Таня Гроттер и птица титанов
Шрифт:
Ванька опустил свирель, и гусениц вновь не стало.
– Не совсем. Если прислушаться, они свистят, но очень тихо. А материализуются, или когда играешь на свирели, или когда дует западный ветер, тогда ворсинки на листьях сами начинают издавать звуки, привлекающие гусениц.
Ванька помолчал, ощипывая ногтями оставшиеся на свирели почки.
– И знаешь, что самое забавное? Всякий раз, как я делал это раньше, прилетала мелкая серая птичка и начинала склевывать гусениц. Даже пылесос мой ее не пугал, а ведь я его не
Забыв о ноже-невидимке, Таня резко поднесла руку к лицу и ощутила укол.
– Мелкая птичка? – переспросила она.
– Забавная такая! Суетливая, как воробей. Клюв загнутый, красно-розовый. Но последние три месяца она не прилетала. Сам не пойму почему, – закончил Ванька. – Слушай, а у тебя на щеке кровь!
Таня провела пальцем по порезу и, полюбовавшись красной дрожащей каплей, сунула палец в рот. Ей уже ясно было, что птица не прилетит. Все же она набрала полный коробок поющих гусениц. Ванька позволил ей это сделать, а потом перестал играть на свирели, и гусеницы исчезли.
– Эй! Играй!
Ванька заиграл. Таня обнаружила, что коробок опустел, а поющие гусеницы вновь кривляются на листьях, приклеившись к ним хвостами.
– А если я нарву листьев с собой?
Ванька оглядел свирель. Стебель, из которого она была вырезана, засыхал и съеживался.
– Как-то я пытался. Через двадцать минут от них остается одна пыль. Выкапывать тоже бесполезно. Гибнет мгновенно. Видимо, все их корни под землей связаны в единую систему. Теперь ты понимаешь, почему единственное место, где обитают гусеницы, – побережье Буяна?
На обратном пути Таня, раздосадованная неудачей с полосатыми гусеницами, повторяла Ваньке:
– Валялкин! Я тебя ненавижу!
– А я тебя навижу! – хладнокровно отвечал Ванька.
Таня пыталась взять себя в руки. Ей ужасно хотелось сказать гадость. Гадость шевелилась внутри и барабанила в грудную клетку маленькими ручками. И Таня не выдерживала.
– Валялкин! Я! Тебя! Ненавижу!
– А я тебя навижу! – отзывался Ванька.
Это уже становилось своеобразной игрой, которая грозила превратиться в сценарий. Правда, ту же игру Таня прокручивала и с Глебом.
Глава 16
Агнесса Великолепная
С человеком начинают происходить чудеса, как только он перестает себя жалеть и начинает жалеть кого-нибудь другого. А он крайне редко перестает. Поэтому чудеса так редко и происходят.
Еще издали по радостно возбужденным голосам, по звону передвигаемой посуды, по стуку ложек о тарелки, по молодцеватому гарканью молодцев из ларца можно было догадаться, что они успели вовремя. Обед в Зале Двух Стихий только начинается.
Таня с Ванькой торопливо привели себя в порядок заклинанием Пылесоссимо, известным как заклинание чистоты и экстренного
Прошмыгнув в Зал Двух Стихий незамеченными, Таня с Ванькой сели за один стол с Ягуном. Столовая постепенно заполнялась. Одной из последних появилась припозднившаяся Лиза Зализина. Всех знакомых она спрашивала: «Что у тебя плохого?» Спрашивать «что у тебя хорошего?» было ей неинтересно.
Знакомые это хорошо понимали и вываливали ей все ужасы из своей жизни. Если у кого-то ужасов не было, они раздували ужасы из пустяков. Это был единственный способ удовлетворить зализинское любопытство и заслужить ее одобрение.
Таня толкнула Ягуна локтем.
– Нас кто-нибудь искал?
– А разве вы куда-то уходили, мамочка моя бабуся? – удивился играющий комментатор.
Таня была разочарована. Человеку, только что вернувшемуся, всегда кажется, что его кто-то ищет.
Ягуну было не до них. Он рассказывал Лотковой об их общем знакомом – Шурике Чпурикове. Когда-то этот Чпуриков был влюблен в Катю, и Ягуну хотелось по этому случаю немного попрыгать на его репутации. Покинув Тибидохс, в лопухоидном мире Шурик устроился неплохо. А все потому, что имел способность наводить на людей стихийную магию забвения. Действовало это так. Он покупал в магазине банку сгущенки и забывал ее взять. Возвращался и говорил:
– Девушка! Я оставил сгущенку!
Ему давали сгущенку. Он выходил и через минуту снова заходил:
– Девушка! Ой, беда какая!
– Что, опять сгущенку забыл?
– Да, забыл!
И снова ему давали сгущенку. Чпуриков возвращался и десять, и пятнадцать раз – и так до тех пор, пока в магазине вообще оставалась сгущенка. В результате съемная однушка Чпурикова (вторую комнату хозяева закрыли на ключ) была под завязку набита всевозможными консервами и прочими вещами, которыми Шурик не поленился запастись.
Разумеется, с квартирной хозяйкой, раз в месяц приходившей проверить сохранность вещей в запертой комнате и получить деньги, Чпуриков расплачивался по той же схеме. Один раз давал больше, чем надо, а потом много раз получал сдачу с одной и той же суммы.
– Чпуриков хоро-оший! Бедный тако-ой! Раньше, когда краснел, невидимым становился! – задумчиво протянула Катя.
Ягун чуть не подавился. Ему сложно было поверить, что девушке кажется хорошим всякий парень, который когда-то за ней ухаживал. Даже при условии, что он прыгал при этом по веткам, как бабуин, и, показывая силу, вырывал молодые деревья.