Танкисты Гудериана рассказывают. «Почему мы не дошли до Кремля»
Шрифт:
Независимо от того, присоединились ли русские к Гаагскому соглашению о ведении войны на суше или нет, признали ли они Женевскую конвенцию или нет, немцы должны были сообразовывать образ своих действий с этими международными договорами и с законами своей христианской веры».
Он открыто лжет, вот несколько свидетельств немецких офицеров: «Я протестовал против него и заявил: «Нет, я не буду его исполнять». Многочисленные друзья решили поддержать меня, о чем я и доложил командиру полка. Он выслушал меня с мрачным выражением лица. Судя по всему, он нас прекрасно понимал». «Приказ был таков, что нам не дали довести его до солдат в письменном виде. Но мы должны были отдать его устно перед началом атаки и довести
В то же самое время лгут и советско-российские историки. Этот приказ сформулирован крайне невнятно и путано, что необычно для немецкого штаба. При желании его можно трактовать любым образом, что, скорее всего, и было предусмотрено. Главное же то, что приказ не требовал немедленного расстрела комиссаров. В точных формулировках он звучал так: «Комиссары не могут считаться военнопленными, и обращаться с ними как с военнопленными нельзя. Их надлежит немедленно отделить от остальных пленных. В случае сопротивления, саботажа или подстрекательства расстреливать». То есть там, где обычный пленный получил бы карцер или что-то подобное, для комиссаров предусматривался только расстрел. И если такие расстрелы производились сразу на поле боя, это была творческая инициатива цивилизованных и культурных офицеров Вермахта, правильно понявших невысказанное пожелание командования. Например, именно так действовал командир XLVII корпуса генерал Лемельсен, издавший приказ о расстреле политических комиссаров и партизан. В результате изворотливость авторов хитроумных формулировок в Нюрнберге оценили по достоинству.
Впрочем, рядовые солдаты также считали эти расстрелы не только оправданными, но и необходимыми. «Я был убежден, что мы должны отбросить большевиков. Для этого потребовались две мировые войны! Хуже того, в мирное время большевики уничтожили восемь миллионов человек. Вот каковы они! Я нахожу позорным, что немецкого солдата называют убийцей!» (Все эти воспоминания ясно доказывают, что зомбирование людей было изобретено не вчера и действовало очень эффективно задолго до появления киселевского НТВ. – Прим. пер.)
Однако эту точку зрения разделяли далеко не все. Лейтенант Губерт Беккер: «Мы не понимали смысла русской кампании с самого ее начала, никто не понимал. Однако у нас был приказ, и мой долг, как солдата, обязывал этот приказ исполнить. Я был инструментом государства и обязан исполнить свой долг». Дисциплина оставалась превыше всего, поэтому в войсках приказ о комиссарах даже не обсуждался. «Мы даже не допускали, что солдат будут использовать ненадлежащим образом. Мы, как германские солдаты, служили своей стране, защищали свою страну, неважно, где именно. Никто не хотел этих сражений, никто не хотел этой войны, так как мы знали от своих родителей и участников Первой мировой войны, во что все это выльется. Они часто повторяли: «Если это случится, последствия будут фатальными». Но в один прекрасный день нам приказали выступать. Сопротивляться этому? Никто и никогда!»
Роковой день приближался. Вот что вспоминает один из солдат 4-й танковой дивизии: «20 июня. Со вчерашнего дня мы находимся на исходном рубеже в нескольких сотнях метров от Буга. Война с Россией – неужели это возможно? Мы выкопали укрытия для защиты от шрапнели и замаскировали наши машины так, что их невозможно было увидеть. Все спокойно. Ни лучика света, ни малейшего звука, ни самолета, ни солдата. Ничего не видно и не слышно. Мир вокруг нас словно застыл. Ни единого движения. Нас окружает тревожная тишина, которая неприятно давит на всех. У нас ощущение, будто от ада нас отделяет всего несколько часов. Что принесет нам ближайшее будущее? Мы об этом не говорили. Грудь словно сдавило, а леденящий холод пробирает до самых костей».
Белоруссия – блицкриг
Немцы поначалу полагали, что столкнутся на границе с сильными укреплениями, поэтому Гальдер предложил начать наступление силами пехотных дивизий при максимальной поддержке артиллерии. Но Гудериан 6 июня на совещании в Варшаве категорически отверг это предложение. По его мнению, в России было слишком мало хороших дорог, и он не желал ставить свои танки в хвост медленно движущейся пехоте. Как ни странно, Гудериан оказался прав. Но здесь Вермахт подстерегала другая опасность – подвижные механизированные соединения могли слишком оторваться от пехоты, что затрудняло действия и тех и других. Если во Франции летом 1940 года это не имело серьезного значения, там танки первыми вышли к Ла-Маншу, но Франция закончилась слишком быстро, и потому пехота успела подтянуться. Российские просторы оказались не чета французским, и потому не раз и не два немецкие танковые дивизии оказывались в полной изоляции. Впервые это произошло как раз во время боев в Белоруссии. Однако советские генералы не сумели воспользоваться благоприятными возможностями.
В начале операции «Барбаросса» танковые группы были привязаны к пехотным армиям. Несмотря на свои внушительные размеры, они почему-то считались соединениями корпусного уровня, а не армейского. Это серьезно осложняло их операции, так как вопросы командования и снабжения ложились на плечи армейского штаба, у которого и без того хватало забот. Так, 2-я танковая группа Гудериана была подчинена 4-й армии фельдмаршала фон Клюге, а 3-я танковая группа Гота – 9-й армии генерала Штраусса. Но 3-я танковая группа получила свободу уже на второй день операции. Лишь 28 июня главнокомандующий Группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок решил, что Гудериан наконец вырвался на оперативный простор, и освободил его от опеки Клюге.
Для солдат Гудериана новая кампания началась в воскресенье 22 июня 1941 года в 03.15. Южнее Бреста наступал XXIV моторизованный корпус, Брестскую крепость штурмовал XII корпус, точнее, его 45-я пехотная дивизия, севернее Бреста наступали XLVI и XLVII моторизованные корпуса.
Кстати, чтобы яснее представить себе механику действий танковых дивизий, покажем, как именно была организована 3-я танковая дивизия генерал-лейтенанта Моделя в начале кампании. Помните, мы говорили о формировании временных боевых групп, хотя, как известно, нет ничего более постоянного, чем временная конструкция. При этом обратите внимание, как немцы нещадно дробили свои части и подразделения, и учтите авиаэскадрилью, специально приданную штабу танковой дивизии.
Штаб 3-й танковой дивизии (генерал-лейтенант Модель), 39-й батальон связи, 97-й дорожно-строительный батальон, 9/ (H) /Lehr Geschwader.
Группа Аудорш: 394-й стрелковый полк, саперный батальон дивизии «Дас Райх» (только на время форсирования Буга), 2-я рота 39-го саперного батальона, 1-я рота 543-го батальона истребителей танков, саперный взвод 3-го мотоциклетного батальона, 1-я рота 503-го батальона дорожной полиции.
Группа Клееман: 3-й стрелковый полк, 10-й саперный батальон, 1-я рота 39-го саперного батальона, 2-я и 3-я роты 543-го батальона истребителей танков, 2-я рота 503-го батальона дорожной полиции; рота III батальона 6-го танкового полка, 606-я мостостроительная команда, 2-я рота 403-й мостостроительной команды, штурмовое отделение 3-й роты 39-го саперного батальона.
Группа Линарц: 6-й танковый полк, 521-й батальон истребителей танков, 91-й легкий зенитный батальон, одна тяжелая батарея I батальона 11-го зенитного полка, 3-я рота 39-го саперного батальона.
Группа фон Корвин-Вирбицки: 3-й мотоциклетный батальон, 1-й разведывательный батальон, 6-я рота 59-го зенитного батальона.
Первые действия Гудериана были простыми и эффективными – он нанес сильный удар прямо по центру фронта 4-й армии генерала Коробкова. Исключая Брест, немцы нигде не встретили серьезного сопротивления.