Тарра. Граница бури
Шрифт:
— Которое совершила ты.
— Наверное… Ты совсем ничего не знаешь? Кто такой Ройгу? Что значит Горда, Тахена, Явелла? Я должна ее хранить… Как? И почему ты арр?
— Звездный Лебедь, сколько вопросов. — Либер улыбался, но глаза оставались невеселыми. — Раньше с тобой было проще. И скучнее… Кто такой Ройгу, не знаю, похоже, это имя нашего рогатого «друга». Арры — так успели назвать нас те, кого мы убили. Я родился в Убежище, ты его скоро увидишь…
— А что значит Горда, Тахена и эта… Явелла?
— Горду ты видела, чем она знаменита, сказать не могу. Тахену сейчас называют Кабаньи топи, а Явелла… Покарай меня Свет, если я знаю, о чем говорил твой родич. Они не дают этому Ройгу откуда-то вырваться. Если предположить, что Гремиху стерегут Эгар и его брат…
— Он ему не брат.
— Откуда ты знаешь?
— Ниоткуда. Этоя знаю.
— О твоем знании тоже надо подумать. Так вот, с одной стороны Ройгу стерегут холмы и горы, с другой — болота, то есть Тахена, дальше идут хребты Корбута, или, как их зовут смертные, Последние горы… Про них говорят много нехорошего, что там творится на самом деле, не знает никто. Возможно, Ройгу гнездится в Последних горах или явился из-за гор, но мимо всадников ему не пройти, а мимо Матушки тем более. Остается один путь. Внутренний Эланд! Проклятье! Вот почему им поперек горла Рене, он слишком силен даже для этой нечисти. Вперед, мы не должны терять времени!
Роман негромко присвистнул, Топаз повел ушами и пошел легким галопом. Перла, не дожидаясь приказа, привычно последовала за жеребцом.
Церемония продолжалась долго, а закончившись, переросла в другую — у порога храма Рене поджидали паладины. Прошлое не желало уходить из Эланда. Мелькнула мысль — если паладины против, никакой коронации не будет. Их уважение, их дружба превыше, а Церковь… Церковь поймет. Будет вынуждена понять.
Рене стоял и ждал, а седой, как морская пена, капитан, отделившись от замерших на краю обрывающейся к морю площади Паладинов, шел прямиком к своему седому ученику. Рене помнил, каким был Эрик, когда третий сын правящего герцога впервые увидел знаменитейшего из живущих капитанов. В тот день и началась его дорога; он уходил за горизонт, чтобы возвращаться на эту старую площадь. Так было со всеми ними, так будет с сыновьями и внуками… Придет время, и он отдаст корону сыну, а черную цепь — тому, кто будет достоин, кто уйдет дальше и вернется.
— Ты — лучший! — сказал когда-то Эрик, и Рене согласился. Да, он стал лучшим из ныне живущих, но Острова Золотых Пчел не найдены. Кораблям еще есть куда плыть, а душам — чего искать…
Между двумя паладинами — старшим и младшим — оставалась пара шагов, когда Эрик Коннак выхватил из ножен видавший виды клинок и с трудом опустился на одно колено:
— Данной мне Советом паладинов властью вручаю верховную власть Первому паладину Зеленого храма Осейны Рене-Аларику-Руису, достойнейшему среди нас. Отныне ты, и только ты являешься правителем Эланда. Любой, кто дерзнет тебя ослушаться, подлежит смерти. Мы решили. Ты выслушал!
Никогда ни перед кем не склонявшиеся паладины дружно опустились на одно колено, положив руки на эфесы шпаг.
Совет принял решение, Рене оставалось лишь подчиниться. Адмирал с нежностью всматривался в знакомые лица, решительные и спокойные. Гнездо Альбатроса готовилось встретить еще одну бурю, только и всего.
— Абсолютная монархия — далеко не худший способ государственного устройства. — Будущий король вздрогнул от неожиданности, но этого никто не заметил. А Жан-Флорентин, незаметно устроившийся под роскошным арцийским воротником, назидательно добавил: — Какими бы преимуществами природа ни наделила человека, создать из него героя она может, лишь призвав на помощь судьбу!
На бастионах ударили пушки, и, вторя им, отозвались орудия стоявших на рейде кораблей.
Вера Камша
ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ
Летопись вторая
НЕСРАВНЕННОЕ ПРАВО
Николаю Перумову
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.
Если что-нибудь страшно, надо идти ему навстречу — тогда не так страшно.
Часть первая
ПЕСНЯ ЛЕБЕДЯ
Я знаю свое лицо,
Сегодня оно жестоко.
Глава 1
2228 год от В. И. 21-й день месяца Волка
Пантана. Убежище
Ветерок раскачивал верхние тонкие ветви, сквозь которые просвечивали высокие перистые облака. Все еще жаркое солнце давно уже растопило утренний иней и щедро изливало свет на вызолоченную осенью Пантану. Даже самые осторожные из Светорожденных не сомневались, что луна успеет умереть и вступить в пору расцвета, прежде чем северные тучи затянут небо и зарядят изматывающие ледяные дожди. Тем, кто ушел в Последние горы, такая осень дарила надежду.
Эмзар Снежное Крыло второй час кряду стоял у доходящего до самого пола окна и смотрел на серебристые стволы с черными разводами и на укрывшую землю буковую медь. Местоблюститель Лебединого трона чувствовал себя отвратительно. Слишком долго в Убежище не жили, а словно бы дремали — отгородившись от смертных, потеряв богов, позабыв не только о величии, но и о надежде. Эта осень души казалась вечной, но пришел конец и ей. Эльфы либо погибнут, пусть чуть позже остальных, либо встанут рядом со смертными, и будь что будет!
Сам Эмзар не колебался — нужно драться; но, не сомневаясь в том, что он прав в главном, местоблюститель отнюдь не был уверен в каждом из принятых им решений. Особенно заботил затеянный Преступившими поход, в который втравили и Рамиэрля.
Не прошло и недели с той ночи, когда племянник и его светловолосая спутница объявились в Убежище. Объявились, нарушив казавшийся незыблемым обычай — тайна превыше всего, а потому никакой магии! Пришельцам надлежало ждать на границе топей, но эти двое перешли болота с помощью заклятья. С тех пор Эмзар почти не спал. Раньше ему казалось, что он хочет бури, но, взглянув в серые глаза той, кого называли Эстель Оскора, Эмзар понял, что боится и хочет, чтобы судьба направила стопы этой женщины — колдуньи? стихии? — в другую сторону.
Увы! Уже происшедшего не изменить, и Снежное Крыло спокойно приветствовал ту, кто должна была стать погибелью либо спасением Тарры, а ведь не скажи Рамиэрль, ктоего спутница, владыка Лебедей увидел бы в ней просто смертную. Да, странную, удивительную в своей откровенности и равнодушии к себе — некогда и он встретил такую, — но не более того. Зная же, кто такая Герика, он невольно выискивал следы дикой, чужой силы, выискивал и не находил. Но откуда тогда это ощущение тяжести? Предчувствие? Тревога, порожденная излишним знанием? Или страх затворника, в чью келью ворвался ветер?