Таня и Юстик
Шрифт:
"Я тоже никого не предал... Миколас, перестань стучать, повесь его. Идемте, нам пора в костел".
"Никуда я не пойду".
"Дядя, он видел, как на улице расстреляли пленного".
"Пока он живет в нашем доме, он будет ходить в костел".
"Не буду", - ответил Пятрас.
"А если я тебе скажу. "Оставь мой дом"?"
"Я сам уйду!
– крикнул Пятрас.
– Мне противна вся эта ложь!"
...Я не заметил, как мы дошли до дома Лайниса, и он взял меня за локоть, чтобы остановить.
–
– спросил я.
– Не знаю, - ответил Лайнис.
– Я не думал об этом.
– По вашей улице всегда проводили пленных, - сказал я.
– И отца Телешова тоже, когда его опознали.
– Лицо у Лайниса по-прежнему ничего не выражало, незаметно было, чтобы он волновался. И вдруг у меня вырвалось: А из вашего окна все это было видно.
– Было, - ответил Лайнис и пошел к своему дому.
Дома у Лайниса было необжито и воняло псиной. Седой, облезлый пес вильнул нам хвостом и ткнулся мордой в подставленную руку Лайниса. Я склонился к нему и начал осмотр, но сам все время думал о Лайнисе. Видел его дряблую шею, небритый подбородок. Он что-то сказал о собаке, но я не слышал его слов и снова подумал, что из его окна было видно, как гнали пленных красноармейцев.
А в нашем окне он мог увидеть и еще кое-что...
"Кто здесь?" - спросил дядя.
"Добрый вечер, господин священник", - ответил Лайнис.
"В чем дело?"
"Извините, у вас свет в окне. Могут быть неприятности... Учителя Гольдберга затравили собаками, а девчонку кто-то спрятал..."
– Не жрет ничего, - сказал Лайнис.
– Даже от колбасы нос воротит.
– Ей лет пятнадцать, - сказал я.
– Все равно что человеку девяносто.
– Значит, - Лайнис тяжело вздохнул, - отжила свой век.
Уже на пороге я остановился и спросил Лайниса, помнит ли он, как в то утро, когда к нам принесли Леню Телешова, он предупредил нас о том, что в нашем окне свет.
– Вроде помню, - Лайнис задумался.
– А может, и нет. Перемешалось у меня в голове все.
Я вышел от Лайниса. Домой идти не хотелось. Медленно побрел по улице, спешить было некуда. На противоположной стороне улицы, вдалеке, я увидел мужчину, который шел в мою сторону. Это был Телешов. Я спрятался в подъезд первого дома; он прошел мимо, я видел его лицо, и свернул к дому Лайниса. Неужели он тоже подозревал Лайниса? Пожалуй, нет. Просто искал собеседников.
Дома была одна Даля, она собиралась в магазин.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ничего, - ответил я.
– А где Юстик?
– Ушел с ними, - сказала Даля.
У меня чуть не вырвалось, что я видел Телешова одного и что он пошел к Лайнису. Но потом я сдержался: незачем было ее лишний раз беспокоить.
– У тебя усталый вид, - сказала Даля.
– Думал об э т о м.
– Немножко, - признался я.
– Самую малость.
– Если бы немножко, - сказала Даля. Жена меня хорошо знала.
– Целый день твоя голова была там.
– Она показала на потолок, имея в виду, что я думал об Эмильке.
"Хорошо бы так, - подумал я, - это было бы еще ничего".
Она была в прихожей, когда хлопнула
– Где... этот... ваш гость?
– Не знаю, - ответил я.
– А разве он не был у вас?
– Был, - Лайнис помялся, - но хотел еще зайти... А я уезжаю.
– Уезжаете?
– Давно собирался, - сказал Лайнис.
– Тут недалеко. На хутор. Собаку отвезу и там оставлю... Раз такое дело...
– и ушел. Проходя мимо окна, он всунул по привычке голову и добавил: - Значит, передайте ему...
– Пойдешь со мной?
– спросила Даля.
– Нет.
– Ну ладно... Пожалуй, и я не пойду. Обойдемся.
– Она явно не хотела оставлять меня одного.
– Ты даже не заметил, что я в новом платье?
– Да, да, - ответил я.
– Хорошее платье.
– Но сам подумал о Лайнисе. Чем его так напугал Телешов, что он решил уехать?
Даля спросила меня о чем-то еще, я не разобрал ее слов, и она окликнула меня:
– Миколас!
– А?
– Ты меня не слушаешь?
– Сейчас, Даля.
– Я выбежал из комнаты и появился в окне на том самом месте, где только что стоял Лайнис.
– Мне надо узнать... Проверить...
– И ты?
– Стань вот сюда, - попросил я и показал, куда стать.
– Марта тогда стояла на этом месте... Я спрячусь... А ты скажи что-нибудь негромко...
– Ни к чему это, Миколас... Он уже старый...
– Чуть громче, - попросил я.
– Ну что ты так узнаешь? Слышал он или не слышал твоего разговора, это еще ничего не доказывает. Ты как ребенок.
"Действительно, - подумал я, - разве это доказательство его вины, его предательства?"
– Приехали, наговорили, напутали, - сказала Даля, - а зачем, зачем?.. Скорее бы, скорее прошел этот день!
Осталось всего два часа, но я боюсь, что после их отъезда нам тоже будет трудно.
– Миколас, прошу тебя, ради Юстика... Телешов злой.
– Не говори так, - сказал я.
– Это неправда. Он одержимый, с ним нелегко, но он не злой.
– Послушай, может быть, ты войдешь в дом? На нас смотрят.
Я вернулся. Даля, не давая мне опомниться, набросилась на меня:
– Какой ты, право, чудак... И фантазер... Почему обязательно Лайнис?
– Если это не Грёлих и не Лайнис, тогда кто же?
– Мне не хотелось ей этого говорить, но я сказал: - Остаются двое: Телешов и я.
– Договорился! С таким же успехом можно обвинить дядю и Марту, сказала Даля.
– Давай поставим на этом точку.
– Тише, - попросил я Далю и прислушался.
– Кто-то ходит на чердаке.
– Займись лучше чем-нибудь. Не сиди без дела.
Даля вздохнула и вышла. Она тоже, конечно, устала. Я видел, как она, проходя через прихожую, кинула взгляд на чердачную дверь. Я снова прислушался. Нет, больше ничего не было слышно.
"Кто-то там ходит" - эти слова первым произнес Грёлих. Он их сказал в тот момент, когда я вернулся, не найдя Пятраса. Тот не ночевал дома после своего разговора с дядей. Они сидели и играли в шахматы, дядя и Грёлих. Я вошел, и Грёлих произнес: