Тарзан и потерянная империя
Шрифт:
– Звать бесполезно, – сказал Тарзан. – Остается тебе уговорить Ниуото не убивать меня.
– Но я увижу его только утром, – забеспокоился охранник. – Вдруг будет уже поздно?
– Нет, – успокоил его Тарзан. – Дух твоего предка ничего не предпримет до завтра.
Охваченный ужасом охранник вернулся на свое место, где принялся возбужденно обсуждать что-то со своим напарником, пока наконец человек-обезьяна не заснул снова.
Было позднее утро, когда в шалаше появился Лукеди, принесший новую порцию молока. Он выглядел чрезвычайно взволнованным.
– Это правда, о чем рассказал Огонио? – спросил он.
– Огонио?
– Ну да, охранник, что дежурил прошлой ночью. Он сказал Ниуото и всей деревне, будто видел здесь духа своего предка, который предупредил, что поубивает всех жителей, если тебя хоть пальцем тронут. Все жутко напуганы.
– А Ниуото?
– Ниуото никого и ничего не боится, – ответил Лукеди.
– Даже духов предков? – удивился Тарзан.
– Даже их. Из всех багего он один не боится людей Потерянного Племени, и сейчас он страшно зол на тебя за то, что ты привел его людей в ужас. Так что вечером тебя ожидает костер. Смотри!
Лукеди кивнул в сторону низкого входа.
– Там устанавливают столб, к которому тебя привяжут. А юноши заготавливают в лесу связки хвороста для костра.
Тарзан указал на отверстие в крыше.
– Вон дыра, ее проделал дух предка Огонио, – сказал он. – Позови сюда Ниуото. Пусть убедится сам. Может, тогда поверит.
– Это ничего не изменит, – ответил Лукеди. – Он не испугался бы, даже если увидел бы тысячу духов. Ниуото очень смелый, а также страшно упрямый, иной раз до неразумности. Теперь нам всем конец.
– Истинная правда, – подхватил Тарзан.
– А ты не можешь меня спасти? – спросил Лукеди.
– Если поможешь мне бежать, то обещаю, что духи тебя не тронут.
– Как бы я хотел помочь, но удастся ли, не знаю, – сказал Лукеди и протянул пленнику сосуд с молоком.
– Ты мне ничего не приносишь, кроме молока, – проговорил Тарзан. – Почему?
– Жители нашей деревни принадлежат к племени, которому запрещено пить молоко и есть мясо Тимбу, черной коровы. Эту пищу мы приберегаем для гостей и пленников.
Тарзан был доволен тем, что тотемом племени является корова, а не, к примеру, саранча или дождевая вода, или еще какая из сотен различных тварей, почитаемых различными племенами. И хотя в детстве ему доводилось питаться саранчой, которой люди обычно брезгуют, он, естественно, предпочитал ей молоко Тимбу.
– Я хочу, чтобы Ниуото встретился и переговорил со мной, – сказал Тарзан из племени обезьян. – Тогда он понял бы, что со мной лучше дружить, нежели враждовать. Меня пытались убить многие вожди, более могущественные, чем Ниуото. Эта темница для меня не первая, и не впервые черные люди готовят для меня костер, но я, как видишь, жив и невредим, Лукеди, а многие из моих палачей мертвы. Поэтому ступай к Ниуото и посоветуй ему обращаться со мной по-дружески, так как я не имею никакого отношения к Потерянному Племени.
– Я верю тебе, – сказал чернокожий юноша, – и потому передам Ниуото твою просьбу, только боюсь, что он не послушается.
Лукеди повернулся к выходу, и в тот же миг в деревне послышался шум. Раздались громкие команды, в испуге заплакали дети, по земле звонко зашлепало множество босых ног.
Затем Тарзан услышал дробь военных барабанов, бряцание копий о щиты и громкие крики. Он увидел, как вскочили на ноги стерегущие шалаш охранники и бросились в деревню.
– Назад! – крикнул Тарзан застывшему на пороге Лукеди.
Юноша метнулся прочь от двери и скрючился в дальнем углу шалаша.
VI. СТРАННЫЙ ЯЗЫК
Эрих фон Харбен увидел лодку с воинственно настроенными чернокожими и тотчас же обратил внимание на оружие, которым они размахивали.
Их копья сильно отличались от тех, которыми обычно пользовались африканские дикари. Тяжелые и короткие, они напомнили молодому археологу античные римские пики. Сходство это подкреплялось также короткими широкими обоюдоострыми мечами в ножнах, свисавших с левого плеча воинов.
Фон Харбен был абсолютно убежден в том, что это короткий испанский меч императорского легионера.
– Спроси их, что им нужно, Габула, – приказал он. – Может, они тебя поймут.
– Кто вы и что вам от нас нужно? – спросил Габула на родном диалекте банту.
– Мы друзья, – добавил фон Харбен на том же наречии. – Пришли посмотреть на вашу землю. Отведите нас к вождю.
Рослый негр на корме покачал головой.
– Не понимаю, – сказал он. – Вы наши пленники. Отведем вас к хозяевам. Полезайте в лодку. А будете сопротивляться, мы вас прикончим.
– Они говорят на странном языке, – сказал Габула. – Ничего не понимаю.
На лице фон Харбена отразилось неподдельное изумление, словно он стал свидетелем воскрешения мертвого, скончавшегося две тысячи лет тому назад.
Фон Харбен являлся увлеченным исследователем древнего Рима и его умершего языка, однако насколько же услышанная им живая речь отличалась от языка старинных, покрытых плесенью страниц древних манускриптов!
Он вполне уловил смысл сказанного негром. Язык оказался смесью корней банту и латыни, окончания же были латинские.
В студенческие годы фон Харбен частенько воображал себя римским гражданином. Он произносил речи в форуме, обращался к войскам, располагавшимся лагерем в Африке и Галлии, но то, что произошло с ним сейчас, превосходило самую богатую фантазию.
Запинаясь и не узнавая собственного голоса, он обратился к негру на языке цезарей.
– Мы не враги, – произнес он. – Мы пришли с дружеским визитом. Хотим поглядеть на эту землю.
Он выжидающе замолчал, почти не веря, что тот сможет его понять.