Тара
Шрифт:
Рувас, чувствуя, что сейчас зайдётся в приступе чиха, заколотил в воздухе лапами, противно запищал. Эльф только расхохотался, усадил жертву на скамейку прямиком возле лежащего на боку ведёрка, сам пристроился на краешке и, прищурив слишком большие для представителя его племени глаза, уставился на странное существо, задыхавшееся в приступе чиха.
Через пять минут отчихавшийся Рувас вытер рыльце рукавом куртки и неприязненно зашипел на эльфа.
– Хам!
– выдал он и, двумя лапами обхватив ведёрко, торопливо принялся вылизывать длинным языком остатки мороженого. Не пропадать
– Что, не дал девочку обидеть?
– уточнил эльф, наслаждаясь зрелищем.
Ещё бы, перед ним было существо, похожее на бескрылую летучую мышь. Размером оно было в половину молодого гнома, короткошерстное, с розовым усатым рыльцем и длиннющим крысиным хвостом. Через редкую белую шерстку просвечивала нежная тонкая кожа. Весь наряд создания составляли белые меховые штанишки и такая же меховая курточка. Так удобней притворяться безобидным зверем. Название подобной твари маги-классификаторы ещё не придумали - случая не представилось. И экземпляр - всего один.
– А тебе что до человечки?
– огрызнулся Рувас, с сожалением глядя на сине-лимонную кляксу на лакированной скамье.
– Шел бы себе и шел. Нет, ему покрасоваться вздумалось!
Он отставил пустое ведёрко в строну и принялся облизываться.
– Почему бы нет?
Эльф пригладил чёрные до синевы волосы. Рувас только сейчас разглядел на его подбородке начавшую отрастать щетину. Полукровка. О, Луна, ещё из Ири прибыл - на острых ушах кисточки!
Несчастное существо вновь скрутило в приступе аллергии. Эльф дождался завершения приступа, протянул свой батистовый платок, от которого Рувас отшатнулся, как герцог от нищенки.
– Я давно тебя выслеживал, - признался эльф, пряча платок обратно.
– С того самого момента, как ты из дворца сбежал. С жертвами твоими беседовал. Много девочек обобрал? Где добычу прячешь?
Тон незнакомца был обыденным, но Рувас насторожился. Остроухая тварь хочет отобрать честным воровством собранные богатства! Пора линять отсюда. Нет доверия тем, на кого так рыльце реагирует.
– С сегодняшнего дня с этим безобразием тебе придётся завязать, - строго заявил эльф. И неожиданно добавил.
– Домой хочешь?
– Мне и здесь не дует!
– ощетинился Рувас. И без того тоненький голосок натянутой тетивой прозвенел полумраке.
– Пчхи!
– Будь здоров!
– вежливо пожелал эльф.
– А домой ты хочешь, не лги мне. Вот уж наказание она тебе придумала! Знали бы люди, кто под крысиной шкуркой скрывается!
Рувас замер от неожиданности. Сейчас, на растущей луне, разум зверька был затуманен нуждами маленького тела: поесть, отыскать домик поуютней да побогаче на пару-тройку дней, разжиться богатствами, прикопать их в тайнике и удрать поскорей. Но едва проходило полнолунье, начиналась пытка. В сознании наступало просветление, и Рувас выл и метался в маленькой берлоге от ненависти и обиды на ту, которая заключила его, владыку Нижних царств, в смертное убогое тело!
Но даже сейчас он вздрагивал при любом упоминании от её должности и титула, а ещё больше от её имени: ТАРА.
– Пойдёшь со мной, - приказал эльф, легко поднимаясь со скамьи.
– Кстати, называй
Он улыбнулся одними губами и зашуршал гравием. Рувас помедлил, мол, на кой мне неприятности? После этой встречи прочихаться бы. Но благоразумие взяло верх. Остроухие тоже не жалуют свою соплеменницу, присягнувшую людям. Посему выходит, не ради игры в карты и не за местным пивом прибыл в Тардрагею отыскавший его чародей. Стоит попробовать освободиться.
Спрыгнув со скамейки, Рувас пустился вдогонку за шустрым эльфом вначале на двух, а потом и на четырёх лапах.
Сольеваль не стал оглядываться. Тварюжка не потеряется. Ишь, как шустро топочет, дышит, точно трактирщик, которого эльф сегодня загонял. Низкорождённый человек посмел не поселить его, наследника князя Кисо из дома Даригас, в лучший номер! Подумаешь, что там уже остановилась какая-то знатная тётка. Она же человек, она обязана ему уступить! Впрочем, всё вышло как нельзя лучше. Тётка повозмущалась и съехала, а он вместе со своим сопровождающим заселился в трёхкомнатный номер с балконом, увитым дикими розами.
У ворот парка, освещённого оранжево-желтыми фонарями, Сольеваль прибавил шагу, обгоняя собак, выгуливавших своих хозяев, и возящихся с писклявыми отпрысками мамаш. Он проскользнул мимо профессиональных нищих, переместившихся к вечеру с рыночной площади на новое место, не удостоил взглядом танцующий фонтан и свернул в сторону более респектабельных кварталов. Только там мог найти себе пристанище в этом жутком городе высокородный эльф. Пусть в нём течёт четверть презренной людской крови, это не мешает ему быть наследником одного из самых больших состояний Алого леса...
А вечер зажигал звёзды, еле заметные на густо синем небосводе, стекал по шпилям башен темнотой, заполняя улицы, точно тёмное терпкое вино, заставлял мелкую мошкару жаться к фонарям и подсвеченным чарами вывескам. Менялись очертания зданий и фигуры людей, обволакиваемые мраком. По-другому дышалось и думалось. С непривычки эльфу пришлось поплутать среди людских жилищ, прежде чем он нашел то, что искал.
Приоткрытую, блестящую лаком дверь трактира "Хриплый Бард" Сольеваль небрежно пнул носком сапога, неспешно вошел в общий зал, снисходительно кивнул местным сородичам, что-то праздновавшим в углу, брезгливо обогнал человеческую женщину, возле самой лестницы вздумавшую припудрить нос, и взлетел по ступеням на третий этаж. Лишь у двери своего номера он задержался, соизволив дождаться запыхавшегося Руваса.
Несчастное взмыленное существо из последних сил преодолело расстояние от лестницы до ненавистного провожатого, не переставая чихать и хлюпать рыльцем, прошмыгнуло между высоких бордовых сапог эльфа и ворвалось в комнату, где, наверняка, найдётся для него печенье и, возможно, мороженое.
Чувствуя своё превосходство, гордый поимкой Руваса, Сольеваль расправил пошире плечи и шагнул в озаренный сине-розовыми холодными огоньками номер. Пусть вынужденный спутник, жалкий человечишка, позавидует его уму и таланту. Ишь, придумали, будто занимающиеся ведьмовством сильнее чародеев! Наследник князя Кисо лично бы отрубил голову шутнику, сочинившему эту басенку.