Танки генерала Брусилова

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Рассуждения танкистов о великих князьях двумя руками поддержали бы Колчак и Сикорский. После ухода в отставку Макарова и смерти Берга уже никто не мог более убедить в чем-то Морского министра Григоровича, да и к Государю прорваться, чтобы настоять на своем. Россия продолжала по инерции строить подлодки, миноносцы, крейсера и броненосцы, но творческий запал ушел и не хотел возвращаться. Поэтому морская авиация забуксовала, а отчаявшийся пробить головой стену Колчак в свое время плюнул на межведомственные барьеры и пошел на поклон к Александру Михайловичу.

Великий князь Сандро принял под крыло Сикорского, благодаря чему иностранные аэропланы в Императорских ВВС начали вытесняться отечественными, а на Русско-Балтийском вагонном

заводе появился авиационный цех. У Галерной гавани остался опытный полигон, где на сухопутные поначалу машины устанавливались поплавки. Там, например, впервые взлетел с воды первый гидросамолет Игоря Ивановича. О взлете с баржи и спуске на нее Колчак предложил временно забыть.

Их совместная мечта о многомоторном самолете, на котором не страшно ходить над морскими просторами, нашла свое сухопутное применение в громадной машине «Гранд». Более совершенный ее вариант Сикорский обозвал по-былинному: «Илья Муромец». На нем летал в Киев и обратно, ставил множественные рекорды, но до военного применения исполина было еще ох как далеко. Да и высока оказалась его цена, которую руководящий аэропланным отделом Руссо-Балта заводчик Шидловский вывел в полторы сотни тысяч рублей. Опыты с бронетракторной техникой обходились казне не в пример дешевле.

Снова выбравшись в Гатчину через две недели, Врангель с осторожностью влез в проем дощатой панели, изображавшей лобовую броню нового Б-3. Внутри ему неожиданно понравилось. Более широкий и просторный корпус, нежели у второй серии, позволил уместить трехдюймовку справа от механика-водителя. Стоя на полу боевого отделения, вполне удобно стрелять из башенного «льюиса».

– Это самая первая прикидка, – пояснил Романов. – Я рассчитываю сделать верх лобовой части сильно скошенным назад и поднять подбашенную коробку на фут. Орудие сместится вверх и назад, доступ к прицелу и казеннику получат двое. Можно чуть удлинить корпус.

– Масса возрастет, – возразил барон, перебираясь на место водителя и представляя, как управлять машиной, когда у правого уха бабахает 76-миллиметровая дура.

– Не более чем на полторы тонны. Ходовая и мотор справятся.

Потом долго и нудно обстреливали броневые листы с разных расстояний. Пушка с самодельным вкладышем пробила отвесный лист в полтора дюйма с четырехсот шагов, а дюймовый с шестисот. К сожалению, после восьмого снаряды начали занижать траекторию, а потом падать чуть не под ноги – самоделка приказала долго жить.

Штатная короткая пушка «тройки» показала себя из рук вон плохо. Во-первых, в саженный дюймовый лист на четырехсот шагах из нее попали лишь с третьей попытки, изрядно его исцарапав, но не более. Во-вторых, даже орудие Гочкиса с танка Б-2 стреляло точнее и как минимум пробивало сталь не хуже.

Обычная полевая трехдюймовка показала, что болванкой с твердым наконечником пробьет с версты лист любой толщины, которую смогут навесить на панцер в ближайшем будущем. Заполняя протокол, Романов под взглядами генералов пришел к окончательному выводу: не ограничиваться полумерами, а скорее делать танк с длинной 76-миллиметровой пушкой во вращающейся башне.

Генерал-музыкант Кюи перестал сопротивляться выходкам Врангеля и Брусилова, способных прорываться к Государю. Неожиданно легко дал себя уговорить на тракторные и артиллерийские новшества новый Военный министр генерал от кавалерии Владимир Александрович Сухомлинов. Он, в отличие от своего предшественника Редигера, считал, что новой техникой создаст видимость решительного повышения боевой силы Русской императорской армии и заслужит высочайшее одобрение своей деятельности. Когда начальник бронетракторного управления рассказал, как быстро резолюция Сухомлинова появилась на проекте переделки Б-3 и к началу работ над танком массой свыше двадцати тонн, Брусилов спросил:

– Чует душа, вы к министру зашли под самый конец дня.

Генерал Кюи понимающе улыбнулся и предложил

не развивать эту тему. Собственно, что тут обсуждать – секрет полишинеля. У министра молодая жена-красавица, на тридцать два года моложе весьма спелого генерала. Вот он и бежит поскорее домой. Потому у его кабинета всегда очередь за час до убытия. Попасть на прием к министру в это время считается удачей, он ставит свою завитушку после краткого рапорта и не слишком вчитываясь. Чуть позже – нехорошо. Рискуя не успеть домой ко времени, обещанному ненаглядной Катрин, Сухомлинов предпочитает отложить бумагу до завтра, а там бабушка надвое сказала. Приласкает его Катерина Викторовна – министр радуется жизни, чертит «представляется удобоприменимым». Ежели закроется на ключ в своей спальне и не подпустит мужа – беда. Генерал придет чернее тучи, всем откажет. После обеда отойдет, предвкушая новое свидание с супругой, и можно опять беспокоить его просьбами. Так строилась военная политика огромной империи в тревожное время, когда Балканская война с очевидностью показала, что мир в Европе хрупок и недолговечен.

Глава пятая

– Разрешите, ваше высокопревосходительство?

– Давно уже просто Степан Осипович. Заходите, каперанг.

Настоящие, а не паркетные адмиралы никогда не расстаются с морем. Макаров выстроил к отставке небольшой, но весьма аккуратный особняк на Васильевском острове на самом конце Наличного переулка. Комната на втором этаже, которую хозяин именовал кают-компанией, окнами выходила на Галерную гавань, а балкон неуловимо напоминал рубочный мостик субмарины, только гораздо просторнее. Отсюда чудесно видны корабли, идущие в Неву от Кронштадта, пока Невская губа не замерзнет на зиму.

– Закурите, Александр Васильевич? Я ныне воздерживаюсь. Разве что по случаю гостей.

– Благодарю, Степан Осипович. Осмелился вас побеспокоить по важному поводу, о котором писал в письме.

– Как же, помню. Вы из тех, сделавших помесь аэроплана с лодкой, что будят старика по утрам.

– Прошу прощения.

– Пустое. Продолжайте, хотя мне трудно понять, чем отставник может быть вам полезен в таком деле.

– Был бы весьма благодарен, если вы меня выслушаете. В Морском министерстве я понимания не нашел. Потому и прошу совета. Не секрет, что война в Европе может разгореться из-за любого пустяка за какую-то неделю-полторы. Наши главные морские силы – на Балтике. Однако ныне совсем другая ситуация, нежели в войнах прошлого века, когда победу на море добыли русские подлодки, коим не было равных. У Германии, Франции и Британии огромное количество малых миноносных кораблей и минных заградителей. Не понимаю отчего, но Адмиралтейство упорно не желает видеть, что Балтийский флот может оказаться запертым и не выйдет из датских проливов, если против нас будет воевать кайзер. Южный флот расправится с Австро-Венгрией, Тихоокеанский – с германской колонией в Циндао, если японцы не опередят. И все! Северное море и сообщения с Западной Европой нам не доступны. Противостояние с Британией тоже нам не по зубам. Они засядут на своем острове, отгородятся флотом и минными полями, меж которыми будут водить свои конвои, чтобы не помереть с голоду. Нечем их достать.

Макаров пыхнул трубкой и плотнее запахнул ношеную адмиральскую шинель. С залива тянуло промозглой осенней сыростью.

– А вы убеждены, что ваши плавающие аэропланы смогут изрядно навредить врагу?

– Да! Если исполнят ту же роль, что подлодки против турок. То есть доставят торпеду к вражескому кораблю.

– Любопытно. Вы пробовали пускать торпеду с гидроплана?

– Нет. И, думается мне, пока не стоит пробовать. Взлет с воды сложнее, нежели с суши. Торпеда весит больше тридцати пудов. Для ее подъема потребен большой аэроплан вроде «Ильи Муромца». С земли же торпеду увезет одно– или двухмоторный аппарат, тихоходный, с большим удлинением крыла и мощностью мотора сил на двести пятьдесят.