Шрифт:
Глава 1
1 мая 2028 год, 10 лет после катастрофы.
Просыпаясь раз шестой от холода, прижал руки к ушам, туго прижал, скорее пытаясь придать тепла хотя бы мыслям, нежели промерзшему черепу. Понемногу приоткрыл глаза, опасаясь яркого света. В конце водосточной трубы, в которой я лежал, заметил лучи солнца.
– Эх, наконец-то утро, – протянул я потягиваясь.
– Давно уже утро, Матвей, около одиннадцати дня, если точнее, а может и позже, без часов не скажешь, – сипло протянул мой сосед, где-то над головой.
– Так уже обед? – с искренним удивлением поинтересовался я.
Одновременно кряхтя суставами,
– Ты еще с раннего утра спишь, – с улыбкой и теплом произнес старик. – Что, пригрел я тебя немного? Небось сны даже увидеть успел?
– Да какие сны, – безнадежно пробормотал я.
Почувствовав, как холод, словно током сквозь все тело, прошел по каждой моей клеточке, я от злобы на эту вечную зиму вскочил на ноги и ударился головой в потолок. Зазвенело. Наконец-то пришел в себя после утреннего сна…
– Холод собачий, это я от усталости вырубился, а твой костер мне, вон, только волосы на башке просушил.
– Ну хотя бы голова просохла, – возразил старик. – Что ты все время недовольный такой? Мы ведь не в избе, сколько в трубе этой, в диаметре вон, полтора метра – максимум! Раком взад-вперед не ползаешь и на этом спасибо. Тут хотя бы сухо и на голову не капает. Это уют, Матвей.
–Уют блин, – про себя сказал я.
– Он самый, вон взгляни, – мой сосед указал пальцем вглубь трубы. – Мы с тобой как заделали глиной сток этот, в прошлом году еще, так тут вообще сухо стало, ни единой капли влаги, вот так.
–Ни единой капли влаги, ага, ну да. А чего ж тогда вещи у нас никак не просохнут, они уже гнить начали, дед. Я вообще удивляюсь как мы тут туберкулез не подхватили.
– А ведь не подхватили же, видишь, бережет нас, дом наш, – поглаживая рукой железную стену успокаивающе протянул старик. – Бережет. Ладно тебе, Матвей, бери вон похлебку с казанка, он переставил суп в железной таре на мою сторону костра, с противоположной.
Чувствуя, как меня наполняет злость, я практически взял себя в руки, однако вспомнив надоедливый, один и тот же, за все эти годы, вкус непонятной субстанции в казанке, чуть с ноги не перевернул его… Сжал зубы, глубоко вдохнул
– Что же это за, – вслух жалостно озвучил я свои мысли.
– Обед, Матвей.
– Да какой же это обед? Не растет он на стенах, дед.
– Ну грибы, грибы в бульоне, ешь давай!
– Сам ешь плесень с ржавчиной эту, в дождевой воде, – сквозь зубы со злостью выдавил я из себя.
– Слушай, Матвей, а что ты хотел? Шампиньонов? Мяса может быть тебе? Прошлую зиму мы с тобой благодаря этой засушенной плесени с ржавчиной прожить смогли. Эту зиму, если бы лед рыбу в пруду не подушил, ты ко мне прибежал бы, за похлебкой моей. Цени то, что есть. А раз не устраивает что-то, вон бери свой лук со стрелами и пойди, попытайся что-то застрелить для нас на ужин, герой, блин. Вот только скорее с тебя ужин сделают
– А вот возьму и пойду. И хрен потом с тобой делиться буду. Жрать свои грибы будешь.
– О как! Давай-давай, ты когда последний раз нормальное зверье видел? А птиц когда? Даже рыб безопасных мало осталось. Или ты мутанта принесешь нам?
– Принесу! – грубо прервал его я. – Принесу, блядь, увидишь, а если нет – то лучше сдохну, чем вот уже четыре года, как черви в этой трубе…
Между нами на некоторое время воцарилась тишина. Я стоял, согнувшись и всматривался в глаза старика, а он в мои, мертвое молчание нарушал только голос костра и песня ветра, которая доносилась из отверстия в потолке. Глухо в этой трубе, мерзко, уши будто все время заложены…
Старик перевел взгляд на огонь, помолчал еще несколько секунд, а затем бессильно сказал:
–Иди на хер, Матвей.
Я молча обернулся от него, взял лук, стрелы, старый, но все еще рабочий компас, фонарик, нож, засунул все по карманам. Окинул взглядом трубу. Возможно, это в последний раз… Надел старую, изношенную болоньевую куртку черного цвета поверх такой же куртки, только красной. Взглянул на старика, а он будто забыв обо мне, полностью подарил свое внимание несмолкаемому собеседнику – костру напротив него. От злости я плюнул на пол, дед захрипел что-то, но продолжал молчать. Обернулся в сторону входа. Свет солнца вновь ударил мне в глаза. Пройдя метра четыре вперед, уперся в решетку, двери нашего дома, в которой двух прутьев не было. Осмотрел еще раз стрелы, лук, дерьмо все это… Шагнул на встречу свету протискиваясь сквозь решетку. Возможно, это в последний раз, но я должен попробовать.
А вещи, как ты их не суши – сырые. Любой порыв ветра чувствуется так, будто кто-то холодными руками за тело схватил.
– Как же все это бесит! – прижав плечи к голове, неутешительно констатировал я факт своей ненависти к погоде.
Немного пройдя вдоль бетонной стены по естественному парапету, дошел до вдолбленных в стену прутьев, самодельной лестнице с помощью которой мы и взбирались к нашей трубе. Спустился…
Теперь дом был над головой в метрах двух, может чуть меньше. Практически что безопасно. И к нам с легкостью не пролезть и мы, в силу несчастного случая, если из трубы выпадем, – то не убьёмся. К превеликому счастью, или скорее по воле обстоятельств, дом у нас действительно был подобен крепости. Зимой, к примеру, если замуровать вход снегом, даже и не поймешь так сразу, что внутри старик-пират выращивает грибы. Единственное, что смущало – подозрительная струйка дыма.
Если описывать картину издали, то труба эта, в лучшие свои времена, виднелась только металлическим концом из покатой стены. Однако нынче, после катастрофы, наклонный кусок бетона, практически прямо над трубой, будто вырвали огромные лапы, оставив дыру в стене в виде горизонтально лежащего конуса. Бетонный яр тянулся вверх от нашего дома еще метров на пять и резко, практически под прямым углом, ложился на землю и превращался в площадку перед промышленным зданием средних размеров. Такой себе средневековый замок, стоящий на склоне непокоряемого ущелья… Если только в фантазиях…