Таня Гроттер и проклятие некромага
Шрифт:
– Поясню. По мнению Шурасика, если препятствия непреодолимы, в большинстве случаев любовь угасает, – сказала Ленка.
– А что утверждаешь ты? – спросила Таня негромко. Теперь она была уверена, что этот разговор неслучаен.
– Я утверждаю, что старая любовь не уходит, а откладывается в резервную копилку.
– Резервная копилка – это как? – спросила Таня. Она не слишком сильна была в абстракциях.
Свеколт удивленно подняла бровь. Тане сразу вспомнился Глеб. Только некромаги способны вскинуть бровь так, чтобы после вместе с бровью опустить весь мир.
– Резервная копилка – недосягаемая мечта, к которой мы возвращаемся, когда нуждаемся в самоуспокоении. Ну, скажем, домохозяйка Зина Букина может любить своего мужа и одновременно быть влюбленной в американского актера Джека Смита. Ссорясь с мужем два раза в месяц по заранее составленному расписанию, она будет запираться в ванной и думать: «Ах, Джек! Как я несчастна!» – сказала Свеколт.
– Какого еще Джека Смита? В прошлый раз Зина Букина у тебя была влюблена в некромага! – наивно сказал Шурасик.
Таня резко повернулась. Свеколт прикусила язычок и слегка покраснела.
– Это не суть важно, – продолжила она торопливо. – И вообще в область чувств, Шурасик, тебе лучше не лезть. Если, конечно, это не размножение табуреток в столярном цехе. Что такое любовь и чем она отличается от нежности? От страсти, от инстинкта? А ненависть – от обиды или затянувшегося раздражения? А дружба – от внимательности? Все это туманно и спорно. Эталонных чувств не существует в принципе. Все чувства – штучная работа.
– Угу, – согласилась Таня.
Свеколт на минуту задумалась. В воздухе повис вопрос, принимавший все более осязательные контуры. И Ленка решилась.
– Шурасик, э-э… дорогой, нам надо поговорить с Таней! – произнесла она мягко.
– Я не против! Говори! – великодушно согласился Шурасик.
– Нам – это мне и Тане. Вдвоем, без посторонних ушей, – сказала Свеколт еще нежнее. – Но если ты не хочешь уходить, ничего страшного. Ложись на диван. Нет, подушка не нужна!.. Я погружу тебя в кому.
– Меня? – встревожился Шурасик.
– Да, милый. Замедлю работу сердца, отключу мозг, зрачки не будут реагировать на свет. А после я вновь запущу твое сердце и мозг. Мы зовем это: «временный поцелуй смерти».
Шурасик вскочил.
– Не надо поцелуев! Я не в настроении! Я как раз собирался навестить в магпункте Жикина!
– Чудно, милый! Передавай ему привет!
– А как там Жикин? – спросила Таня.
Шурасик остановился.
– Все еще на магэйфорине. Ягге постепенно снижает дозу, но непонятно, сумеет ли он жить вообще без осиных гнезд, – авторитетно сказал он.
– Но шанс-то есть?
Шурасик кивнул.
– Я уверен, что Ягге его вытащит. Физически, во всяком случае. Вправить же Жорику мозги будет гораздо сложнее. Из крыши, которую срывало однажды, в следующий раз саморезики выкручиваются вдвое быстрее.
Он накинул пиджак, благосклонно кивнул Тане и направился к двери. Было слышно, как за дверью на него набросились журналисты и стали расспрашивать, что испытывает человек, встречающийся с некромагом. Шурасик принялся многословно и охотно говорить про творческое общение и самопознание, чем совершенно усыпил бедных журналистов, которым нужны были более внятные сенсации.
– О чем ты хотела поговорить? О Глебе? – спросила Таня нетерпеливо.
– Тихо! Пока рано! Надо все проверить! – резко сказала Свеколт.
Она закрыла ладонями глаза и сквозь ладони внимательно посмотрела на Таню. На ладонях проступили два красных пятна, напоминавших глаза. Это было жутко – Ленка разглядывала ее через собственную кровь и плоть. Таня была смущена. Как светлый маг, она не любила таких вещей. Длилось все, однако, недолго. Свеколт отняла от глаз руки. Поднесла палец к губам и, достав из воздуха бронзовый нож, шагнула к Тане.
Тане стало жутко. Сразу вспомнилось все дурное, что она когда-либо слышала о некромагах. Свеколт присела на корточки, левой рукой прижала к полу Танину ступню, а правой, используя нож как рычаг, ловко отодрала от ее кармана металлическую заклепку. Действуя все тем же ножом и тщательно избегая случайного прикосновения к заклепке, она брезгливо отодвинула ее к центру комнаты и раздавила каблуком.
Послышался хруст. Когда Свеколт убрала ногу, Таня увидела на полу мертвое раздавленное насекомое.
– Носила джинсики в ремонт? – насмешливо спросила Ленка.
– Да, отдавала домовым.
– Оставляла их там, а сама отлучалась? – продолжала Свеколт.
– Думаешь, это домовые?
– При чем тут домовые? Кто-то взял большого шептуна, нанес на хоботок парализующий яд, заговорил на определенного человека и превратил шептуна в заклепку. Встреться ты с Глебом – а заговорили на него! – Глеб был бы укушен и временно парализован. Ну а дальше – дело техники! Подходишь на расстояние выстрела, неторопливо достаешь «Раздиратель некромагов» и… пуф!
– Франциск и Вацлав! – гневно воскликнула Таня.
– Вот видишь! А ты считала полувампиров идиотами! Никогда не следует недооценивать врага. Недооценишь – не доживешь до следующей интеллектуальной ревизии своего окружения. Счастье Глеба, что он внял… – Свеколт растерянно замолчала.
– Внял твоим советам и не встречался со мной в эти дни? Так вот, оказывается, кто им руководит? – жестко закончила за нее Таня.
Свеколт грустно покачала головой.
– Глебом нельзя руководить. Его можно сдерживать, но недолго. Он страстен и эмоционален. Но его страсть и эмоциональность не вырываются наружу, как у Аббатиковой, а разрушают его самого изнутри.