Тарикат
Шрифт:
Благородные черты лица, крупноватый нос, густая белая борода и серые искрящиеся смехом глаза — самые обычные человеческие глаза. Длинный зеленый плащ и такого же цвета чалма — вот и все, что единило его с моим кошмаром. Как я мог так обознаться?! На смену терзавшего страха пришли смущение и стыд. И нужно было бы попросить прощения у этого мужчины, но я не знал, за что именно. Всепоглощающая легкость и тишина не покидали меня, и это было странно. Незнакомец усмехнулся, читая меня как открытую книгу, сделал шаг навстречу и произнес, мягко проговаривая слова:
— Я — Мухйиддин Ибн Араби. Пойдем, Бахтияр, нам многое нужно обсудить.
Примечания
[1] Бисат (араб.) —
[2] Мансур аль-Халладж — мистик и выдающийся суфий 9-10 вв. Будучи в особом возвышенном состоянии, воскликнул прилюдно: «Я — Истина!», за что был обвинен в ереси, богохульстве, брошен в тюрьму и впоследствии казнен.
[3] Каусар (араб.) — букв. «изобилие». В Коране — одна из райских рек, дарованных Аллахом пророку Мухаммаду.
[4] Магриб (араб.) — вечерняя молитва в исламе, совершаемая после захода солнца.
[5] Кибла (араб.) — направление в сторону Каабы, расположенной в Заповедной мечети в Мекке, куда мусульмане обращают лицо при совершении намаза и некоторых других обрядов поклонения.
Глава 8
598-й год Хиджры
Даже сейчас, возвращаясь к той встрече, я чувствую трепет, напоминающий озноб. От кончиков пальцев ног он поднимается вверх, и достигнув лба, охватывает все тело. Но это не озноб страха, а чувство вины. «Страх лишь в глазах твоих, — говорю я себе. — Сны лишь изменчивое отражение реальности, часто обманное и трудно поддающееся пониманию». Я был напуган снами и видениями, поэтому сразу не узнал того, кто пришел мне на помощь. Сны путали, и я зря искал в них подсказки, и поверил настолько, что, встретив шейха шейхов, великого суфия, принял его за шайтана.
Мы вдвоем проделали весь путь от Медины до Мекки, и вместе трижды обогнули Каабу. Но и находясь в гостях у Аллаха, я не переставал впитывать знания, которыми щедро наделял меня Ибн Араби. Это были удивительные дни месяца зу-ль-хиджа. Я задавал вопросы и незамедлительно получал на них ответы, такие ответы, которые вполне удовлетворяли мой голодный ум.
— Почему сны обманывают? — однажды спросил я. — Почему они искажают грядущее?
Ибн Араби лишь рассмеялся:
— Сны, — ответил он, — не старая гадалка, которая уверяет, что предскажет все в точности. Они говорят символами — языком понятным для человека. Если ты умен, то поймешь правильно то, что тебе приснилось. Ну а если ты глуп, то нагородишь всякого, и сам же потом испугаешься. Любое действие, любое проявление в жизни является символом, через который мы познаем жизнь. Если твоя мать утром испекла лепешки, то это значит, что она заботится о тебе. И будет заботиться до тех пор, пока не покинет этот мир. Лепешка — символ ее любви к тебе. Кто-то скажет, что это просто хлеб. Но ты поймешь, что это символ чего-то большего. Замечай детали. И когда они явятся тебе в снах в каком-то сказочном или смешном виде, ты сможешь растолковать свой сон правильно, без смеха или страха.
Еще в Медине, когда мы только собирались в путь, я заметил на спине его верблюда прикрепленную клетку из ивовых прутьев, в которой сидел белый голубь.
— Кто это? — спросил я тогда.
— Разве не видишь? Это голубь, — просто ответил Ибн Араби.
— А зачем он здесь?
— О, это мудрейшая птица, — уверил он меня. — Он совершает хадж, а я лишь его скромно сопровождаю.
В тот момент я даже не понял, говорит ли шейх серьезно или просто поддразнивает меня. Была у него манера шутить с самым глубокомысленным видом. Голубя звали Хаким, что означает «мудрый», но мне почему-то казалось, что нельзя называть птицу человеческим именем, что это недостойный поступок. Но едва я спросил об этом, как получил целую отповедь:
— Знаешь ли ты, умнейший Бахтияр, что у животных тоже есть душа? И тот, кто плохо обращается со своим ослом, рано или поздно попадает в ад? В самом деле, посмотри, что требует от нас животное? Только еды и ласки. А сколько отдает? Думаешь верблюду нравится тащить на себе наши вещи и шагать через пустыню по указке? Вот и Хаким дает мне больше, чем могу дать ему я.
Я тут же воспользовался моментом и поинтересовался, есть ли имя у его верблюда.
Ибн Араби вздохнул.
— Увы, — сказал он, указывая на клеймо в форме единицы на боку животного, — имени у него нет, только номер. Я взял его у погонщика — ему и верну. Но ты можешь называть его Вахад, то есть «один».
Я засмеялся. Воистину, это был самый легкий путь в моей жизни, и Аллах знает, сколько раз мне пришлось удивляться или смеяться во время недолгого путешествия.
Я рассказал Ибн Араби свою историю, и хотя казалось, что он и так ее знает, как знает и про все остальное на свете, но выслушал он меня внимательно и сочувственно покивал. Это было на второй день нашего знакомства, и мы уже направлялись в Мекку.
— Что же мне делать? — повторял я. — Как вернуть память?
— Я не настолько мудр, — лукаво ответил Ибн Араби. — Пусть тебе Хаким подскажет.
С этими словами он вытащил голубя из клетки и подбросил его вверх. Голубь с видимым наслаждением расправил крылья и взмыл в небо, прямо на наших глазах превратившись в едва заметную в голубизне белую точку.
— Что ты делаешь? — удивился я. — Он же улетит навсегда.
— Он вернется, — успокоил меня шейх. — И, возможно, с ответом.
Голубь, действительно, вскоре вернулся и уселся на плечо моего спутника. Ибн Араби внимательно осмотрел его и грустно покачал головой.
— Хаким не знает. Пока не знает. Но мы будем спрашивать снова и снова, — сказал он, возвращая голубя в клетку.
Шейх бросил в клетку горсть семян и добавил свежей воды в глиняную плошку.
Я не стал донимать его вопросами и разговор перешел в другое русло. Ибн-Араби говорил, а я словно плыл, покачиваясь на волнах его ровного тихого голоса.
— Все в мире взаимосвязано, — рассказывал он. — Все находится в равновесии, как того пожелал Аллах. Но любимое Его создание человек — единственный, кто получил свободу воли почти такую же, какая есть у Бога. Так родители, отдавая все, что имеют своему ребенку, часто не замечают, что балуют его и превращают в чудовище, которому начинает казаться, что он и есть центр вселенной, а все остальные лишь прислужники его капризам. Не всегда доброта передается вместе с родительской любовью. Да, человек наделен свободой воли, но не умеет пользоваться этим даром, сохраняя природное равновесие, зато может очень просто его разрушить. Может наступить день, не приведи Аллах, когда появятся люди, которые станут убивать всех вокруг не из мести, не от обиды, не для грабежа, но именем Аллаха. Они будут топтать могилы святых, утверждая, что им неизвестно, чей прах покоится под этими камнями, а значит и не нужно его почитать. Они станут утверждать, что всегда следуют учению Мухаммада, и что их вера — самая правильная. Они станут стремиться к смерти, отвергая тем самым жизнь — подарок Аллаха. Но и в смерти будут стремиться не к Его ногам, Милостивого и Милосердного, не к тому, чтобы лицезреть Его рядом и впитывать Его мудрость, а лишь за толпой гурий с единственным желанием погрузиться в разврат. Они назовут это раем.
— Когда же это будет? — с удивлением спросил я, не веря собственным ушам. — Разве такое может случиться?
— Человек слаб и легко поддается искушению. Он сам разрушает свою веру и огорчает Аллаха. Вот поэтому, мой мальчик, я всегда один. Не беру учеников, потому что боюсь увидеть, как некоторые из них, преисполнившись знаниями, заменят служение тщеславием и начнут творить безобразное. Не все, конечно, не все. Но и эта небольшая часть отяготит мою душу печалью. Нет, не подумай, я не боюсь кары за грехи, я боюсь лишь собственной совести. И еще знаю, что каждый человек несет ответственность за сохранение равновесия в мире.