Татаро-монголы в Азии и Европе
Шрифт:
После взятия Бухары Чингис-хан двинулся к Самарканду с войском, ведя за собою осадную «толпу» из бухарских пленников [555] , «которые шли за ним пешком, в самом гнусном виде; всякого, кто уставал или изнемогал от ходьбы, убивали» [556] . Самарканд, имевший большой гарнизон, включавший, помимо тюркских воинов хорезмшаха, также вооруженных горожан [557] , мог бы защищаться долго. Но воля к борьбе была только у городских низов. По рассказу Джувейни, тюркские воины под начальством Алп-Эр-хана сделали вылазку и нанесли урон монголам. Но современник событий Ибн ал-Асир рассказывает иное: «Выступили против них (татар) смельчаки из жителей его (города), да люди крепкие и сильные, но не вышел с ними ни один из войска хорезмийского (тюрков), оттого что в их сердцах был страх перед этими проклятыми (татарами). Сразились с ними пешие [горожане] вне города. Татары не переставали отступать, а жители городские преследовали, надеясь одолеть их, но неверные завлекли их в засаду» [558] . Попавшие в засаду горожане были перебиты все. Этим воспользовались верхи духовного сословия и знать Самарканда. Шейх ал-ислам, казий и имамы без ведома горожан договорились о сдаче города, выговорив свободу и безопасность только для себя и близких к ним или зависимых от них людей. Всех пощаженных людей было около 50 тыс. [559] Предатели открыли ворота, и горожане неожиданно увидели монгольских воинов в городе. Алп-Эр-хан с тысячью тюрков прорвался сквозь окружение монголов к бежал. Еще тысяча храбрецов заперлись в мечети в цитадели и сражались до последнего человека. Остальные тюркские воины хорезмшаха (среди них тюрки-канглы) со своими ханами и эмирами сдались после того, как Чингис-хан обещал принять их к себе на службу, но в следующую за тем ночь все они были перебиты (будто бы 30 тыс.), их жены и дети обращены в рабство. Много горожан было убито в городе; уцелевших от меча (кроме упомянутых выше 50 тыс., находившихся под покровительством шейх ал-ислама) выгнали в поле и, по монгольскому обычаю, сосчитали; женщины были изнасилованы [560] ; 30 тыс. ремесленников были розданы в качестве рабов сыновьям и родичам Чингис-хана [561] ,
555
Ибн ал-Асир, 'Ал-Камиль фи-т-тарих, стр. 240; СМИЗО, т. I, стр. 10.
556
Там же.
557
По Джувейни, в городе было 60 тыс. тюркских воинов хорезмшаха и 50 тыс. таджиков (вооруженных горожан) при 20 слонах. По Ибн ал-Асиру, воинов хорезмшаха было 50 тыс., по Нисави — 40 тыс.
558
Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. I, стр. 241; СМИЗО, т. I, стр. 11. По Ибн ал-Асиру, погибших самаркандцев было 70 тыс.; по Джувейни — 50 тыс.
559
Эта цифра не вызывает удивления. Так, в г. Балхе четвертая часть горожан — 50 тыс. — принадлежала к духовному сословию; это были, помимо собственно духовных лиц с их семьями, их слуги и челядинцы, зависимые от них люди, студенты медресе и сейиды — потомки пророка ('Алиды). См. Афлаки, Житие Джалаль ад-Дина Руми, — в кн. Cl. Huart, Les saints des derviches, — tourneurs, t. I, Paris, 1918, стр. 15.
560
Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. XII, стр. 241; СМИЗО, стр. 11.
561
О рабах-ремесленниках см. ниже.
562
Число их могло быть до 50 тыс., судя по тому, что Чань-чунь (ТЧРДМ, т. IV, СПб., 1866, стр. 326 и сл.), посетивший Самарканд в 1222 г., в своих записках сообщает, что в Самарканде осталось 100 тыс. — четверть прежнего населения (400 тыс.); вероятно, из них 50 тыс. были люди, связанные с шейх ал-исламом, а остальные 50 тыс. — выкупившие свою свободу.
563
Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 90–96. Датировка взятия Самарканда у Джувейни (май — июнь 1220 г.) невероятна, так как, по словам того же автора, Чингис-хан после взятия Самарканда провел весну близ города. Верной следует считать датировку Ибн ал-Асира (между 8 марта и 6 апреля 1220 г.) или Джузджани (19 марта 1220 г.).
На примере Бухары и Самарканда видно, что и сдача города не всегда спасала людей от повального ограбления и рабства. В других взятых монголами городах происходили подобные сцены. По словам Нисави, если бы рассказывать об этом подробно, то рассказы были бы совершенно одинаковы, пришлось бы только изменять имена осаждавших полководцев и названия осажденных крепостей [564] . Поэтому мы не будем дальше рассказывать подробно о судьбе отдельных городов, остановимся лишь на выдающейся благодаря исключительному героизму обороне Ходженда [565] . Отряд монголов, отправленных для покорения областей по верхнему течению Сыр-Дарьи, взяв Фенакет (Бенакет) [566] , где была произведена обычная расправа над жителями, подошел к Ходженду. Здесь город с небольшими силами храбро защищал эмир Тимур Мелик. По словам Джувейни, это был такой герой, что если бы богатырь Рустам (герой «Шахнаме») жил в его время, то мог бы быть только его стремянным (букв, «носителем попоны»). Тимур Мелик, когда защищать город уже не стало сил, с тысячью храбрецов, не желавших склонить голову перед врагом, перенес оборону в укрепленный замок, стоявший на островке между двумя рукавами Сыр-Дарьи. Стрелы и камни баллист не долетали до замка. Чтобы взять замок, было послано 20 тыс. монголов и 50 тыс. «толпы» из юношей, согнанных издалека (из Отрара, Бухары, Самарканда); этой молодежи было приказано таскать камни с горы, лежавшей в 3 фарсангах (около 20 км) от реки, дабы построить дамбу. Но Тимур Мелик приготовил 12 барж, обтянутых сырым войлоком, с верхом, обмазанным глиной, пропитанной уксусом; благодаря этому баржи были неуязвимы для стрел и зажигательных снарядов из нефти. Ночью люди Тимур Мелика на этих баржах разрушали ту часть плотины, какую монголам удавалось возвести за день. Вскоре оборона острова стала невозможной. Тогда Тимур Мелик, приготовив 70 судов, погрузив на них людей, оружие и провиант, ночью, при свете факелов поплыл вниз по реке. По обоим берегам двигались конные монголы и метали в храбрецов стрелы и сосуды с горящей нефтью. Отстреливаясь, воины Тимур Мелика доплыли до Дженда. Там монголы по приказу Джучи навели понтонный мост, оснащенный баллистами. Тимур Мелик с горстью соратников вышел на берег и, преследуемый по пятам монголами, уходил от них через пустыню Кызылкум. Когда последние из. его воинов были убиты, он остался один, имея всего три стрелы. Три монгола настигали его. Пустив стрелу, он ослепил одного монгола, а двум другим сказал: «У меня есть еще две стрелы, как раз хватит для вас. Лучше уходите и спасайтесь!» Напуганные монголы повернули вспять, и Тимур Мелик добрался до Хорезма [567] .
564
Нисави, Сират ас-султан, араб. текст, стр. 54; франц. пер., стр. 96; перс. версия, стр. 82.
565
Ныне Ленинабад.
566
Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 70–71.
567
Там же, стр. 71–73.
В мае 1220 г. почти вся Средняя Азия до Аму-Дарьи была в руках завоевателей. Оставленные хорезмшахом в городах гарнизоны к тому времени были уничтожены. Хорезмшах Мухаммед не дал монголам ни одного сражения и сидел в бездействии в Келифе на берегу Аму-Дарьи. Услышав о приближении монголов, он бежал в Иран под благовидным предлогом сбора нового феодального ополчения. В погоню за ним был послан отряд Джэбэ и Субэдэя, но так и не догнал его. После бесполезных скитаний по Ирану, ничего не сделав для организации обороны, охваченный паникой, он думал теперь только о спасении своей жизни. Вместе с сопровождавшим его старшим сыном Джалал ад-Дином и небольшой свитой он укрылся на пустынном островке у юго-восточного побережья Каспия, где и умер от воспаления легких в конце декабря 1220 г. Еще раньше, летом 1220 г., крепость в Мазендаране, где укрылась Теркен-хатун, сдалась монголам из-за недостатка воды [568] . Теркен-хатун и женщины султанского гарема были отправлены в Монголию. Летом и осенью 1220 г. монголы под началом Тулуя взяли Мерв, Туе, Нишапур, Балх и другие города Хорасана; во всех этих городах была произведена «всеобщая резня» [569] . Лето 1220 г. Чингис-хан провел в окрестностях Несефа: на кочевках. Осенью Чингис-хан взял приступом Термез, все жители которого были вырезаны [570] . Зимой 1220/21 г. Чингис-хан был на берегу Аму-Дарьи.
568
Согласно Нисави («Сират ас-султан…», араб. текст, стр. 46; франц. пер., стр. 88; перс. версия, стр. 58–59), из-за необычной для климата Мазандарана засухи (в течение четырех месяцев не было дождя); по Джувейни («Тарих-и джахангушай», т. II, стр. 198–199), в крепости 40–15 дней не было воды; оба автора пишут, что тотчас после сдачи пошел дождь. О судьбе Теркен см. также: Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, стр. 243; СМИЗО, т. I, стр. 13–14.
569
Подробные рассказы см. у Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 117–140. О разорении Хорасана см. также у Сейфи («Тарих-наме-йи Херат», стр. 83–90); по словам Сейфи, старики со слов очевидцев передавали, что там не было «ни людей, ни хлеба, ни продовольствия и пшеницы» (там же, стр. 83) и что «от пределов Балха до Дамгана целый год люди постоянно ели человеческое мясо, собак и кошек, ибо Чингисхановцы сожгли все [продовольственные] амбары» (стр. 87).
570
Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 402.
Осенью 1220 г. военными действиями был еще не затронут Хорезм: эта богатая земледельческая область со всех сторон защищалась пустыней и Аральским морем. В Хорезме командование войсками перешло к герою Ходженда Тимуру Мелику. Его войска разбили подходивших к Гурганджу (Ургенчу) монголов во главе с Джучи. В январе в Ургенч прибыл Джалал ад-Дин, к которому перешел титул хорезмшаха и султана, с братьями. Он был единственным способным полководцем и правителем и мог бы в дальнейшем успешно организовать и возглавить сопротивление войскам Чингис-хана, который, как стало ясно, не собирался ограничиться завоеванием Средней Азии. Но в Хорезме уже после бегства Теркен-хатун началась борьба феодальных клик за власть. Эти клики, особенно враждебная Джалал ад-Дину клика сторонников Теркен-хатун, не желали видеть во главе государства сильного человека, каким был он, отказывались повиноваться ему, и он едва избежал покушения на свою жизнь. Видя невозможность организовать оборону Хорезма, Джалал ад-Дин вместе с Тимуром Меликом и отрядом в 300 воинов покинул Хорезм, пересек пустыню Каракум и у шея в Хорасан, а оттуда — в нынешний Афганистан, чтобы там создать очаг сопротивления войскам Чингис-хана.
В Гургандже тем временем мужественные горожане [571] энергично готовились к борьбе. Но не было предводителя. Взявшая верх клика сторонников Теркен-хатун провозгласила султаном и хорезмшахом ее родича, тюркского эмира Хумар-тегина, человека бездарного и трусливого [572] . Прочие предводители были настолько ничтожны, что, по словам Джувейни, не стоило перечислять их по именам [573] . Между тем к городу приближались монголы. Так как Гургандж, один из самых многолюдных городов Востока, был хорошо укреплен, для осады его Чингис-хан направил очень большие силы. Сперва подошли корпуса под командованием Чагатая и Угэдэя, потом корпус во главе с Джучи и еще отдельные отряды; все они вели за собой «толпы» из пленных юношей для осадных работ. Жаждавшие боя городские низы сделали вылазку. Но монголы, по своему обычаю, обратились в притворное бегство, завлекли горожан в засаду, часть их перебили и, преследуя остальных, ворвались в городские ворота. Горожане бились целый день и изгнали вторгшихся врагов. Тогда монголы перешли к осаде по всем правилам [574] .
571
Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. XII, стр. 257; СМИЗО, т. I, стр. 32.
572
Горожане в насмешку прозвали его «ноурузовским падишахом», т. е. шутовским царем, избираемым в день празднования Ноуруза — Нового года по солнечному календарю (21 марта), наподобие «майского короля» в Западной Европе. (Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 98).
573
Там же, стр. 97. Один из них был прозван Кух-и дуруган — «Гора лжи» (перс.).
574
По Нисави («Сират ас-султан…», араб. текст, стр. 92; франц. пер., стр. 153; перс. версия, стр. 124), осада началась в месяце зу-л-ка'да 617 г. х. (январь 1221 г.). Согласно Ибн ал-Асиру, осада продолжалась пять месяцев. Наиболее подробный рассказ об осаде Гурганджа см. Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр, 97–101.
575
Об этом говорит Джузджани («Табак-ат-и Насири», стр. 379), вообще враждебный к чингисидам. После смерти Чингис-хана и Угэдэй не придерживался упомянутой политики отца (подробную характеристику Угэдэя см. Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 158–195).
576
Нисави, Сират ас-султан…, араб. текст, стр. 94; франц. пер., стр. 154; перс. версия, стр. 124.
Когда руками «толпы» в течение десяти дней были засыпаны ров вокруг городских стен и каналы, а баллисты стали разрушать стены [577] , «ложный султан» Хумар-тегин, объятый страхом, открыл ворота и сдался монголам [578] . Монголы ворвались в город. Но жители с беспримерным мужеством защищали каждый квартал и каждый дом. По словам Ибн ал-Асира, «бились мужчины, женщины, дети и не прекращали биться таким образом, пока они (татары) не завладели всем городом» [579] . «Жители города, — рассказывает Джувейни, — укрепились в улицах и кварталах; на каждой улице они начинали бои, и около каждого прохода устраивали заграждения. Войско [монгольское] сосудами с нефтью сжигало их дома и кварталы и стрелами и ядрами сшивало людей друг с другом» [580] . Когда город был захвачен, уцелевших жителей выгнали в поле. Отделили и увели в рабство ремесленников (по Джувейни, более 100 тыс.), а также молодых женщин и детей, а прочих жителей разделили между воинами, причем, по Джувейни, на долю каждого воина пришлось будто бы по 24 человека [581] , и всех перебили «топорами, кирками, саблями, булавами» [582] . После этого монголы открыли плотины, вода Аму-Дарьи хлынула и затопила весь город, так что и спрятавшиеся в разных укрытиях люди погибли, и «из жителей ни один не уцелел» [583] .
577
Так как в окрестностях Гурганджа не было камня, ядра делали из тутового дерева.
578
Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 99–100.
579
Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, т. XII, стр. 257; СМИЗО, т. I, стр. 32.
580
Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 100.
581
Там же, стр. 100–101.
582
Нисави, Сират ас-султан…, араб. текст, стр. 95; франц. пер., стр. 355; перс. версия, стр. 125.
583
Ибн ал-Асир, Ал-Камиль фи-т-тарих, стр. 258; СМИЗО, т. I, стр. 32–33. По словам Ибн ал-Асира, среди убитых было много приезжих купцов «и все они ушли под меч».
Завоеванием Хорезма в 1221 г., собственно, и завершились военные действия монголов в Средней Азии. Дальнейшая война с участием самого Чингис-хана в 1221–1222 гг. велась уже на территории Хорасана, Афганистана и на берегах Инда. Осенью 1222 г. Чингис-хан вернулся в Самарканд. Он пробыл в Средней Азии до весны 1224 г., на лето откочевал на берега Иртыша, а в 1225 г. вернулся в Монголию.
Мы не будем останавливаться на истории борьбы с монголами последнего хорезмшаха Джалал ад-Дина (1221–1231), поскольку она протекала вне пределов Средней Азии (сперва в нынешнем Афганистане, Индии, потом в Западном Иране, Азербайджане и Курдистане). Скажем лишь несколько слов о нем. Джалал ад-Дин был талантливым полководцем, отличался храбростью и несгибаемой волей. Но он воевал силами тюркских кочевых ополчений, недисциплинированных и нередко изменявших ему. Он не был способным политиком: не понял необходимости опереться в борьбе с завоевателями на народные массы, особенно на ополчения горожан, проявивших себя самыми стойкими борцами против «неверных» завоевателей. Вместо того чтобы стараться создать против империи чингисидов коалицию государств Передней Азии и Закавказья, Джалал ад-Дин затеял войны с этими государствами, как с христианским (Грузия), так и с мусульманскими (айубиды в Армении, сельджукиды Малой Азии, Багдадский халифат). В этих мелких войнах он истощил свои силы и, когда нахлынула вторая волна монгольского нашествия, был разгромлен и погиб в горах Курдистана (август 1231 г.) [584] .
584
Подробную характеристику Джалал ад-Дина дает Нисави («Сират ас-султан…», араб. текст, стр. 247–249, франц. пер., стр. 411–414; перс. версия, стр. 281–284). Им нарисован, в общем, идеализированный образ благородного и смелого героя, рыцаря ислама и непримиримого борца с «неверными». Автор не скрывает и некоторых личных недостатков своего героя. Идеализация эта искренняя, поскольку Нисави писал уже после смерти Джалал ад-Дина. Ибн ал-Асир, напротив, относится к Джалал ад-Дину отрицательно («Ал-Камиль фи-т-тарих», т. XII, стр. 325; СМИЗО, т. I, стр. 39–40). Впоследствии в представлениях мусульман Средней Азии и Ирана образ Джалал ад-Дина приобрел легендарные и иконографические черты. Даже историки промонгольского направления — Джувейни и Рашид ад-Дин не скрывали своего восхищения перед подвигами Джалал ад-Дина.
Первым последствием монгольского завоевания было резкое сокращение населения: одни были перебиты, другие уведены в рабство, третьи погибли от голода и эпидемий-неизбежных спутников вражеского вторжения столь широкого масштаба. Китайский путешественник Чан-чунь (1222 г.) отмечал опустошение и голод в Средней Азии. В Самарканде оставалась только четверть прежнего населения, окрестные крестьяне голодали, а из разоренных крестьян образовались «шайки разбойников», т. е. партизанские отряды, и в Самарканде каждую ночь видно было зарево пожаров [585] . По словам Джувейни, Самаркандская область совсем запустела оттого, что отсюда несколько раз требовали людей в «толпу», и никто назад не вернулся [586] . А между тем положение Самарканда было лучше в сравнении с Бухарой. Бухарский оазис между 1238 (восстание Тараби) и 1316 г. пять раз подвергался разорению [587] . В 30-х годах XIV в. путешественник Ибн Баттута нашел Бухару разрушенной и малонаселенной [588] .
585
ТЧРДМ, т. IV, стр. 328–332.
586
Джувейни, Тарих-и джахангушай, т. I, стр. 96.
587
См. И. П. Петрушевский, Из истории Бухары в XIII в., — «Ученые записки ЛГУ», № 98 (Серия востоковедческих наук, вып. I), стр. 103–118. Там же см. ссылки на источники.
588
«Voyages d'Ibn Batoutah…, ed. C. Defremery et В. Sanguinetti», t. III, Paris, 1877, стр. 22 (арабский текст с параллельным французским переводом).
Из опубликованных О. Д. Чехович документов (вакфных грамот) видно, что в Бухарском оазисе оставались сплошь развалины замков, мечетей, селений, запустевших и выкорчеванных садов и виноградников еще в начале XIV в. [589] Такая же картина наблюдалась и в других районах Средней Азии.
Огромный экономический упадок земледельческих областей и городской жизни Средней Азии — бесспорный факт. К сожалению, из-за отсутствия местных хроник этого периода мы не располагаем большим количеством конкретных фактов. Напротив, для Ирана XIII в. мы имеем много показаний местных источников, дающих яркую и полную картину хозяйственного упадка страны. Поскольку экономические последствия завоевания Чингис-хана в Средней Азии и в Иране были, в общем, аналогичны, мы подробнее остановимся на этом в другой нашей статье, помещаемой в настоящем сборнике. Можно лишь сказать с уверенностью, что экономика обеих этих стран и позднее, до начала XIX в., никогда не достигала того уровня, на каком она находилась в начале XIII в.
589
О. Д. Чехович, Бухарские документы XIV в., Ташкент, 1965, док. № 1, 1326 г.
Одним из экономических последствий монгольского завоевания было возрождение рабовладельческого уклада в феодальном обществе — следствие обращения в рабство многих сотен тысяч людей. Часть из них, обращенные в рабство ремесленники, эксплуатировались на месте в особых мастерских (перс. кархане). Персидский историк Вассаф (XIV в.) сообщает, что около 1260 г. новая перепись в Бухаре выявила 5 тыс. человек, принадлежавших потомкам Батыя, 3 тыс. — вдове Тулуй-хана Сойуркуктени и 8 тыс. — великому хану [590] . О мастерских, где работали ремесленники-рабы, в Бухаре и Самарканде, Вассаф упоминает еще дважды [591] .
590
«Тарих-и Вассаф», литогр. изд. перс. текста, Бомбей, 1269 г. х. (1853 г. н. э.), стр. 51. Текст, русский перевод и анализ текста см. в ст. И. П. Петрушевский, Из истории Бухары в XIII в., стр. 114–117, а также в кн. В. В. Бартольд, Туркестан…, стр. 577, прим. I.
591
В книге «Тарих-и Вассаф» (стр. 69) говорится: «Было постановлено, чтобы каждый из царевичей довольствовался исчисленными тысячами [людей] и собственными мастерскими (карханеха-йи хасс) в Бухаре и Самарканде». Ср. там же, стр. 68.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
