Татьянин день. Иван Шувалов
Шрифт:
На бумаге в одном углу была представлена она, цесаревна, с короною на голове, на другом рисунке — она же в монашеской рясе.
— Желаете ли, ваше высочество, быть на престоле самодержавною императрицею или сидеть в монашеской келье, когда ваши друзья и приверженцы окажутся на плахе? — произнёс он.
Елизавета прикрыла ладонями лицо и тут же, отняв их, оглядела столпившихся вкруг неё:
— Я докажу вам, что я — дочь Великого Петра! Подайте, Лесток, мне кирасу. Я сама поведу вас туда, куда надо.
— Эх, где наша не пропадала! — вдруг воскрикнул Алексей Разумовский, почти весь день до самого
— Пойдём все, как один, — проговорили Шуваловы, и с ними в согласии оказались Воронцов и другие, кто был посмелее.
— Двое саней — у ворот, — доложил обрадованный Лесток. — Идём прямо к Преображенским казармам.
Елизавета и Лесток поместились в одних санях, на запятках стали Воронцов и Шуваловы. В другие сани сели Разумовский Алексей и Салтыков.
Когда подкатили к казармам, караульный ударил в барабан тревогу, сразу не распознав, кто в санях. Лесток тут же бросился к часовому и, отняв у него барабан, распорол кинжалом барабанную кожу.
Человек тридцать гренадеров, которых заранее успел предупредить Лесток, завидя пришельцев, бросились скликать товарищей именем Елизаветы.
Она тут же вышла из саней и, обратившись к гвардейцам, окружившим её, произнесла:
— Знаете ли, чья я дочь? Меня хотят насильно постричь в монастырь, но я, дочь Петра Великого, имею все законные права на российский престол. Хотите ли идти за мною?
Дружные крики были ей ответом:
— Готовы, матушка, идти за тобой. Всех перебьём, кто станет у тебя на пути!
Елизавета остановила их:
— Если вы намерены пролить чужую кровь, то я с вами не пойду.
Это сразу охладило порыв солдат.
— Я сама скорее умру за вас, клянусь вам на кресте. Но и вы присягните за меня отдать жизнь, коли это потребуется. Только ни одна чужая человеческая жизнь отныне не должна быть понапрасну загублена.
— На том присягаем! — снова отозвалась толпа гвардейцев.
Все стройно двинулись через Невский проспект к Зимнему дворцу. Лесток распорядился выделить четыре отряда, коих направил к домам министров, чтобы их арестовать. Остальные, числом не менее трёх сотен, двинулись к Адмиралтейской площади.
Путь был не близкий, мешали сугробы, и люди заметно притомились. Чтобы их приободрить, Елизавета вышла из саней.
— О нет, матушка, — сказал кто-то из шедших рядом гренадеров. — В лёгких туфельках — не по сезону. Давай-ка мы тебя понесём на руках!
Уже в самом дворце к шествию присоединился весь караул.
Перед спальнею правительницы она дала рукою знак остановиться и одна вошла в опочивальню.
На кровати лежали Анна и её фрейлина Юлиана.
— Не с мужем, сударыня, проводишь ночь, а со своею любимицею Жулькою, — произнесла Елизавета и добавила: — Пора вставать, сестрица. Твоё время кончилось.
Спросонья Анна Леопольдовна сразу не сообразила, кто над нею стоит. Только совсем открыв глаза, она ужаснулась:
— Так это ты? О Боже, значит, тогда мне был верный знак — лежать мне у твоих ног. Только об одном я тебя прошу: не разлучай меня с моей Юлианой и родным сыном.
Младенец находился рядом, в люльке. Он тоже проснулся, но не закричал, лежал спокойно и даже, казалось, тихо улыбался.
— Ах ты маленький! —
Родня её величества
Императрица! Одна бессонная ночь — и свершилось то, на что втайне — считай, почти всю свою жизнь, до нынешних тридцати двух годков — надеялась она сама, чего ждали многие православные россияне...
Утром двадцать пятого ноября появился манифест, который должен был растолковать всё, что произошло в Санкт-Петербурге и почему до этого дня в России был императором малолетний Иоанн Антонович, а теперь вот — дщерь Петрова.
Воззвание к народу — вещь тонкая, в ней всё надо вымерять не один раз, всё предусмотреть, чтобы за словами не проклюнулось вдруг в чьём-то разумении какое-нибудь противобожеское действо.
Но кому поручить составить сию наиважнейшую бумагу? Под рукою — всё те же, кто был с нею в ночи, одначе в сём деле требуется не безоговорочное решение не пощадить живота своего, а ум государственный, испытанный не в одном высочайшем предприятии.
Слава Богу, с самого утра явились, чтобы первыми присягнуть, фельдмаршал Пётр Ласси, другой фельдмаршал — князь Трубецкой, адмирал Головин. Прибыли и статские чины — канцлер князь Черкасский, обер-шталмейстер князь Куракин, генерал-прокурор князь Трубецкой, Алексей Петрович Бестужев-Рюмин и кабинет-секретарь Бреверн, самый доверенный человек Остермана, но не пожелавший теперь разделять незавидной участи своего милостивца. За манифест засели Бестужев с Бреверном и Черкасским.
Манифест вышел таким:
«Божиею милостию мы, Елисавет Первая, императрица и самодержица всероссийская, объявляем во всенародное известие: как то вам уже чрез выданный в прошлом, 1740 году в октябре месяце 5 числа манифест известно есть, что блаженной памяти от великие государыни императрицы Анны Иоанновны при кончине её наследником всероссийского престола учинён внук её величества, которому тогда ещё от рождения несколько месяцев только было, и для такого его младенчества правление государственное чрез разные персоны и разными образы происходило, от чего уже как внешние, так и внутрь государства беспокойства и непорядки и, следовательно, немалое же разорение всему государству последовало б, того ради все наши как духовного, так и светского чинов верные подданные, а особливо лейб-гвардии нашей полки, всеподданнейше и единогласно нас просили, дабы мы для пресечения всех тех происшедших и впредь опасаемых беспокойств и беспорядков, яко по крови ближняя, отеческий наш престол всемилостивейше восприять соизволили и по тому нашему законному праву по близости крови к самодержавным нашим вседражайшим родителям, государю императору Петру Великому и государыне императрице Екатерине Алексеевне, и по их всеподданнейшему наших верных единогласному прошению тот наш отеческий всероссийский престол всемилостивейше восприять соизволили, о чём всем впредь со обстоятельством и с довольным изъяснением манифест выдан будет, ныне же по всеусердному всех наших верноподданных желанию всемилостивейше соизволяем в том учинить нам торжественную присягу».