Танкистка

Айзенберг Александр

Мы выдвинулись к Минску, хотел я похулиганить в том направлении, когда в попавшейся нам по пути деревне мои бойцы не наткнулись на немецких фуражиров под охраной взвода пехоты. Немцев задавили мгновенно, к тому же первыми шли трофейные грузовики и бронетранспортёры, так что немцы просто приняли нас за своих. Когда они поняли свою ошибку, было уже поздно, их мгновенно помножили на ноль, но вот при зачистке, в одном из сараев, мои бойцы захватили живьём немца, который насиловал там совсем молодую девушку. Это меня просто вызверило и не потому, что я сам сейчас оказался в женском теле и мог спокойно примерить это и к себе, нет, точно также меня это взбесило бы и в моём собственном старом теле. Просто достаточно было представить, что на месте этой совсем молодой девчонки могла оказаться твоя дочь, сестра, жена или мать, а потому меня затопила лютая злоба и ярость и просто так этот фашист у меня не отделается, просто убить его, это значит пожалеть. При этом я отлично понимал людей, которые убивали или кастрировали пойманных насильников своих родных и горячо поддерживал их. Я приказал привязать немца к телеграфному столбу на улице деревни, причем его трусы и брюки не одевать, тот не успел одеться, мои орлы застали его только поспешно одевающимся. После того, как мы обыскали всю деревню и убедились, что живых немцев больше нет, то на площади возле привязанного немца собралось большая часть моего отряда.

Большинство моих бойцов уже знало, что это насильник, но я всё равно сказал это всем остальным, после чего проговорил, что преступления немецких солдат и их прислужников не останутся без ответа. Затем позвал Денисенко, тот с огромным удовольствием приводил такие наказания в исполнение, и не знаю,

сможет он оттаять после такой страшной гибели своей семьи или нет. Но пока он охотно приводил такие наказания в исполнение. Притащив колоду и мясницкий тесак, он также достал из-за голенища своего сапога остро отточенную финку и после того, как наш переводчик рассказал связанному немцу, что с ним будет и за что именно, привёл приговор в исполнение. Потерявшего сознание немца просто бросили на землю, надеюсь не сдохнет пока его не найдут свои, после чего посоветовал селянам уходить, так как немцы ни кого не пожалеют и убьют всех.

Я ни сколько не сомневался, что немцы сразу поймут, кто тут поработал, но и чёрт с ним, пускай знают и боятся. В конце концов я именно этого и добиваюсь, что бы они знали, что за все зверства против наших граждан их ждёт самая жестокая кара. Раз Красная армия не смогла их защитить, то пусть знают, что безнаказанными их преступления не останутся. Если хоть некоторые немцы устрашаться возможного возмездия и не совершат преступления, опьянённые своей безнаказанностью, то уже я не зря строю из себя вконец отмороженную девку. Но это так, всего лишь один небольшой эпизод этой кровавой войны, а пока надо претворять в жизнь свои планы. На первом месте стояло пополнение собственных рядов, а где их взять? Окруженцы? Так их ещё выловить надо, мы уже достаточно глубоко в немецком тылу, так что их будет не так много, зато есть наши пленные, и они будут очень хорошо замотивированы. Окруженцы конечно тоже лиха хлебнули, но вот относится они к немцам будут не так, как те, кто уже прошел через их руки угодив в плен. Эти уже знают, что их ждёт при повторном попадании в плен, а потому сражаться будут яростно и ни кого щадить не будут. Тут не будет дурацких братаний, которые устраивали некоторые дурачки замполиты. Вот к одному из таких лагерей мы и направились, причём весь отряд выходить к нему не будет, зачем. К лагерю отправится ударная группа из роты пехоты и трофейной техники. Сам отряд встал в достаточно укромном месте и я выслал к лагерю военнопленных разведку. Немцы не стали особенно мудрить, а на поле, где были только какая-то небольшая колхозная контора и пара крепких сараев, устроили лагерь военнопленных. Они огородили столбами с колючей проволокой довольно большой участок поля. В конторке устроили свой штаб, один из сараев переделали в казарму для охранников, а второй сарай под склад. Разумеется они поставили и вышки, где разместили пулемёты, вот такой у них получился временный лагерь для военнопленных. Наши пленные находились просто на огороженном колючей проволокой поле, под палящими лучами солнца, там же и спали. Особо мудрить мы не стали, еще ночью наши снайпера с прикрытием из пулемётных расчётов заняли места напротив вышек. За это время у нас набралось уже одиннадцать снайперских винтовок, пять СВТ и шесть мосинок. Вот их я приказал выдать лучшим стрелкам отряда и сейчас они заняв места, накрылись кусками маскировочной сети и ждали. Тянуть я не стал и около семи утра на дороге показалась колона, впереди ехали четыре тяжёлых немецких мотоцикла с колясками, за ними двухосный колесный бронетранспортёр с автоматической пушкой, за ним короткий полугусеничный бронетранспортёр с 37 миллиметровой пушкой, далее десять крытых немецких грузовиков и замыкали колонну два обычных немецких бронетранспортёра и два наших пулемётных бронеавтомобиля БА-20. Они были с того пункта сбора трофейной техники, что мы захватили. Немцы трофейщики ещё те, вот и приказали нашим пленным, что работали на том пункте, перекрасить отремонтированные бронеавтомобили в серый цвет и нарисовать на них кресты. С виду обычная немецкая колонна с парой трофейных бронеавтомобилей, которые взяли на вооружение, но тем не мене, когда до лагеря оставалось метров триста, немцы встревожились, и нам пришлось начинать немного раньше запланированного. Увидев, что немцы готовятся к бою, мои снайпера открыли огонь и спустя считанные секунды все вышки остались без караульных, которые были или убиты, или тяжело ранены, а колонна до этого ехавшая не спеша, резко добавила скорости. Снайпера, разобравшись с караульными на вышках, перенесли свой огонь на остальную охрану лагеря, стараясь в первую очередь выбить командный состав. Мотоциклы рванули в стороны и немного отъехав остановились, а бойцы соскочив с них, используя их как укрытие, открыли огонь по охране лагеря. Грузовики тоже притормозили и из них посыпались мои бойцы. Если водители грузовиков и мотоциклисты были одеты в немецкую форму, то пехотинцы в грузовиках в красноармейскую. Бронетехника прибавила скорость и буквально спустя полминуты достигла ограды лагеря, причём вперёд вырвались колёсные бронемашины, как наиболее быстрые, всё же полугусеничные бронетранспортёры не отличались скоростными качествами. (Скорость немецких полугусеничных бронетранспортёров составляла 53 км/ч по шоссе, в то время как скорость советских колёсных бронеавтомобилей БА-20 была 90 км/ч.)

Пользуясь тем, что у противника не было ни каких противотанковых средств, бронемашины нагло встали перед оградой и открыли шквальный пулемётный огонь, спустя минуту к ним присоединились и трофейные немецкие бронетранспортёры. Пулемётчиков на них защищали щитки на пулемётах и в первую очередь бойцы давили огнём немногих пулемётчиков немцев. Наши пленные, как только началась стрельба, дружно попадали на землю, стараясь как можно крепче в неё вжаться. А мои бойцы методично отстреливали охрану лагеря, вот кого точно ни кто не собирался брать в плен, так это лагерных охранников. Тут как раз подъехали и грузовики с пехотой, которая дружно высыпала из грузовиков и включилась в бой. В течение пяти минут вся охрана лагеря была уничтожена. Пленные встрепенулись и попробовали начать ломать ворота, но раздавшиеся выстрелы со стороны прибывших, мгновенно их остановили. Вперёд вышел старший лейтенант Горобец, которому я поручил освобождение лагеря.

— Внимание! Прошу всех оставаться на своих местах! Сначала мы проверим лагерный архив на предмет изменников Родины, которые согласились работать на противника, затем организованно начнётся опрос на предмет попадания в плен и ваших военно-учётных специальностей. Имейте терпение!

В ходе боя административный дом уцелел и сейчас несколько бойцов, знающих немецкий язык, разбирались с картотекой и выявляя согласившихся работать на немцев. К удивлению таких оказалось совсем немного. С выявленными предателями не церемонились, их просто расстреляли, и уже спустя час, партиями по сотне человек пленных стали сортировать. Сначала разумеется выяснялись детали попадания в плен, а затем ВУС бойца и его распределяли по подразделениям. Мы смогли практически полностью закрыть необходимые специальности, к сожалению лагерь оказался исключительно для рядового состава, уже после фильтра и командиры там были лишь случайно, те, кто успел переодеться в красноармейскую форму. Мы забирали с собой большую часть пленных, а тем, кого мы не взяли с собой, оставили всё оружие охраны и все запасы продовольствия, лишь посоветовав им, что именно им надо делать. Пока наше новое пополнение должно было пешим строем выдвинуться в нашу сторону и укрыться в лесу, с собой мы брали только водителей. После чего мы начали охоту за немецким транспортом, мобильность наше всё, так что от наличия грузовиков для личного состава зависела наша жизнь. Выдвинувшиеся во все стороны мобильные группы устроили засады на немецкий транспорт. Выбирали небольшие колонны и желательно, идущие в тыл, так как при этом была большая вероятность, что машины едут порожняком и нам не придётся возиться с их грузом. Таким образом, уже к вечеру, мы захватили около сотни грузовиков, что позволяло нам разместить всех новичков по машинам.

Прибыв в основной лагерь, бывших пленных накормили, а затем уже распределили их по подразделениям, практически полностью закрыв все вакансии. Разумеется оружия на всех не хватило, слишком много их было, так что сперва нам предстояло навестить очередной сборный пункт трофейного оружия, для того, что бы вооружить наше пополнение. Ближайший такой пункт был километрах в 30 от нас, вот туда мы и отправились на следующий день, причём всем отрядом, так как следующей остановкой у меня был запланирован наш склад тылового обеспечения. Практически все освобождённые пленные были в обносках,

прошедшие бои не прошли без последствий, а потому необходимо было кроме оружия, еще и переодеть их в новую форму, а то вид они имели не бойцов Красной армии, а каких-то оборванцев. Этот склад уцелел, а поскольку в основном на нём хранилась форма и другая амуниция, то немцам он был малоинтересен. Вот склады с продовольствием, топливом и вооружением другое дело, а зачем им советская форма в таких количествах? А вот мне она сейчас была просто необходима, мы конечно на предыдущих складах, где переодевались, сделали небольшой запас запасной формы, благо транспорт для её перевозки имелся, но для того количества новых бойцов, что мы получили, это была капля в море. На пункте сбора трофейного вооружения мы вооружились одной стрелковкой, в основном карабинами и винтовками Мосина и станковыми Максимами, аж 37 пулемётов и два десятка ручных ДП-27. Забрали все пулемёты, на себе нам их не таскать, а так в случае чего плотность огня будет запредельной, особенно учитывая то, что охлаждение у Максимов водяное и он может стрелять длинными очередями, не особо боясь расплава ствола. Кстати можно сказать первое боевое крещение мой новоявленный полк получил уже на следующий день. Место было ну очень хорошее, тут лесная дорога, по которой мы двигались, приближалась к довольно оживлённому шоссе, по которому постоянно двигались немецкие войска. Разведка доложила о приближение большой немецкой колонны, бронетехники в ней было мало, но она как раз меня волновала меньше всего. Наличных сил было достаточно, вот я и распределил их вдоль дороги на протяженности километра. Вот как раз и пригодились нам станковые Максимы, как они дали по немецким машинам. В общей сложности, учитывая пулемёты бронетехники и ручные, немецкую колонну причесали более полутора сотен пулемётов. Буквально через пару минут шквального огня, на дороге стояли горящие и напоминающие решето машины, из которых струйками стекала кровь, образуя кровавые лужи на земле. Нам даже не пришлось выходить на дорогу, что бы произвести контроль, даже если кто и выжил, то это точно будут единицы. Вот после этого мы и двинулись к складу с обмундированием. Охрану, в составе пехотного взвода, унасекомили за пять минут, разумеется перед этим перерезав телефонный кабель. Бойцы, когда почти сутки были вынуждены ждать, помылись и постирались у лесного пруда. Теперь, когда они сами были чистыми, бойцы с огромным удовольствием сбрасывали своё рваньё и переодевались в новое нательное бельё и форму. К вечеру, на построении перед мной стояли шеренги бойцов полностью обмундированных по уставу, с касками, скатками шинелей и вещевыми мешками за спиной, а наш штатный фотограф, да, я ввёл такую должность в штат нашего штаба, делал фотографии вновь сформированного механизированного полка. Забегая вперёд, когда позже они были переправлены на Большую Землю, в газетах вышли очерки с фотографиями, которые наши бойцы и гражданские зачитывали до дыр. На фоне поражений и отступления фотографии горящей немецкой техники, многочисленные трупы немецких солдат и ровные шеренги полностью обмундированных и вооруженных бойцов в глубоком тылу врага с многочисленной техникой, причём из нашей новейшей и трофейной оказали большое впечатление на всех. Однако самым большим шоком для всех оказалось, когда люди узнали, что этим отрядом, который громит немецкие тылы командует девушка. А для меня потом неожиданностью было сообщение с Большой земли, что мне присвоено звание капитана и Героя Советского Союза. Это приказал сделать Сталин, когда узнал о нашем отряде. Стране в это трудное и кровавое время крайне необходимы были герои и образцы для подражания, и я как раз вписался в это дело. Ну ещё бы, простая девушка формирует механизированное подразделение в тылу врага и начинает его громить с минимальными собственными потерями. Это какая карта для политуправления, так что можно было не опасаться, что мне начнут вставлять палки в колёса за политическую безграмотность. Под это многое можно было подвести, а так я как бы получал индульгенцию. Было и ещё кое-что, о чём я ни когда не узнал.

Интерлюдия, Москва, Кремль.

Этот разговор состоялся спустя несколько недель, после формирования механизированного отряда Нечаевой. Сталин смотрел не немецкие газеты с фотографиями, а рядом лежали листки с переводом статей. Сами статьи описывали немецким читателям о кровожадности русских и о тех зверствах, что они творят с немецкими солдатами и офицерами, при этом разумеется стыдливо умалчивая причины такой кровожадности. Главной героиней этого была старший лейтенант Нечаева, получившая у немцев прозвище «Красная Валькирия», но часто слово «Красная» замещали на «Кровавая». Отряд, которой уже стал наводить на немцев прямо таки мистический ужас, превратил тылы группы армий «Центр» в поле боя. Немцы были вынуждены бросить на защиту мостов, аэродромов и складов значительные силы. На каждый такой объект приходилось выделять по усиленному батальону при поддержки пары противотанковых батарей и миномётной роты. Всё это значительно снизило натиск на позиции русских и сильно замедлило темпы продвижения вперёд. Отряд Валькирии наносил удары в разных местах и растворялся в многочисленных лесах, а все попытки его преследования заканчивались одинаково — попадания преследователей в тщательно расставленные засады и практически полное их уничтожение. Но главное, это было описание казней, которым подвергали немецких солдат и офицеров. Не смотря на то, что причины такой жестокости опускались, по всем немецким подразделениям уже разнеслось, что если ты будешь зверствовать над мирным населением, пленными или ранеными русскими солдатами, то за тобой придёт Валькирия, и ты умрёшь самым жутким образом. Хоть немецкое командование и боролось с такими слухами, но при всём своём усилии не могло их прекратить.

И вот теперь Сталин, прочитав переводы этих статей, спросил присутствовавших тут Берию и Мехлиса.

— Читали? Что вы по этому поводу думаете?

— Разрешите товарищ Сталин? — Это вперёд выступил Мехлис, начальник политуправления РККА. — Я не знаю на счет казней, но вчера нам в политуправление доставили донесения и фотографии из немецкого тыла. Завтра в газетах мы планировали разместить статьи о героических действиях наших бойцов в немецком тылу. Вот товарищ Сталин, посмотрите.

Мехлис разложил перед Сталиным пачку фотографий. На них были запечатлены горящая немецкая техника, трупы вражеских солдат и наши бойцы на этом фоне или на привалах, на построении и на фоне многочисленной нашей и трофейной техники. Эти фотографии наглядно показывали, что противника можно и нужно бить, что он отнюдь не непобедим. На фоне общего положения на фронте, это должно было значительно повысить боевой дух бойцов Красной армии.

— Понятно, а что нам скажет товарищ Берия?

— Товарищ Сталин, мы разумеется держим руку на пульсе. С одной стороны в немецких газетах написана чистая правда, действительно, по приказу старшего лейтенанта Нечаевой, часть немецких солдат и офицеров были подвергнуты особо мучительным казням. Всё дело в нюансах, расписывая действительные казни, немцы стыдливо умолчали о их причинах. За приказ добивать наших раненых бойцов и командиров, немецкий генерал, отдавший такой приказ, был повешен. Немецкие танкисты, раздавившие своими танками наш медсанбат, сами были брошены под гусеницы танков, причём своих собственных. Немецкий солдат изнасиловавший девушку был кастрирован, и так во всех случаях. Нечаева никогда не казнит просто так, в плен не берёт, это так, просто всех достреливает, но это и понятно, она действует в тылу противника и ей просто некуда девать пленных. Отпускать их нельзя, иначе они уже завтра снова будут убивать наших бойцов, вот она просто и не берёт их в плен, но казнит только тех, кто совершил военные преступления против наших раненых и мирных жителей. Кстати её действия уже привели к интересному эффекту, если раньше немцы не задумываясь уничтожали наши медсанбаты и госпиталя, а также легко убивали мирных жителей оказавшихся в оккупации, то теперь такие случаи значительно сократились. Разведка докладывает, что они боятся Нечаеву, что она придёт за ними для казни, за совершённые преступления. Кстати несколько отрядов украинских и прибалтийских националистов были живьём сожжены её отрядом, что ещё больше нагнало на немцев жути. Лично я считаю её действия правильными, на террор надо отвечать террором.

Сталин надолго задумался, а Берия и Мехлис терпеливо ждали его решения. Наконец подойдя к окну своего кабинета и неторопливо раскурив свою трубку, предварительно высыпав в неё распотрошенную папиросу «Герцеговина Флор», Сталин произнёс: — Есть мнение, что капитан Нечаева вполне заслужила звание Героя Советского Союза, а вы товарищ Мехлис всесторонне освятите её деятельность. Пусть все знают, что мы тоже умеем воевать и не прощаем зверств и военных преступлений против своего народа и армии. За все преступления против нашего народа противник понесёт заслуженное наказание и ни какие сроки давности на него не будут распространяться.