Тарзан и потерянная империя
Шрифт:
– Я – Га-Ят, – оскалилась одна из обезьян. – Я убью!
– Я – Зу-То, – зарычала другая. – Я убью!
– Смерть тармангани, – закричал Га-Ят.
Обезьяны шли вперевалку, иногда вставая на задние лапы и опираясь при этом на землю костяшками пальцев.
Толпа заволновалась. Среди криков явственно слышалось: «Долой цезаря!» и «Смерть Сублатусу!» Зрители все как один вскочили на ноги, но остались на своих местах, устрашившись вида сверкающих копий. Лишь пара безрассудных смельчаков стали пробиваться к ложе цезаря, но цели так и не достигли, пронзенные
Сублатус шепотом обратился к одному из своих гостей:
– Пусть это послужит уроком для всех тех, кто осмелится посягнуть на цезаря.
– Совершенно справедливо, – отозвался тот. – Великий цезарь поистине всемогущ.
Однако губы льстеца сделались мертвенно бледными от страха, стоило ему увидеть, насколько грозной и многочисленной была разъяренная толпа, и насколько хрупкими и игрушечными казались копья, отделявшие народ от императорской ложи.
Обезьяны во главе с Зу-То приблизились к Тарзану.
– Я – Зу-То, – зарычал самец. – Я буду убивать!
– Осторожней, Зу-То. Не стоит убивать своего друга, – молвил человек-обезьяна. – Я Тарзан из племени обезьян!
Удивленный Зу-То остановился. Остальные столпились вокруг него.
– Тармангани говорит на языке великих обезьян, – сказал Зу-То.
– Я его знаю, – сказал Га-Ят. – Он был вожаком племени, когда я был юнцом. Его зовут Тарзан, то есть Белокожий.
– Да, – подхватил Тарзан, – я белокожий, но сейчас мы с вами пленники. Эти тармангани наши враги. Они хотят, чтобы мы стали сражаться между собой, но мы этого не сделаем.
– Да, – согласился Зу-То. – Мы не будем сражаться с Тарзаном!
– Вот и хорошо, – сказал человек-обезьяна. Обезьяны сгрудились вокруг него, принюхиваясь, чтобы удостовериться в том, что зрение их не подводит.
– Что случилось? – заворчал Сублатус. – Почему они не нападают на него?
– Он заколдовал их, – предположил гость. Недоумевающая толпа продолжала шуметь. Зрители слышали, как животные и человек обменялись странными звуками. Судя по всему, они общались на одном и том же языке. Затем на глазах у публики белокожий человек направился к ложе цезаря в окружении шестерки косматых чудовищ. Тарзан окинул быстрым взглядом подходы к императорской ложе. Там сплошной стеной стояли легионеры, так что не оставалось никакой надежды добраться до цезаря живым. Тарзан устремил взор на Сублатуса.
– Твой план провалился, цезарь. Эти обезьяны, которые, по твоему замыслу, должны были разорвать меня на куски, мои друзья, и они меня не тронут. Если ты задумал еще что-нибудь, то выкладывай сразу, а то мое терпение на исходе. Стоит мне только приказать, как обезьяны последуют за мной в твою ложу и разорвут тебя на части.
Тарзан не колеблясь так и поступил бы, ибо без труда расправился бы с цезарем, однако его останавливала возможность погибнуть от копий легионеров. Уловив настроение толпы, Тарзан не сомневался в том, что она бросилась бы на его защиту, и что сами легионеры, за небольшим исключением, примкнули бы к черни, выступив
Но на это потребовалось бы время, а Тарзан не мог рисковать жизнью, и, кроме того, у него были другие планы. В первую очередь он рассчитывал на одновременный побег вместе с Кассиусом Астой и Цецилием Метеллусом, чья помощь понадобится в поисках Эриха фон Харбена в Восточной империи. Именно поэтому, когда распорядитель игр приказал ему вернуться в темницу, Тарзан безропотно подчинился и повел обезьян назад в клетки.
Оказавшись за ведущей на арену решеткой, Тарзан продолжал слышать в шуме черни настойчивые призывы к свержению Сублатуса.
Когда тюремщик открыл дверь камеры, Тарзан увидел, что там находится один Максимус Прекларус.
– Добро пожаловать, Тарзан! – воскликнул римлянин. – Не ожидал увидеть тебя снова. Но раз ты остался жив, то почему не на свободе?
– Таково правосудие цезаря, – с улыбкой отозвался Тарзан. – Хорошо хоть наших друзей освободили. Я вижу, что их здесь нет.
– Напрасно ты так считаешь, варвар, – вмешался тюремщик. – Никуда твои друзья не делись. Они в другой камере.
– Но они заслужили свободу! – взмутился Тарзан.
– Как и ты, – ответил тюремщик с ехидной усмешкой. – А может, ты свободен?
– Это несправедливо! – взорвался Прекларус. – Так не делают!
Тюремщик пожал плечами.
– А вот и сделали, – сказал он.
– Но почему? – спросил Прекларус.
– Уж не думаешь ли ты, что цезарь поверяет свои тайны рядовому солдату? – усмехнулся тюремщик. – Впрочем, до меня дошел слух, который объясняет причину. Среди жителей растет недовольство, и цезарь боится тебя и твоих друзей, поскольку народ на твоей стороне, а ты на стороне Диона Сплендидуса.
– Понятно, – пробормотал Максимус Прекларус. – Поэтому мы должны остаться здесь на неопределенное время.
– Неопределенное? Ну, я бы так не сказал, – ухмыльнулся тюремщик, запирая дверь на замок.
– Не нравится мне, как он глядел на нас и как говорил, – заявил Прекларус, когда тюремщик ушел. – Видимо, боги против нас, коли даже мой лучший друг покинул меня.
– Ты имеешь в виду Аппиуса Апплозия? – спросил Тарзан.
– Именно, – отозвался Прекларус. – Если бы он принес ключи, то мы смогли бы бежать.
– Что бы ни случилось, у нас остается надежда, – сказал человек-обезьяна. – Пока мы живы, нужно надеяться.
– Ты не знаешь ни могущества, ни вероломства цезаря, – возразил римлянин.
– И цезарь не знает Тарзана из племени обезьян. Когда за окном сгустились сумерки и в камере стемнело, в коридоре забрезжил неровный свет. По мере его приближения пленники поняли, что идет человек с факелом в руке.
Мало кто посещал камеры под Колизеем даже в дневное время. Изредка показывалась охрана и тюремщики, а два раза в день появлялись рабы, приносившие пищу. Ночью же бесшумное приближение факела не предвещало ничего хорошего. Прекларус и Тарзан продолжили нескончаемую беседу, за которой они коротали время, с нетерпением ожидая появления посетителя.