Тарра. Граница бури
Шрифт:
Я бросилась вперед, как бросаются со скал в море, и ничего не произошло. Только сверкнули впереди те же птичьи глаза, что и в прошлый раз, да раздался за спиной хрустальный звон. Я стояла в пещере или гроте, впереди маячила чья-то каменная спина, дальше виднелись деревья и кусты, яростно раскачиваемые ветром. Вглядевшись, я поняла, что от бури меня загораживает статуя какого-то святого. В следующее мгновение я сообразила, какого именно. Это был Мавриций Праведный, изображение которого я видела в Книге Книг, а его кантисское изваяние гремело от Мирии до Тарски. Я все же попала в Святой град!
Стоило мне выскочить из грота, как промозглый ветер попытался содрать слишком легкую для такой «весны» одежду, но какая это была ерунда в сравнении с тем, что я в мгновение ока перенеслась за
Небо, казалось, вспучивалось и трещало, как готовая сбросить ледяную шубу река. Иногда в клубящихся лиловых облаках образовывались провалы, но не черные, а белесые, выпускавшие тонкие и длинные нити-щупальца, тянущиеся вниз, к нам! Я словно бы собственной кожей ощущала их липкую, холодную, ненасытную природу. Уши заложило от не то визга, не то воя, перед глазами мельтешили какие-то блестящие мухи, но я все же могла держаться на ногах и даже идти.
Прошла вечность, прежде чем я выбралась на какую-то площадь, с одной стороны ограниченную храмом, с другой — крепостной стеной. Тут было полно народу, и я поняла, что переношу нынешнее светопреставление лучше других. Сильные мужчины падали на четвереньки, катались по земле, пытаясь зажать уши руками, и только я бестолково топталась на месте, соображая, куда идти и что делать.
Белесая, особо длинная плеть хлестнула по стене и словно бы слизнула несколько человек, затем ее конец полыхнул летней синевой и рассыпался. Визг и вой стали не то чтобы тише, но не столь мучительны, я попробовала поднять голову, и мне это удалось. Небо поднялось повыше, белые проплешины частью затянулись, частью уменьшились. Люди вставали на ноги, самые сильные или самые смелые обнажали оружие и, шатаясь, брели на стену.
Я была предоставлена сама себе, но любопытство, сгубившее не только кошку, заявило о себе в полный голос. Вместо того чтобы укрыться в храме, как следует благородной даме, я шмыгнула к ближайшей лестнице, благо на меня никто не смотрел. Будь я обычной женщиной, то, что я увидела, заставило бы меня взвыть в голос, а я принялась соображать, что же делать, вслушиваясь, не поднимает ли голову моя Сила. Увы, именно сейчас она меня оставила, пришлось лихорадочно вспоминать ту малость эльфийской магии, которой обучил меня Астени. Все лучше, чем ничего, потому что беда не пришла ниоткуда. Это была волшба. Древняя, страшная и безжалостная.
На другой стороне неширокого Канна рыла копытами землю та самая тварь, что гналась за нами в таянских холмах, но как же она выросла и окрепла! Монстр по-прежнему походил на оленя, но стал больше и мощней некогда остановивших ее Всадников. Таращились мертвые глаза, ветвистые рога чуть ли не касались нависших облаков. Кишащие у столпообразных ног люди казались в сравнении с ней муравьями.
Видимо, там шло какое-то ритуальное действо, потому что армия и не пыталась наступать, наблюдая камланье. «Рогоносцы» сновали с места на место, бросались на колени, вскакивали, некоторые оставались лежать на земле, другие, не замечая этого, проходили по неподвижным телам. И с каждым их движением Олень обретал все большую силу…
Монстр закинул голову и издал тот самый повергающий в ужас высокий протяжный визг, который я слышала в монастырском саду. Поднялся на дыбы; этого ему показалось мало, и он подпрыгнул, пропоров небо своими рожищами. На миг голова чудища скрылась в облаках, и над ним возникло белесое пятно, от которого стремительно разбегалась сеть трещин, давая дорогу сотням щупалец. И снова ударил синий огонь, заставив их — нет, не убраться, но отпрянуть, хотя дыр на сей раз осталось поболе…
Я наконец догадалась оглянуться. Так и есть. Несколько Светорожденных во главе с Эмзаром, сцепив руки, сдерживали монстра, но мне было очевидно, что силы неравны. Не уйди Преступившие и Роман искать Эрасти, уцелей Астени, окажись Эанке существом пусть бессердечным, но хотя бы способным соображать, они бы еще могли отбиться, но теперь…
Не соображая, что делаю, я быстро помчалась туда, где кто-то озаботился пристроить к стене широкий деревянный пандус, по которому могло пройти в ряд человек пятьдесят. Меня никто не останавливал, люди в ужасе таращились кто на Оленя, кто на ставшее опасным небо. Наверное, одна я и понимала, что смотреть надо на горсточку вцепившихся друг в друга эльфов, от которых только и зависит, жить нам или не жить. То есть что не жить — очевидно, дело лишь в том, сколько этой жизни еще оставалось.
Я добралась до места, когда Олень малость поутих, а его прислужники засуетились, накачивая тварь новыми и новыми силами. Пытались отдышаться и эльфы. Я оказалась как раз над ними и с какой-то спокойной горечью поняла, как они измотаны. И как их мало! Эмзар и Клэр стояли впереди, обняв друг друга за плечи, словно готовясь исполнять веселый маринерский танец. Остальные преклонили колени за их спинами, окружив голубой костер. Нет, не костер. Я догадалась, чтоэто было, и подивилась Эмзару, не пожалевшему ради спасения нашего мира главного талисмана клана. Моих знаний хватало на то, чтобы понять: в общей сумятице, когда защита Тарры ломалась изнутри и снаружи, Лебеди получали хороший шанс вырваться и уйти к своим Светозарным, а вот поди ж ты… Пришли умирать вместе со смертными.
Если у людей еще теплилась хоть какая-то надежда, то Светорожденные понимали все. Я видела, как они отдавали свои силы талисману, который, в свою очередь, поддерживал заклятия Эмзара.
На этот раз устоять удалось. Я с отвращением посмотрела на ройгианцев — похоже, те придумали что-то новенькое: щупальца исчезли, но из пробитого рогами отверстия в наш мир вплывал отвратительный толстый столб, который на конце начал раздуваться, растягиваться, превращаясь в гигантский перевернутый гриб. Его «шляпка» тянулась к защитникам. Теперь над Эмзаром зависло некое подобие перевернутого блюда, края которого начали стремительно заворачиваться внутрь, пытаясь накрыть эльфов. Эмзар и остальные вскинули руки, их окружило ясно-синее кольцо, и белая муть остановилась, но не исчезла. Я поняла, что она ждет, когда силы Светорожденных будут вычерпаны, после чего слизнет эльфов вместе с их талисманом и возьмется за смертных. А слабели Лебеди быстро, очень быстро. Белый пласт начал медленно, почти незаметно опускаться, но внезапно резко подскочил вверх. Сперва я не поняла, что произошло, а поняв, не поверила своим глазам.
Уж во что, во что, а в Триединого, как его представляет Церковь Единая и Единственная, я после смерти Астени не верила, ибо, признав, что Он есть, мы признаем и то, что вся жестокость и подлость творится с Его ведома. По мне уж лучше думать, что мы одиноки и свободны… Само собой, в магическую силу церковников я тоже не верила, и, как оказалось, совершенно зря.
Кто-то седой и осанистый, в кардинальском облачении привел на помощь к несуществующим или же богомерзким эльфам целую толпу. Конец света его высокопреосвященство встречал во всеоружии и по всем правилам. В парадном облачении цвета лучшего корбутского малахита, с увитым белыми сияющими цветами посохом и отливающим всеми цветами радуги драгоценным наперсным знаком, он был просто потрясающ. Рядом шли несколько клириков разного возраста и положения, в том числе и четверо кардиналов. Слуги Церкви, как и простые смертные, воспринимали творящийся кошмар по-разному — кто-то стоял до конца и делал что мог, кто-то забился в щели… Тем не менее десятка два собратьев кардинал с цветущим посохом присобрал, сотворив, наверное, самый странный за всю историю Церкви Святой Ход. К нему примкнули тысячи верующих, истово моля Триединого о спасении. Люди пытались петь молитвы, в руках многих мерцали свечки, прикрываемые ладонями от порывов взбесившегося ветра. Похоже, изначально процессия двигалась к храму, но затем седой кардинал повел свою паству на стены.
Увидев эльфов, клирик все понял, а поняв, не колебался. Велев прочим остановиться и продолжать молитву, кардинал подошел к Клэру и возложил холеную руку ему на плечо. Я ничего от этого жеста не ожидала, хотя вера и мужество церковника и вызывали уважение. Я ошибалась. Висевший над площадью белый блин отвратительно задрожал, как задрожала бы огромная медуза, вздумай ее кто-нибудь от души тряхануть, и нехотя пополз вверх. Увидев это, многие молящиеся попадали на колени, кто прижимая к губам обе ладони, кто простирая руки к такому жуткому небу, и студенистая мерзость наверху отступила еще немного. Что ж, Церковь оказалась неплохим сборщиком силы, капля которой есть в каждом живом существе, будь то человек или ромашка. Молитвенный экстаз раздувал эти искры, а возглавивший Святой Ход клирик вбирал в себя их свет и отдавал возводящему барьеры Эмзару…