на свете.

— Лиза, это я, — она ощутила легкое прикосновение к своему плечу, обернулась — приехала Катя, лучшая подруга, с которой они планировали в эти минуты поедать фондю, делиться новостями и даже ругать мужчин.

Катя сделала шаг навстречу, обняв Лизу и притянув ее к себе. Лиза прижалась мокрой щекой к плечу подруги и позволила себе судорожный всхлип, потом еще один и еще. Слезы полились потоком, а рыдания грозили задушить.

— Пойдем отсюда, вдруг Алексей услышит, — Катя потянула Лизу в коридор. — И вообще не думаю, что ему понравится, что я видела его почти голым, — жалкие остатки иронии в попытке не зарыдать вслед за подругой. Лиза поддалась, бросив еще один взгляд на Алексея, надеясь, что этот взгляд не будет прощальным.

Они сидели рядом на жалком дермантиновом диване, не зная о чем говорить, вздрагивая каждую раз, когда открывалась дверь. Василий Петрович входил и выходил, что-то напряженно обсуждая по телефону, красивая усталая женщина с повязками на руках и ссадинами на лице ютилась в кресле в противоположном конце комнаты. Женщина, с которой был Алексей, когда все произошло. Катя кивнула ей, входя, Лиза мимолетно удивилась их знакомству, но спрашивать ни о чем не стала.

— Сергей с родителями Алексея и с его сестрой будет здесь часов через семь, — сказала Катя, не зная, как на это отреагирует Лиза. Ситуация, в которой они оказались, была не лучшим вариантом, при котором старшие Корниловы могли узнать о том, что станут бабушкой и дедушкой, а уж реакцию Сергея на то, что она ничего ему не рассказала о ребенке ее несерьезной подруги и его лучшего друга, было представить очень легко.

— Хорошо, — безразлично ответила Лиза, ее сейчас не волновал никто: ни родители Алексея, ни та женщина, рядом с которой он едва не погиб. Самым главным был Алексей.

— Скорее всего, Алексея нужно будет перевозить отсюда. И наши люди, и люди Корнилова занимаются этим, — Катя кивнула на вошедшего Василия Петровича. Сергей считает, что в Лондон.

— Они очень дружны, да? — Лизе хотелось говорить о чем-то простом, не связанным с ранами, болью и решениями, которые предстояло принимать, и принимать, увы, не ей.

— Очень, — криво улыбнулась Катя. — С детства. Сергей говорит, что не будь отца Алексея, он бы ни сделал ничего, ну ты понимаешь, весь этот бизнес, — Катя неопределенно махнула рукой. — Он считает Корниловых почти своей семьей.

— Алексей говорил, что Сергей после смерти родителей много времени проводил с его семьей. Сергею тогда было почти восемнадцать, а Алексею на год меньше — Лиза не могла представить себе юными ни одного, ни другого. Казалось, они так и родились уверенными в себе мужчинами под сорок.

— На полтора, Сергей любит повторять, что он старше его на полтора года, — Катя вспомнила, как вошла в прокуренный кабинет в их московском доме, когда мужчины вспоминали похождения своей юности. — Знаешь, они были такими смешными, у нас дома есть фотографии, я тебе покажу, — Катя любила старые снимки и то тепло, что они хранили. — Смешными и беззаботными, идеалистами, наверное.

— Жаль, когда мужчины навсегда перестают быть идеалистами слишком рано, — тихо произнесла Лиза и огорчилась, что даже не знала, когда это произошло с Алексеем.