Танки генерала Брусилова
Шрифт:
Когда «Сикорский» зарулил, наконец, к стоянке на Качинском летном поле, Александр Васильевич взмок так, будто не пассажиром летал, а крутил винт наперегонки с мотором.
– Добро пожаловать в морскую авиацию, ваше высокоблагородие! – Арцеулов поднял очки на лоб. – Понравилось?
– Изумительно! Но больше пока не хочется. У вас чего-нибудь крепкого не найдется? Нервишки успокоить.
Общий зал, где столовались инструкторы и немногочисленные курсанты, служащие школы именовали «кубрик». Колчаку Качинское заведение казалось странной смесью морского, армейского и цивильного. Обучаются в первую голову пилоты для императорской армии, все они корнеты или поручики. Многие летают над морем на гидросамолетах, стало быть – морская авиация. А большинство инструкторов цивильные до мозга костей, тот же Арцеулов. Школа плоть от плоти своего эксцентричного основателя – Александра Михайловича.
– Говорите, баржа только к весне поспеет, – протянул симпатичный жгучий грек, летчик-инструктор Дмитрий Георгиевич Андреади. – Выходит, нужно подобрать четыре-пять добровольцев, чтоб за зиму учились взлетать и спускаться на таком пятаке.
– Взлететь – дело нехитрое, – отметил Арцеулов. – Эсминец или крейсер потянет баржу узлах на двадцати против ветра, на разбег и половины той длины хватит. Вопрос в спуске.
– Ваше здоровье, господа! – Коньяк приятно согрел горло, застуженное в полете. Нанизав на вилку грибочек, каперанг озвучил пришедшие после полета мысли. – Полагаю, на носу нужно нечто вроде рыбацкой сети. Если палубы малость не хватит, аэроплан о нее остановится, пусть с повреждениями. И пилоту не придется купаться. А касательно воздушных потоков от труб, самоходная матка мне представляется чем-то подобной на черноморские поповки – дымовые трубы разнести в стороны относительно диаметральной плоскости на островных наростах в миделе.
– На какую ширину? Простите нас, сухопутных, но поповки в Крыму до сих пор – символ нелепицы. Размах верхнего крыла у одномоторных машин – до сорока пяти футов. Чтобы они не ломали планы о трубы, дайте зазор с каждой стороны еще футов по десять.
– Получится плавучий крест. А чтоб острова в воду не макались, их придется спонсонами подпереть. – Колчак быстро исчеркал салфетку карандашом. – Странное сооружение. Надеюсь, как налетаемся с баржи, нам позволят переделку крупного, остойчивого корабля.
Начальник школы Виктор Владимирович Дыбовский подал здравую идею.
– Если нужна самоходная авиаматка малых размеров, поставьте на нее тринклеры от подводных лодок, сил на тысячу. Глядишь, узлов десять-пятнадцать она и даст. Тринклерам, как и бензомоторам, высокая дымовая труба ни к чему.
Четвертый участник застолья инструктор Ефимов увел разговор в неожиданную сторону.
– Господа, слова «самоходная матка» вам действительно по душе? Мне давеча друг-медик разное забавное про дамское тело рассказывал. По науке, матка – как раз та часть тела, пардон, коим женщина решительно от нас отличается. А с приставкой «самоходная» звучит вообще, гм, сатирически.
– Действительно, – смутился Колчак. – Пожалуй, летчики, сверху на мир смотрящие, видят женщин под необычным углом. Хоть и не снизу, где это… Куда мы их любим. Выходит, господа, нужно придумать таким кораблям пристойное название. Чтобы не зубоскалили.
– Аэропланоносец. Нет, длинно и иностранно. Самолетоносец. Все одно не так. – Дыбовский развел руками, показывая – словотворчество не его сильная сторона.
– Авианосец. Коротко и ясно, – окрестил Арцеулов пока не существующие в природе корабли.
Пока Колчак метался меж Николаевым и Качей, упражнения на взлет-спуск с предельно короткой полосы курсанты школы взялись осваивать полным составом. Не каждому из них служить на авианосце, но такие экзерсисы точно не во вред. Неизвестно, какие летные поля будут на войне.
По весне командующий флотом адмирал Эбергард с недоумением разглядел плавучее недоразумение, которое приволок буксир из Николаева. Низкая и потому вряд ли мореходная баржа, укрытая выступающей со всех сторон деревянной площадкой, никак не смотрелась надеждой морской авиации и будущей грозой линкоров.
На барже суетился Колчак. С пришвартованного к ней лихтера сгружались бочки с топливом, маслом и водой, мешки с песком, канаты и куча других странных принадлежностей, со списком которых каперанг замучил Севастопольское адмиралтейство.
Окончив надзор за погрузкой, Александр Васильевич спрыгнул на разъездной катер и помчался докладывать Эбергарду о готовности, словно адмирал был зачинателем опытов с аэропланами. На самом деле Колчак хотел тем самым напомнить командующему об обещании дать быстроходный корабль, как то предписало Морское ведомство.
Адмирал против приказа идти не мог, однако и не слишком радел. Поэтому выделенный эсминец «Гневный», вернувшийся с приемо-сдаточного похода, дней десять простоял, пока мастера с «Наваля» устраняли заводские недочеты. Потом испортилась погода, и «Гневный» отчалил без баржи. А когда через день развиднелось, адмирал развел руками – дескать, на рейдах Севастополя подходящих кораблей нет. Не разводить же по таким пустякам пары на линейном броненосце.
Колчак не выдержал и отправил телеграмму Александру Михайловичу, рискуя до конца жизни получить нелестную репутацию кляузника. Неизвестно, что высказал Морской министр командующему флотом, но буквально через пару часов к каперангу попал миноносец в полное его распоряжение.
Обрадованный Колчак схватил телефонную трубку, приказал барышне соединить его с Дыбовским, а затем помчался к стоянке миноносцев. Увидев, чем именно осчастливил его Эбергард, Александр Васильевич схватился за сердце.
Пародия на боевой корабль даже имени не имела. Так, миноносец №273, ровесник баржи, а по размерам – куда меньше. И выглядел он до крайности уставшим от жизни. Начальствовал на нем немолодой мичман с признаками застарелого пьяницы. Таких жалеют, дают выслужиться до пенсиона и ссылают на подобные калоши, где невозможно флоту причинить ущерб.
Командир плавучего недоразумения, выказывающий не больше радости, нежели адмирал, поведал, что в далекие юные годы миноносец разгонялся до двадцати узлов. Ныне, рискуя котел взорвать, не даст более пятнадцати.
Команда подобралась под стать командиру – разболтанные, хамоватые и отвратительно революционные, к тому же некомплект пять человек. Привыкший к относительному порядку на Балтике, Колчак взирал на них с изумлением. Если в Севастополе такие командиры, от адмирала до мичмана, у России просто нет здесь флота!