Таня Гроттер и птица титанов
Шрифт:
– Верно! – легко согласился Ванька. – А какой кабан?
– Крупный?
– Взрослый, но не самый крупный. Года три. Хромает. Была травма передней ноги. Видишь, пальца одного сбоку нет и ступает осторожно. Неженка. Спать любит в елках.
Со следами понятными, звериными чередовались следы таинственные. Ванька останавливался и подолгу их разгадывал. Спокойно пройти мимо неразгаданного следа он не мог. Вот, извилисто прочертив песок рыбьим хвостом, проползла на берег русалка. А вот, постоянно меняя следы как перчатки, прошел к воде оборотень,
– Сарданапалу надо сказать! Опять старик приплывал!
– Какой старик?
– Морской. Жуткий трехметровый утопленник с круглыми глазами и бородой из водорослей. Использует неровности дна. Утягивает жертвы, топит и ест.
– Даже оборотней?
– Оборотни тоже мясо. Что за беда, если в желудке они превратятся в волчатину? – отозвался Ванька.
Они шли по берегу, перескакивая через пенные языки волн. Отбегая от волн, по берегу прыгали мелкие птички с длинными, как у трясогузок, хвостами. Вода отходила, а песок еще долго бурлил, выпуская пузырящийся воздух, прорывавшийся из внезапных трещин и отверстий. В выброшенных штормом водорослях ковром шевелились мелкие торопливые мушки.
– Помнишь? – неожиданно спросил Ванька. – Когда каникулы только начались, я прилетел к тебе в Москву. Мы стояли у дороги и пускали через шоссе скомканную газету. Ты не забыла?
– Э-ээ… ну…
Таня была уверена, что не вспомнит. Все воспоминания, связанные с Ванькой, полетами и драконболом, остались у двойника. Ими двойник не делился. Они составляли для него самое сокровенное. Но… произошло чудо. Со дна памяти, точно бочка с палубы утонувшего корабля, всплыла яркая картинка.
– А, да! Мы смотрели: попадет газета под колеса или проскочит!
– И загадали: если проскочит, мы будем вместе! – обрадованно закончил Ванька. – А теперь скажи мне одну вещь. Она меня давно волнует. Это ты перенесла по воздуху тот рыжий дамский автомобильчик?
– Я думала, ты. Я не Гуня, чтобы машины таскать…
Ванька улыбнулся.
– Если честно, я не уверен. Я только понял, что автомобильчик оторвался метра на два, а потом бережно опустился на асфальт. Помню: женщина после выскочила, стала бегать вокруг машины, оглядывать асфальт, колеса.
– Но ее машина едва не задавила нашу газету! – сказала Таня.
– Да, едва не задавила! – повторил Ванька.
Танька насторожилась. Голос Валялкина показался ей возмутительно счастливым. Еще возомнит невесть что. На всякий случай она взяла левее, пропустив между ними полоску песка.
– Ну хорошо. Газету мы спасли. И куда ты клонишь? Чего ты хочешь?
Ванька остановился.
– Чтобы ты пошла за мной. Однажды поверила бы и никогда не оглядывалась бы назад. Никогда не пожалела бы об этом. Ни сейчас, ни в зрелости, ни в старости.
Таня присела на корточки, разглядывая бурлящий воздухом песок. Таких слов она никогда прежде не слышала. Глеб сказал бы иначе. Что-нибудь про страсть. Про старость
– Может, тебе еще и душу в газетку завернуть? – предложила она.
Валялкин не стал отказываться.
– Да. В ту, что мы пускали через шоссе.
Таня долго молчала. Потом вспомнила, что ищет гусениц по приказу Бейбарсова, которого вообще-то непоследовательно ненавидит.
– В тибидохском парке есть черный цветок. Как-нибудь я тебе его покажу. Если хочешь, поговорим о любви там.
К полудню они добрались до перешейка, где Ванька планировал искать полосатых гусениц. Песок постепенно переходил в потрескавшуюся землю, лежавшую на каменном языке скал. Здесь рос колючий кустарник с мелкими яркими цветами. По цветам деловито ползали черные, мелкие, сердитые жуки.
– Гусеницы тут? – спросила Таня.
Ванька поднес палец к губам и показал на низкие растения с мясистым стеблем и маленькими листьями. Их обратную сторону покрывал нежный персиковый пушок. Поняв, где следует искать гусениц, Таня присела перед растениями на корточки, но Ванька жестом показал, что трогать их не надо. Деловито оглядевшись, он сорвал один из взрослых стеблей и принялся искать по карманам нож. Таня провела пальцем сверху вниз, ножом-невидимкой отсекая листья и лишние побеги.
Ванька удивленно оглянулся на нее (со стороны казалось, что она режет согнутым пальцем) и достал свой нож. Таня бы на него не позарилась. Это был складной нож с петлей для туристического крепления и с пятнами ржавчины на истончившемся от многократного затачивания лезвием.
– Я опасаюсь новых предметов, – буркнул Ванька, правильно истолковав Танин взгляд. – К хорошему легко привыкаешь. Сам не заметишь, как станешь рабом какой-нибудь дряни вместо того, чтобы быть ее хозяином.
– А старье?
– К нему не привязываешься. Старые предметы учат терпению.
Истончившимся ножом Ванька действовал ловко. Через минуту стебель исчез, а в руках у Валялкина появилась короткая свирель. Он поднес ее к губам. Ничего не произошло. Ванька пожал плечами и, осмотрев свирель, поправил что-то ножом.
На сей раз Таня различила тонкий повторяющийся свист. Продолжая играть, Ванька глазами показал Тане, куда надо смотреть. Таня увидела, что у маленького, наклонившегося к самой земле растения дрожит нижний лист. Не касаясь его, она щекой легла на теплую землю и заглянула снизу.
На персиковом пушке возникли сразу три полосатые упитанные гусеницы. Неведомым образом прилипнув, гусеницы непрерывно шевелились, точно танцевали, откликаясь звукам Ванькиной свирели. Ванька перестал играть, и гусеницы моментально исчезли. Поднес свирель к губам – и вновь появились.
Гусениц становилось все больше. Теперь они возникали не только на самом маленьком растении, но по меньшей мере еще на трех. И все синхронно делали волнообразные движения.
– Это поэтому они поющие? – спросила Таня.