Ташкент - город хлебный
Шрифт:
Нахлобучил Мишка старый отцовский картуз - ушел от скандала. Донесут в орта-чеку и просидишь недели две, немного станут разговаривать с нашим братом. Потребуют паспорт - нет. Пропуск потребуют, и пропуска нет. Лучше подальше от этого...
Вспомнил про Сережку только к вечеру. Будто кольнул кто в самое сердце.
– Что не сходишь? Обещался?
Хотел сбегать, мужики напугали.
– Поезд готовится на Ташкент. Скоро пойдет.
Сразу раскололась Мишкина голова на две половинки. Одна половинка велит к Сережке
– Не бегай, опоздаешь.
А первая половинка опять в уши шепчет:
– Как не стыдно тебе товарища бросать на чужой стороне? Сам уговаривался и сам не хочешь.
Долго ли добежать! Простишься в последний раз и поедешь. И ему легче будет, когда узнает, ждать не станет...
Другая половинка успокаивает:
– Ты не в этот раз уговаривался. Проходишь зря - на поезд не попадешь. Останешься сидеть день да ночь, а в это время сто верст уедешь. Если бы нарочно не жалко тебе? Ты не нарочно...
Долго мучился Мишка.
Вышел на станцию. Раз на больницу посмотрит, раз на вагоны:
– Двигаются или нет?
Вагоны не двигались.
Пересилила Мишкина совесть Мишкину нерешительность толкнула вперед. Добежал он что есть духу до больничного крыльца, остановился, как вкопанный, В трех окошках совсем темно, в одном - огонек горит. Торкнулся в дверь - заперто. Полез головой в окно, где огонек горит, кто-то за рубашку дернул.
– Куда лезешь? Окошко хочешь разбить?
Обернулся Мишка - мужик перед ним с метлой в руке.
– Сережку я гляжу.
– Какого Сережку?
– Наш, лопатинский.
– Никакого Сережки здесь нет, уходи!
Вот тебе раз! Нынче положили, и нынче же нет!
А тут паровоз на станции свистнул.
– Поезд!
Бросился от больницы Мишка, земли не чует под ногами. Прибежал на станцию - не поймет ничего. Туда бегут, сюда бегут, которые чай хлебают. Спросил мужика, мужик и руками развел.
– Я, браток, ничего не знаю, сам четвертый день сижу... Ты куда едешь?
– В Ташкент мне надо.
– В Ташкент давно ушел.
– Ушел?
– Не иначе ушел.
Так и прострелило Мишку в руки - ноги.
Бросился в другую сторону, на бабу в темноте наскочил кипяток в ведре несла она. Закачалось ведро, кипятком ей пальцы обожгло. Бросила баба ведро под ноги и давай кричать:
– Держите его.
Не олень бежит, рогами кусты раздвигает - Мишка скачет с мешком за плечами. Сзади шум поднялся, по ушам хлещет.
– Украл, украл, держи!
Пересекли мужики дорогу Мишке:
– Ах ты, сукин сын!
– Не нужно, не бейте!
– Позовите милицию!
– Вот товарищ милицейский, этот самый...
– Мешок украл у женщины.
– Разойдись!
Или земля вертится колесом, или люди прыгают друг через друга.
Нет.
Не земля вертится и не люди прыгают: в глазах у Мишки помутилось, голова Мишкина
– Бить надо таких щенков!
Ухватил за руку милицейский:
– Идем!
– Пропал.
Только это и подумал Мишка.
– Замотают теперь.
15.
Идет он на страшный суд - все поджилочки прыгают. Вспомнил отца покойного, дядю Никанора, который лучше всех на кулачки дрался, - вскипело сердце обидой великой на Сережку.
– Из-за него приходится терпеть.
А в орта-чека и не страшно даже - как в Исполкоме у них.
Стол большой, за столом самый главный в кожаном пиджаке. С боку револьвер прицепленный, на фуражке звезда большевистская. Чешет самый главный усы одним пальцем, смотрит на Мишку прищуренными глазами.
– В чем дело?
– Мальчишку поймали, товарищ Дунаев.
– об'ясняет милицейский.
– Безбилетный?
– А шут его знает! Мешок, что ли, утащил.
– Иди ко мне ближе.
Здорово оробел Мишка - руки по швам опустил. Левая вздрагивает от испуга, и ноги чуть-чуть в коленках трясутся. Потолок над головой будто книзу опускается, и вся орта-чека на волнах покачивается.
А товарищ Дунаев нарочно молчит, не торопится. Только глазами прищуренными - ширк по бумаге!
И опять - ширк на Мишку!
– Как зовут?
А Мишки каждый волосок на голове поднимается, и в носу делается жарко: шмыгать не успевает им.
– Который год?
– Одиннадцать - двенадцатый.
– Молодец! Табак куришь?
– Никак нет.
– Не скрывай, Михайла Додонов, нам все известно...
Увидал улыбку Мишка на губах у главного, подумал:
"Врет он, ничего не знает, если смеется..."
А главный опять улыбается.
– Зачем мешок украл?
Отлегло на сердце у Мишки, снова подумал:
"Давай я обману маленько, можа поверит".
Начал рассказывать: давно они собирались в Ташкент с отцом, купили билет, пропуск, а отец дорогой помер. Надо бы взять у него билет с пропуском, а Мишка не догадался, две станции без билета проехал. Тут еще мальчишка навязался к нему из их деревни: возьми да возьми - один боится ехать. И тоже захворал. Кого хошь спроси - в больнице он лежит. Побежал Мишка повидаться с ним, а в это время свисток на чугунке подали. Ну, Мишка напугался, бежал, бежал, на бабу наткнулся. Не видать ничего. Задел ногой за ведро - баба кричать начала. Услыхали мужики, подумали - жулик он. А это его мешок, собственный. В этом мешке еще мешок, а в том мешке кружка завернута, соли на дорогу щепотки две и бабушкина юбка. Он никогда не воровал.