Тарра. Граница бури

Камша Вера Викторовна

Залиэль сражалась неистово. Колонна вновь полыхнула васильковой синевой и устремилась к небу, но ненадолго. Отвратительный буро-желтый язык расколол ее на две части и начал пригибать к земле. Медлить было нельзя, я сжала зубы и, выставив вперед руку с украденным кольцом Проклятого, бросилась вперед, но меня опередил Преданный — оттолкнув меня, он исчез в магическом огне. Последним же, что я увидела в этой жизни, стала метнувшаяся из тени тень…

8

Помочь эльфийке магией Рене не мог — слишком неравны были силы, к тому же волшба требовала полного сосредоточения, а ему приходилось следить и за морем, и за командой. Для остального места просто не оставалось. Рене освободил свой мозг от любви, от памяти, от надежды — от всего, что отвлекает от борьбы. Пока они держались, и это было хорошо, а потом случились две вещи одновременно. Рене ощутил чужой ужас и решимость. Казалось, его самого захватило и влечет куда-то, где нет ничего или, вернее, есть нечто, абсолютно чуждое тому, что составляло смысл жизни адмирала. Странное ощущение исчезло так же стремительно, как и накатило, и одновременно в глазах Залиэли сверкнуло торжество, и на лице ее отразилось немыслимое облегчение. Нет, эльфийка по-прежнему сражалась с ветром и морем, ни на мгновение не ослабляя магической защиты корабля, но это была совсем другая женщина — не настороженная, ожидающая, надеющаяся на лучшее, но готовая и к худшему. Лицо Лебединой королевы стало лицом воина, только что осознавшего, что битва выиграна. Пусть сеча продолжается, пусть он сам еще сотню раз может сложить голову, но он знает, что все было не зря. Даже если он и не увидит победы, она неизбежна, и это главное.

Адмирал никак не связал внезапную пустоту в собственном сердце с торжеством Залиэли. Не успел. Ветер неожиданно стих, и волнение улеглось, хотя этого и не могло быть. Впрочем, если буря была не простой, а магической, в чем Рене и не сомневался, и если удар, нанесенный матерью Эмзара, достиг своей малопонятной цели, могло случиться и не такое.

Яркий свет невидимого солнца прорвался сквозь отверстие в иссиня-серых облаках, Рене, благоговея, увидел, как по лучу, словно по тропе, к ним идет стройный воин в развевающемся плаще — несомненно, эльф. Залиэль вскрикнула и бросилась навстречу. Рене, промедлив лишь мгновенье, кинулся следом. Поздно. Наваждение исчезло, озверевший ветер вновь трепал стоящий на якоре корабль, а за бортом, куда шагнула Светорожденная, среди волн мелькнула аспидно-черная туша кэргоры.

Глава 7

2231 год от В. И. 1–2-й день месяца Волка

Лунные острова

Корбут

Таяна. Гелань

1

Роман стоял над мертвым алтарем. Погасший огонь означал одно — Залиэли больше нет. Будь она ранена, без сознания, в плену, колдовское пламя продолжало бы гореть. Пусть не огненный столб, а тоненький язычок, как у дешевой церковной свечечки, но он бы мерцал, бился, жил. Рамиэрль слишком много видел, чтобы поддаться ложной надежде. Залиэль погибла, и, скорее всего, Рене тоже. Без эльфийской магии «Созвездию» в таком гиблом месте не продержаться, а вот он, Роман, совершенно неожиданно уцелел и теперь не знал, что с этим делать.

Все последние дни либер провел в ожидании смерти, которая выкупала для Геро путь в иные миры. Обойти запрет Светозарных было можно, но из двоих рискнувших покинуть Тарру уходил один. Жизнь второго служила ключом, открывающим дорогу более удачливому.

Неведомая Рамиэрлю, но памятная Залиэли Адена, про которую та говорила сразу с благоговением и ненавистью, не желала бросать Тарру без защиты. На то, что эльфы по собственной воле останутся хранить покинутый Светозарными мир, Адена, в отличие от Ангеса, не рассчитывала. Дева знала Светорожденных и нашла способ вынудить их сражаться за Тарру, к которой дети Звезд были в общем-то равнодушны. Эльфы ушли бы за своими богами, слегка взгрустнув о судьбе покидаемых земель, но они не стали бы платить жизнями за возможность вновь узреть престол Света.

Воин думал о таких, как Ларрэн и Эмзар, Дева — о таких, как Эанке. Правы оказались оба. И оба же просчитались. Лунные раскололись на тех, кто решил остаться, и ушедших с другими кланами. С Лебедями вышло иначе. Их королева сделала так, что Лебеди опоздали к Вратам Светозарных, и даже Лебединый король не понял истинной причины задержки.

Лебединая королева дорого заплатила за свой выбор, и Рамиэрль не мог судить нежданно нашедшуюся мать своего отца. Он и сам поступил бы на ее месте так же, хоть и по другой причине. Залиэль вела любовь к остающемуся Ларрэну. Нэо Звездный Дым был еще и либером Романом Ясным, любившим исхоженную им от сурианских лесов до ларгских степей землю. Адена поступила жестоко, но, по большому счету, правильно, хотя Роману был ближе искренний Ангес. И либер без колебаний согласился на план Залиэли.

Чтобы обезопасить Тарру от воплощения Ройгу, нужно было сберечь Эстель Оскору, но это было невозможно. Смертная супруга бессмертного бога, как бы ни продлевали ее жизнь Светорожденные, умерла бы, а Неведомый не имел обыкновения повторять своих ошибок. Единственным выходом было отправить Геро за пределы Тарры, обрекая тем самым Ройгу на вечное одиночество. Свет Эстель Оскоры, угасшей в иных мирах, для Тарры потерян, а значит, преемницы у Герики Годойи не будет. Сама Герика никогда не согласилась бы уйти, оставив Рене, а Рене не бросил бы Арцию, как Ларрэн не бросил Тарру. И никто — ни он, ни она — не согласился бы заплатить за бегство жизнями друзей.

Оставалось одно — обман. Геро пойдет на все, думая, что спасает Рене, дело же Романа — открыть Врата Адены. Первый сгорит заживо, открывая путь второму, и этим «первым» будет он, Рамиэрль из Дома Розы. Жертва должна быть добровольной и осмысленной, и принести ее может лишь тот, в чьих жилах течет кровь Звездного Лебедя.

Роман не колебался. Если насчет Рене и Залиэли у него еще теплилась надежда — вдруг вернутся, ведь никому так и не удалось узнать, что же кроется за Жемчужным рифом, — то свою участь бард знал точно. Судьба же в лице Преданного распорядилась иначе.

Рысь опередила эльфа, и — Роман не поверил своим глазам — Врата приняли жертву. Видимо, благодаря ошейнику Проклятого. Роман своими глазами видел, как пламя охватило рысь, которая на миг зашлась в жутком предсмертном крике и рассыпалась сверкающими звездочками, как рассыпается сожженное письмо. А затем в пламени возник овал, сверкнувший зеркальным блеском, расколовшимся на семь радужных цветов. В эту радугу и шагнула Герика. Силуэт женщины окружили два ореола — темно-синий и черный, а потом тарскийка исчезла. Радуга погасла. Остался мечущийся на алтаре костер, то взлетающий к потолку, то прижимающийся к мраморному основанию, потом погас и он. Дальний бой был окончен.

2

— Не понимаю, что с ним. — Грэдда озабоченно склонилась над заходящимся в плаче ребенком.

— Когда это началось? — Рэннок пощупал лоб маленького Стефана-Уррика. — Холодный…

— Я проснулась от крика. Рэннок! Дети так не кричат. Что-то случилось… Может, его отец… Или мать? А вдруг… Криза?!

— За нее не волнуйся, — буркнул старый вогораж, — она малому не родная кровь, а мать его даже ни разу не покормила. Чужие они, не слышит он ее… А с Урриком все должно быть в порядке…

— А вдруг…

— Сама подумай. Парень с Кризой… Случись с ним что, девчонку б прихватило, а с ней и тебя. Нет, тут другое что-то.

Рэннок поднял продолжавшего плакать малыша и принялся раздевать.

— Когда ты его сняла?

— Что сняла? — Женщина недоуменно подняла глаза. — Не понимаю.

— Браслет… Тот, что Уррик получил от крови Инты.

— Я ничего не трогала, — пробормотала Грэдда, — да и как бы я могла!

— Смотри, — Рэннок поднял ручку ребенка, — браслет исчез, но остался след…