Танганайский лев
Шрифт:
Большинство этих арабских судов были крайне неуклюжи и, без сомнения, парусность их не могла считаться отличной. Только одна «Змея» с первого же взгляда производила впечатление легкого быстроходного судна. Это был настоящий крейсер озера Танганайки. «Змея» считалась самым ходким судном, не имевшим себе соперников в этих водах, но Инкази уверял, будто он на своем маленьком челноке из коры может обойти любую парусную яхту, в том числе и «Змею», хотя до сих пор ему не представлялось случая.
Между тем рынок начинал мало-помалу оживляться. Картина становилась
За ними явились и покупатели с большими «портмоне», представлявшими немалый груз, так как здешняя ходячая монета состояла из кусков синего и белого холста английских фабрик, клетчатых тканей и стеклянных бус Софи, напоминающих тоненькие стеклянные дудочки длиной в полдюйма, сливая в одно беспредельное море торговых сделок глубину Тюрингенских лесов с прибережьем Танганайки.
Теперь уже повсюду шел оживленный торг и устанавливались цены на товар. За козу давали два метра полотна, за десять литров пальмового вина — два метра, за меру маиса — один метр и т. д. В другом углу площади уплачивались более высокие цены. Там был товар другого рода: торговали живым товаром, живыми людьми. За молодую девушку, почти ребенка, просили восемьдесят метров холста, за другую, более взрослую, полтораста; за мальчика-невольника десяти лет предлагали пятнадцать метров, за старика пятидесяти лет — только десять метров. Таковые были в этот день цены на этом африканском рынке.
Но Симба не обращал внимания на кипевшую кругом него жизнь и суету; он поминутно поглядывал по направлению тэмбе Солимана, поджидая возвращения людей, высланных на поиски. «Куда бы мог бежать Лео? — размышлял он. — Конечно, только к нему, в горы Кунгве, а ближний путь туда вел по озеру Танганайке». Этим именно путем и ушел Лео. У Симбы почва горела под ногами, ему хотелось бы сейчас сесть в свою лодку и отплыть обратно, но ему надо было непременно переговорить еще раз с Солиманом и убедиться окончательно в том, что бегство Лео удалось.
Симба окружил себя в глазах арабов ореолом обладателя тайнами кладов, и, зная прекрасно этих людей, сознавал, что вызвал в них большее уважение к себе. Этим он надеялся до известной степени смягчить участь Лео в случае, если бы тот опять попал в их руки. Грубые и жесткие люди были все эти арабские торговцы, но алчность и суеверия не уступали в них чувству жестокости, и потому-то Симба и противопоставил зверской жестокости и злобе Солимана его алчность к наживе и его суеверный страх перед всем, что таинственно и непонятно для него.
Правда, между Симбой и Солиманом лежал еще один огромный камень преткновения: предполагалось вооруженное нападение на Лугери в самом непродолжительном времени, и друг его Магомет сообщил ему под видом строгой тайны, что Солиман и Осман снарядили целый отряд, и что к югу от Удшидши недолго будут царить мир и тишина.
Но теперь, конечно, об этом не стоило говорить. Нападение следовало отразить силой оружия, а не переговорами; в данный же момент Симба и Солиман еще не стояли на враждебной почве друг против друга.
Размышляя таким образом, Симба окинул рассеянным взглядом гавань и берег и к немалому своему удивлению увидел, что на «Змее», готовятся к поспешному отплытию, ставят паруса, грузят товары и припасы. Инкази, также совершенно готовый к отъезду, сидел в своем маленьком челноке и с видимым интересом следил за работой вадшидши, находящихся на службе у Солимана и хлопотавших теперь над снаряжением «Змеи» в далекий путь.
Значит, старик не шутил вчера, когда сказал, что отправится завтра в горы Кунгве отыскивать Лео. К чему же иначе это спешное приготовление к отъезду?
В это время на рыночной площади появилась кучка измученных, заморенных негров, направлявшаяся к жилищу Солимана. Очевидно, это были люди, высланные для поимки Лео и возвращавшиеся после бесплодных поисков. Симба последовал за ними и, придя к Солиману, услышал из его уст подтверждение своего предположения, что Лео еще не удалось захватить.
На этот раз Солиман казался более спокойным и был более предупредителен по отношению к Симбе, чем вчера.
— Как видно, мой невольник избрал водный путь. Я сам поеду сейчас на юг и буду расспрашивать о нем во всех прибрежных селениях, а также побываю в тэмбе Мудимы и там поспрашиваю о нем! Кстати, я узнал, что ты прибыл сюда в жалком челноке, и так как моя «Змея», вероятно, придет гораздо раньше в залив Лувулунгу, то, если хочешь, я с готовностью предлагаю тебе отправиться вместе со мной на моей барке, — проговорил Солиман.
— Весьма благодарен тебе за твое предложение, Солиман, — отвечал Симба. — Но я обещал Инкази, что вернусь с ним, а так как ты, наверное, меня догонишь, то в случае, если бы мой челнок действительно оказался неудобным, я с большой радостью воспользуюсь твоим любезным предложением. Итак, до скорого свидания!
Он с облегченным сердцем распростился с работорговцем и поспешил в гавань.
— Инкази, — крикнул он, — нам следует как можно скорее вернуться!
— Хорошо, Симба, — ответил тот, — но нам надо захватить с собой что-нибудь из пищи; Ты ведь хотел купить рабов, а у тебя нет даже двух-трех бус, чтобы выменять курицу.
Симба смутился, однако вспомнил, что при нем есть «деньги», два не бывших еще в употреблении носовых платка. Это была самая настоящая африканская мелкая ходовая монета. Достав их из кармана, он передал Инкази и сказал:
— Думаю, что тебе этого хватит! Беги скорее и купи на рынке все, что тебе покажется нужным!