Шрифт:
вверх-вниз
Любая безмозглая голова принадлежит не тому, кто носит её на своих плечах, а тому, кого можно назвать коллекционером дурацких историй. Он же и управляет этой головой исключительно нахально и в свою корыстную пользу. Не придавая значения ни возможному вселенскому конфузу, ни повышенной ярости от любителей благочестивых сентенций, даже презирая своих критиков и ворошителей гуманистических идеалов, он справедливо обвиняет большую часть человечества в лукавстве. Коллекционер настолько увлечён смешением реалий и универсалий, что остановить его может только звонок из поднебесной. Да и то не сразу.
У каждого должно быть такое воспоминание, когда за тобой кто-то гонится, а ты улепётываешь, сверкая пятками и ощущая, что вот-вот задохнёшься от перенапряжения, что чуть ли не конец всей жизни близок, и вот уже нет сил бежать, и ты резко тормозишь, выговаривая, что теперь-то вгрызёшься зубами в глотку врага, оборачиваешься… А позади тебя никого и нет!.. уже давно за тобой никто не гонится!..
Герой нашего повествования
– Кажется, я был несколько резок, когда этот ящик вдарил мне по зубам, а я пожелал здоровья его матушке. – произнёс Евпсихий Алексеевич, приподымаясь на корточки и осторожно ощупывая лицо, опасаясь подтёков в красоте. – Однако, уверен, что моё простое и временное затемнение добросердечности не напрашивалось на столь устрашающие последствия. Да и страшны ли они на самом-то деле?.. Чего только не примерещится в темноте.
Гроб совершенно не откликался на заботы своего нечаянного знакомца, не испускал скрежещущих дымков и таинственных свечений, а намеревался продолжить мирное уединение. Терпеливо постучав по крышке и справившись «есть там кто живой?», Евпсихий Алексеевич попробовал приподнять находку, и это у него легко получилось. «Вероятней всего, что гроб пуст, и его бросили сюда злые шутники. – подумалось Евпсихию Алексеевичу. – Чем-то подобным и я в детстве баловался, и от родителей мне крепко доставалась за подобные шутки, а, значит, можно сказать со значительной толикой уверенности, что ничего неожиданного не произошло. Хотя, конечно, я поначалу крепко испугался, да и челюсть болит от удара.» Евпсихий Алексеевич не без труда сдвинул крышку гроба, разогнув пальцами гвоздик, замысловато согнутый крючком, и просунул в образовавшуюся щель руку. Случись такое дело при иных обстоятельствах, уж тем более где-нибудь на похоронах – где Евпсихий Алексеевич чувствовал себя достаточно неловко и даже грешил излишней застенчивостью – то действия Евпсихия Алексеевича и у самого Евпсихия Алексеевича вызвали бы нарекание, но сейчас им овладел пытливый кураж. Внутри гроб действительно оказался пуст, лукаво гладок и уютен, обладая притяжением сонного тепла.
– Собственно говоря, дело обстоит так. – недолго думая, решил Евпсихий Алексеевич, ещё раз приподняв гроб и убедившись в его доступной лёгкости. – Избыток положительных эмоций невольно притягивает к себе оппонентов, будь то торичеллиева пустота или бандитский кулак, размером с экое-нибудь парадное антре, после встречи с которым начнёшь всю жизнь автобусам улыбаться. Тем и прекрасен мир, что непредсказуем, и непредсказуем даже в мелочах, а от выверенной скуки люди дохнут. Однако, я свою толику увечья безусловно получил, и в качестве компенсации за моральный ущерб, имею право утащить гроб с собой. Присвоить чужую вещь, полагая, что она ничейная.
Зачем Евпсихию Алексеевичу понадобился подозрительно-найденный гроб – этого Евпсихий Алексеевич не смог бы точно объяснить никаким образом, но он взвалил находку на плечо и воровской рысью отправился домой, благо бежать было недалеко. В тесноватой квартире ему пришлось погрустить о собственной бедности, и даже поругаться с самим собой на эту скользкую тему, и даже возникло желание выбросить гроб из окна, поскольку не находилось ему в доме местечка, но окно и навело Евпсихия Алексеевича на дельную мысль. Гроб сию же минуту расположился на длинном подоконнике, который до этого занимал в царственном единовластии взъерошенный кактус.
– Ничего, брат, постоишь на холодильнике, здесь тоже простор. – сказал Евпсихий Алексеевич кактусу, отношения с которым были достаточно дружеские, впрочем, и возражений от кактуса он не ожидал.
Несомненно, что гроб определился на место очень своеобразное, очень утилитарное, но зато смягчающее саму мрачную сущность предмета, что вызывало у наблюдателей шутливую лёгкость и индифферентность. Приятели Евпсихия Алексеевича с оптимистичным равнодушием восприняли наличие гроба на подоконнике, не очень пытались и озоровать, примеряя на себя роли усопших, дабы постигнуть некоторую суть настроения пребывания в гробу и особую чувствительность тела. «Что за радость в уменье притворится мёртвым? – весело брюзжал хозяин. – Куда сложней притворится самоудовлетворённым живым.» На что приятели отвечали поддатой истиной про неизбежность смертного часа, и указывали на ночные заоконные пейзажи, щедро инкрустированные звёздами, уверяя, что ничто не вечно под луной. Собственно, и луна за окном не слишком гримасничала, когда притрагивалась к гробу осторожным подслеповатым светом; осторожным, словно шварканье селезня у гнёздышка возлюбленной. Вот только несколько барышень – эпизодически посещающих квартиру Евпсихия Алексеевича и умозрительно размышляющих на тему женитьбы – не воспринимали гроб как шутку, и уж тем более как абстрактно-психологический элемент декора, а высказывались выражениями невинно-грубыми. «Если только, Евпсихий, ты его плотно занавесишь, когда мы к тебе в гости приходить будем – тогда, пожалуй, пусть и гроб стоит на подоконнике, мало ли мы разных странностей у себя на работе повидали.» – предлагали девушки, на чём Евпсихий Алексеевич с ними и соглашался. Впрочем, самая занудная кандидатка в невесты, постановляющая для себя добиться свадьбы не мытьём так катаньем, при обнаружении гроба вознамерилась опуститься до визгливых протестующих восклицаний, чего Евпсихий Алексеевич допустить не мог, и прогнал барышню вон.
– Ишьтыподишьты: невенчанная, а как изгаляется! – съехидничал Евпсихий Алексеевич.
Таким образом месяц шёл за месяцем, все странноватые обстоятельства находки сглаживались временем и бытовыми неурядицами, а тот факт, что беспредметная скука всё более и более западала в душу и нагнетала щемящую тоску, Евпсихий Алексеевич воспринимал, как нечто закономерно-возрастное. Кому из тех, кто перешёл за тридцатилетний рубеж, не знакомы унылая задумчивость, относительно миросозерцания, и тусклый сарказм, оценивающий явления туманные и циничные?.. Правда, у Евпсихия Алексеевича эта скука развивалась слишком остро, слишком болезненно, что ли, с трещинками бытовой маниакальности – когда при взгляде на кухонный нож, хочется кого-нибудь пырнуть этим ножом, не исключая и себя. Евпсихия Алексеевича принялись посещать раздумья о смысле бытия, причём раздумья весьма развёрнутые, составленные из многочисленных пунктов и подпунктиков, причём атеизм в этих раздумьях определённо главенствовал. Казалось, что закончилась не только одна из глав бесполезной скучной жизни, но и сам конец существования прорисовывался с фаталистической определённостью, не предлагая ничего цельного взамен.
– Что же такое – форма и содержание? – мучил Евпсихий Алексеевич вопросами своих друзей и подруг, пока они вконец с ним не рассорились и не разбежались. – Что такое симулякр – с некоторой намеренностью определяющийся как нomo sapiens, но впоследствии разрушающий всю индивидуальность, поскольку даже сильнейший выживает в стаде, а не в одиночку?.. А кто такие – перебежчики из стада в стадо, из бытия в бытиё, из – скажем наконец – реальности в реальность?.. Что такое – перерожденцы, если забыть, что они тоже люди и желают человеческого к себе отношения, и если попробовать насильно выкопать их звериную сущность?.. Слишком просто я жил – да и продолжаю жить до сегодняшнего дня – чтоб постигнуть все эти вещи, подвести нравственные итоги, слишком примитивно я скользил по поверхности, не видя ничего в глубину, даже на сантиметр от себя. Что мне теперь с собой делать – пока не понимаю, но полагаю, что мне надо что-то с собой делать, что-то радикально менять. В один из таких душевных надрывов, Евпсихий Алексеевич и обратил внимание на подзабытую давнюю находку, прищёлкнул пальцами, осеняя себя внезапной идеей, решил поступить, словно пчёлка, взимающая дань с душистого цветочка. «Не было ничего случайного в тот раз, когда я рухнул в кусты. – решил Евпсихий Алексеевич. – Всё было закономерно и точно соответствовало той лукавой системе вещей, в которой я рабски прозябаю. Мною двигал фатум, способный преподнести непочатый материал для исследования девиантных состояний.» Затем Евпсихий Алексеевич стащил гроб с подоконника и установил на стол, дабы покорно возлечь в него, закрыться крышкой поплотней, и возлежа таким образом, на манер неподвижного чурбана или иной бессмысленной аллегорической фигуры, попробовать что-то понять в самом себе, раскрыть сакральные силы или их подобия, каким-то образом убедить себя в необходимости продолжать жить дальше с бравурной лёгкостью. Почему-то Евпсихий Алексеевич хотел для себя жизни лёгкой и непредприимчивой.
– Бывает и такое, что человек живёт себе и живёт при полном удовольствии, и на орехи ему практически не достаётся – так только, если по нелепой случайности. – вдруг услышал Евпсихий Алексеевич радушный и слегка доверчивый женский голос, который вполне мог принадлежать юной хорошенькой девушке.
– Что?? – вздрогнул Евпсихий Алексеевич.
– Я знаю, например, что вы по зубам получали, и неоднократно, да только это не убавило в вас лёгкости. – сообщил женский голос. – Безмятежное существование для вас – это что-то вроде физкультурно-оздоровительных экзерсисов; здесь вы похожи на любого человека, кого только не возьми для примера. Но ведь так не может продолжаться вечно. И вот однажды, когда ни что не предвещает беды, человек просыпается в собственной постели, окружённый столь невероятным количеством напастей, что в пору в петлю лезть. Или ещё хуже, если он просыпается не в собственной постели, а в какой-то халупе на окраине города, и даже совсем не просыпается – бывает и такое.
Голос звучал в непосредственной близости от Евпсихия Алексеевича, могло показаться, что он находился непосредственно в самой голове Евпсихия Алексеевича, что могло быть вызвано грустными психическими отклонениями, если б не миллион самовзрывающихся и бешено снующих мыслей, овладевших нашим героем, когда он убедился в натуральности этого голоса.
– А, ну конечно. – произнёс Евпсихий Алексеевич. – Очередная невеста зашла в квартиру без спроса, увидела, как я в гроб укладываюсь, а теперь шалит. Нет, голубушка, со мной много не пошалишь, плохо ты меня знаешь.