Тарра. Граница бури
Шрифт:
— Нет, я решила спать. Не люблю ездить под дождем… Шандер, у тебя были женщины после Ванды?
Гардани с нескрываемым удивлением посмотрел на жену. После Беломостья у них все складывалось неплохо, но в душу друг к другу по молчаливому уговору они не лезли, и первый столб в незримый забор вкопала Ланка.
— Были?
— Были, — подтвердил Гардани. — И любовь была.
Он не стал объяснять, что он мужчина, и врать, что «ничего не было», тоже не стал. Объясняют надоевшим женам, а врут любимым… Она ему не первое и не второе. И хорошо.
— Ты еще хочешь, чтобы я остался?
—
Она просила о том же Михая, потому что боялась того, что стало прятаться в темноте, хотя в лучшие ночи эти просьбы были игрой. Взаимной. Годой не собирался уходить, но ему нравилось, когда его останавливали, а ей иногда… нравился муж. Особенно если она была слегка пьяна, а в первую и единственную их с Михаем зиму это случалось часто…
— Лана, — негромко сказал Шандер. — Если вдруг тебе это важно. У меня их не будет. Кроме тебя.
— И зря! — Она сама не поняла, почему огрызнулась. Разве что…
— Не зря. Ты — моя жена и великая герцогиня Таяны. Я не могу тебя оскорблять изменой. И не хочу.
Так просто. Михай бы такне сказал. И Рене с его вечными приключениями, а вот отец не изменял матери. У таянцев, у лучших таянцев верность матери своих детей в крови, а они с Шани таянцы. Им не нужна чужая империя…
— Шандер, я должна рассказать тебе одну вещь, — отчетливо произнесла Ланка. — Про Михая.
— Я тебя ни о чем не спрашиваю.
— Ты должен знать. Годоя убила я.
— Этого не может быть!
— Только это и может. Другие бы просто не смогли, разве что твой Роман или… Рене. Годой не лишился силы, наоборот, он ее получил…
…Михай пребывал в отличнейшем расположении духа, словно не было ни сокрушительного поражения у Кантиски, ни выскользнувшей из рук Таяны. Он подолгу пропадал на стенах, разглядывая разноцветную летнюю Гелань, и улыбался. Укрывшиеся от гнева горожан за стенами замка остатки тарскийцев и те из таянцев, кто слишком пытался угодить регенту, чтобы рассчитывать на прощение, приободрились, зато Ланка совсем не находила себе места.
Посоветоваться было не с кем: Уррик вместе с десятком особо доверенных тарскийцев безотлучно находился при особе Годоя, а Катриона и Гжесь совсем его не знали. Неизвестность становилась невыносимой, а Михай загадочно ухмылялся днем и становился все настойчивее ночью. Она почти не сомневалась, что это дало плоды. Пронесло… Ланка почувствовала себя вновь родившейся на свет, но Михай был недоволен, и она не выдержала, хотя он начал первым.
— Ты меня разочаровываешь, — муж смеялся, но шутки в шутке было очень немного, — изволь исправиться.
— Сейчас? Рожать, когда нас вот-вот прикончат?! — Она в самом деле боялась того, чего так ждала до возвращения мужа. Хозяйка Высокого Замка готовилась сдаться, герцогиня Тарскийская не могла ничего! — Какой же я была дурой, когда связалась с тобой! Ты обещал мне четыре короны, а что теперь? Сидим, как волки за красными метками!
— Ты слишком рано загрустила, дорогая! Я обещал тебе четыре короны? Ты их получишь, а в придачу получишь еще и бессмертие, но с тебя наследники, и чем быстрее, тем лучше!
— Как?! Что?! — Илана не притворялась, она и вправду была потрясена, а довольный Михай, картинно потянувшись, пояснил:
— Дорогая моя, вы еще станете хозяйкой Арции, да что там Арции, всех Благодатных земель. Нужно просто подождать.
Оказывается, воевать с Эландом, ловить сбежавшую Герику, враждовать с Церковью было незачем. Пусть победители спокойно проживут отмеренный им срок и отойдут в мир иной. Через двести-триста лет Благодатные земли позабудут обо всем, через шестьсот шестьдесят семь лет придет время Годоя. Какой-то господин Шаддур мертв, его место занял Михай. Так повелось: смерть главы… союзников — рукоположение его преемника…
Ланка растерянно молчала, а Годой весело объяснил. Надо отдать ему должное, вещи, от которых у академиков ум зашел бы за разум, тарскиец растолковывал не только со знанием дела, но и понятно. Главное, во всяком случае, Ланка уразумела. Михай убьет большую часть обитателей Высокого Замка, оставив только слуг и гоблинов, затем настанет черед Гелани. Город умрет, но Высокий Замок станет недоступен, как стала какая-то башня за Последними горами, но не навсегда. Снаружи время будет идти, как обычно, но для затворников пройдет не более семи лет. Когда они выйдут, у Михая будет сила Вархи и не окажется врагов, потому что Эстель Оскора давно умрет, а новая никому не нужна. Можно было бы закрыться уже сейчас, но супруг хочет дождаться посланца Арроя и заплатить хотя бы один долг, раз уж остальные придется списать…
— Дорогая, — тарскиец положил руку на колено жены, — я мог бы наказать тебя за недоверие, но я бы на твоем месте тоже вообразил, что мы проиграли. И… я же просил тебя не затягиваться!
На мгновение Илане показалось, что муж играет ею, как кошка мышонком, но, глядя в темные, чуть лукавые глаза, поняла, что это не так. Таянка кокетливо улыбнулась, позволила распустить и в самом деле мешавший дышать корсет, шепнула, что такое открытие требует вина, и, шлепая босыми ногами, подбежала к резному шкафчику. Оглянулась. Михай следил за ней взглядом осеннего оленя, ему доставляло откровенное удовольствие ее разглядывать, и Илана последовала примеру мужа, переводя взгляд с сильных рук на смятую расстегнутую рубашку алого шелка.
Да, он был сильным колдуном, дальновидным политиком, редкостным негодяем и умелым любовником, но, самое главное, он все еще оставался смертным. Конечно, ожидай Михай подвоха, справиться с ним было бы невозможно, но мысли тарскийца занимала супруга. А супруга поняла, что хочет отложить задуманное хотя бы на час… Или до утра. Это будет их последняя ночь, безумная и отчаянная, она узнает многое и сможет рассказать, когда придет Аррой. Что толку в том, что они вернутся и получат все, если Рене с Геро этого не узнают? Их из будущего не победить, даже если разрыть могилы и заставить клириков пропеть анафему.