Танго смерти
Шрифт:
– Доброе утро, сплюшка! Идите вон туда – там из-под ивы бьет родник.
Я послушался и действительно увидел в большом горшке плакучую иву, из-под которой била и уходила в землю вода, она была прохладная, и я с удовольствием умылся, а потом сделал осторожный глоток – вода была вкусная, хотелось ее пить и пить, хоть она и сводила зубы.
Миля сложила постель, я отнес ее на место, потом мы позавтракали и отправились в путь. Туман рассеялся и клубился только под самым потолком, солнечные лучи сияли и играли на корешках книг, мы шли, весело переговариваясь, как вдруг что-то шмыгнуло за стеллажом и засеменило прочь.
– Что бы это могло быть? – удивился я.
– Что-то такое, что нас не ожидало.
– Такое впечатление, что оно было мокрое.
– И противное.
Стеллажи напоминали скалы, на которые можно было взбираться и зависать над пропастью, но мы предпочитали их обходить, хотя иногда это давалось не так уж и легко, потому что чем дальше, тем более
Под ногами поскрипывал старый пол, а снизу доносился резкий запах моря и водорослей, он словно поднимался из щелей в полу, я даже не удержался, стал на четвереньки и заглянул в одну такую щель, там было темно, но морем пахло еще отчетливее, в той черной гуще, в мохнатой тишине волны чуть слышно наплывали на берег, неспешно и сонно, словно море еще не проснулось, все еще пребывая в самоуглубленной дремоте и раскачиваясь в медленном ритме, волны ложились мягко и нежно, как одеяльце на младенца. Я ничего не мог разглядеть, лишь кое-где мелькали огоньки, напоминающие свечение планктона, и когда они вспыхивали, можно было различить какие-то черные блестящие холмы, которые появлялись и исчезали в волнах, и разобрать было невозможно – то ли это каменные глыбы, то ли спины каких-то морских чудовищ, которые тоже еще дремали, нежась в теплой постели.
– Мне, наверное, мерещится, – пробормотал я, – но там что-то похожее на море.
– Нет, не мерещится, – сказала Миля, – здесь когда-то было море, потом оно ушло под землю и продолжает жить, время от времени поднимается на поверхность, подходит к подвалам домов, а потом снова опускается, оставляя после себя целые заводи… В этом море живут неведомые существа – не рыбы и не люди, иногда они выходят из глубин, и их можно встретить на улице. Но только поздно ночью. Они одеваются, как и мы, но у них большие зеленые глаза и ходят они босиком, потому что их ластообразные ноги не влезают ни в одни ботинки. Вполне возможно, что они пробираются и в библиотеку.
– Вот чем объясняются те мокрые следы… водоросли и медузы… – сказал я, поднимаясь. – Ну что ж, пойдем дальше.
Неожиданно мы вышли на более открытое место, которое уже не подавляло нас скалами стеллажей, мы увидели перед собой резные и инкрустированные шкафы, буфеты, диваны, столы, конторки, кресла, – и все это в разных старинных стилях, мы просто диву давались. Миля даже руками всплеснула: «Какая красота!» Мы ненадолго задержались, чтобы полюбоваться этими сокровищами, Миля прихорошилась перед зеркалом, я позаглядывал в шкафы и конторки в поисках чего-нибудь интересного, но ничего не обнаружил, и мы продолжили свой путь в глубь библиотеки. Но едва мы оказались между стеллажами, как за нашими спинами громко захлопнулась дверь. Я вздрогнул.
– Я все двери закрывал.
– Может, сквозняк?
– У меня такое чувство, что за нами кто-то следит. Иногда слышны шаги, иногда шепот, какое-то поскребывание.
– Я тоже все это слышала, но в таком огромном помещении – это дело обычное. Холодный и теплый воздух находятся в постоянном движении, а к тому же этот туман… Старая древесина на полу и стеллажах потрескивает, это нормально…
Неожиданно мимо наших глаз что-то пролетело и село на разлапистый рододендрон, с которого свисало множество бурых усиков, это была маленькая тоненькая книжечка с пестрой обложкой, похожая на мотылька, который суетливо переступал с ножки на ножку, и когда я попробовал приблизиться, книжечка вспорхнула и исчезла. Зато другая книга спорхнула со стеллажа и тоже полетела, трепеща страницами, а сделав круг, хлопнулась о стену и будто
– Не думала, что это так страшно, – сказала она, – до сих пор они вели себя вполне мирно, казалось, спят так крепко, что проснутся только через миллион лет, а тут какая-то сила их всколыхнула. Это, наверное, не к добру. Пани Конопелька говорила, что в последний раз такое наблюдалось перед войной. Как вы думаете? Может, будет война?
– Кто-то обязательно начнет. Или Гитлер, или Сталин. А мы снова будем горе мыкать.
– Я устала и проголодалась, а вы как мужчина просто обязаны раздобыть еду. – Она вытащила из сумки карту и объяснила, над каким стеллажом висит мясное и где можно найти головку сыра и вино. И вскоре мы уже удобно расположились под фикусом на стопках книг и обедали. Я посмотрел на стеллажи, до № 1730 было уже недалеко, потому что сидели мы под № 1688 F, буквы редко доходили до K или L, поэтому была надежда, что уже сегодня я добуду остальные страницы.
Когда мы собрались идти дальше, из-за стеллажей вдруг вынырнул маленький сухонький человечек с морщинистым кривоносым лицом и маленькими узкими глазками, одет он был в какие-то старомодные вещички, изрядно обтрепанные и замызганные.
– Так я и знал! Она опять отправила экспедицию на мои поиски! – воскликнул он, а заприметив кусок колбасы, ухватил его и мигом слопал, потом выхватил у меня вино и одним духом выпил его. – Передайте ей, что я никогда не вернусь в ее мир. Никогда! – Тут он даже ногой топнул.
– Кому передать? – поинтересовался я.
– Только не говорите, что вас послала не Конопелька! Вот ей и передайте.
– Ага, так вы ее жених, которого она уже столько лет понапрасну ждет?
– Я уже давно не ее жених. Я ушел от нее, чтобы посвятить себя изучению морского дна. Я живу там, – он ткнул пальцем в пол. – Там у меня свой мир. Меня обслуживают самые лучшие морские девы. Я сплю на кровати из сухих водорослей, укрываюсь одеялом из пуха чаек, а питаюсь рыбой и моллюсками. – Заметив наши удивленные взгляды, добавил: – Сегодня у меня был творческий день, я не ходил на охоту. Поэтому и проголодался. Зато я открыл никому не известный вид Астурии Митиленской, которая состоит в кровном родстве с Роделией Цуримской [68] , вымершей еще до Рождества Христова. Но тут… тут она цветет и пьянит своим ароматом. А все почему? Да потому, что книги создают под воздействием моря особый микроклимат и даже сами оживают. Вот буквально в прошлом месяце несколько книг, сбившись в хищную стаю, загрызли одного известного ученого, он забрел сюда в поисках мемуаров Альбрехта фон Валленштайна и его писем к Густаву-Адольфу. Библиотека становится небезопасной. Она живет своей жизнью. Да-да, не удивляйтесь. Вот даже эти стеллажи, – он постучал пальцем по дереву, – даже они не совсем тупые, как вам кажется. И не такие уж неподвижные. Иногда они путешествуют. Меняются местами. А сейчас прислушиваются к нашим словам. Вот, пожалуйста! – Старик приложил ухо к серой поверхности стеллажа и прислушался. – Кому-то может показаться, что это шамкает шашель, а я вам скажу, что это не так. Это они перешептываются между собой на своем шуршащем языке. Ну, а так, между нами: вы действительно верили в то, что меня можно найти?
68
Астурия Митиленская и Роделия Цуримская — цветы, росшие на скалах в Аркануме.
– Вы, наверное, будете удивлены и разочарованы, – вмешалась Миля, – если я вам сообщу, что мы ищем не вас. Кое-кого из нас действительно отправила пани Конопелька, но совсем с другой целью, и нам еще до нее шагать и шагать.
– Так что – эта старая перечница уже забыла обо мне? – с глубокой грустью произнес человечек.
– Нет-нет, – сказал я, – она не забыла, она ждет вас. И даже хранит свою невинность, говорит, что не может умереть, прежде чем потеряет ее с вами. Но мы действительно забрались сюда с другой целью.