Таящийся ужас 3
Шрифт:
Большие, тяжелые, встревоженные женские глаза напряженно всматривались в лицо стоящего мужчины, в его шею. Нигде на этой шее, даже по краям, за ушами, не было видно ни одного участка обнаженной кожи. Вся кожа до воротничка была покрыта теми самыми коротенькими, шелковистыми, желтовато-черными волосками.
— Кстати, — сказал он, отворачиваясь и бросая на младенца взгляд, полный любви, — на таких крохотных детей оно оказывает даже более сильное воздействие, чем на взрослых, вроде меня. Ты только посмотри на нее, разве не
Взгляд женщины медленно переместился вниз и остановился на ребенке. Младенец голым лежал на столе — жирный, белый, словно впавший в коматозное состояние, чем-то напоминая гигантскую черву, завершавшую период своего личиночного развития и готовившуюся к тому, чтобы вскоре предстать миру с крыльями и жалом.
— Почему ты не укроешь ее, Мейбл? — спросил он. — Мы же не хотим, чтобы наша маленькая маточка простудилась.
Клэр и Майкл Липман
Слишком легкое наказание
Комнату наполняла странная, абсолютная тишина, которую не нарушали естественные даже в столь поздний час едва уловимые звуки — легкое поскрипывание мебели, слабое потрескивание остывающих в камине углей, отдаленные сигналы машин, какие-то шорохи.
Я теребил пальцами узел веревки и неотрывно смотрел на молодую женщину, напряженно застывшую на фоне заставленной книгами стены. Внимательно вглядываясь в ее бледное и очень милое лицо, я не различал в нем ни малейшего признака каких-либо эмоций: ни страха, ни скорби, ни даже презрения. Наконец я накинул петлю себе на шею и слегка трясущимися руками затянул узел. Получилось туговато — я немного ослабил петлю. Тем временем мой мозг нескончаемой лавиной осаждали всевозможные мысли.
— Не волнуйся, Найда, это займет всего несколько секунд, — сказал я, стараясь не совершить ни малейшего движения, от которого могла рухнуть лежавшая под ногами кипа книг. — Только, пожалуйста, постарайся запомнить мельчайшие детали.
— Не надо, Эрик, — голос ее был под стать лицу — такой же блеклый, невыразительный.
Я никогда не мог до конца понять, какие мысли населяют этот бестолково организованный разум. По образу своего мышления Найда была совершенно непохожа на остальных женщин.
— Я долженэто сделать.
— Ты постоянно это говоришь, но я не верю тебе. Ты специально это делаешь, чтобы только сильнее помучить меня.
— Найда, не веди себя как ребенок.
Легкая, милая улыбка тронула ее губы. Игриво? Ласково? Совсем как Мона Лиза. Тронула — и тут же исчезла, растворилась.
— Подожди!
— Ну, что там такое? — пролепетал я пересохшими, губами.
— Кто-то идет.
Сверкнуло стальное лезвие ножа, который она быстро спрятала у себя за спиной. Шаги послышались откуда-то из коридора, за пределами нашей квартиры. На какое-то мгновение они смолкли, затем раздались снова. Я не сводил взгляда с ее покорно
— Не к нам, — облегченно вздохнул я, хотя это было понятно и без моих слов.
Пожалуй, она даже не услышала меня.
— Эрик, зачем тебе все эти жертвы? — И снова ни малейшего оттенка страсти или выражения в голосе, который позволил бы понять ход ее мыслей.
Я промолчал, подождал несколько секунд. Пожалуй, даже не несколько, а всего какую-то жалкую секундочку, а потом поймал себя на мысли: «А есть ли хоть какой-то смысл в этом балансировании на стопке книг с петлей на шее?»
Кадык мой судорожно дернулся. Стоять так было неудобно, а кроме того слишком уж больно впивалась в тело веревка. Я вытер влажные ладони о брюки. Лишь несколько минут назад я ослабил петлю, но она снова почему-то затянулась. В потаенном уголке сознания, в данный момент принадлежащем мне лишь весьма относительно, всплывали отдельные слова, которые постепенно складывались в целые фразы.
Рассудок его был сродни птице, безнадежно бившейся о прутья клетки…Нет, не пойдет.
Его разум, паривший на крыльях одинокой птицы…Так, уже лучше. Завтра надо будет как следует отшлифовать эту фразу. Завтра?
Даже в последние минуты своей жизни человек не перестает строить планы на Завтрашний день. Да и есть ли предел для полета человеческих надежд?
Только бы не забыть эту фразу. Получилось вроде неплохо.
Веревка. Я, наверное, вспотел, ее волокна впитали влагу и потому она сократилась, стянулась. Хотя нет, это невозможно. В любом случае нет никакого смысла чего-то ждать. Я должен одолеть концовку романа.
— Сейчас, пожалуй, уже можно, — сухим и каким-то деревянным голосом выдавил я.
На глаза попался стакан с водой. Если сослаться на жажду, то удастся хоть ненадолго оттянуть время. Я зримо представлял себе, как струится по пересохшему горлу вода.
Глоток воды — и веревка тысячами игл впивается в горло: потрясение от осознания того, как холодная жидкая масса струится вниз по судорожно, омерзительно сжимающемуся и расширяющемуся пищеводу…
Нет-нет, мне совсем не хочется пить.
Я молча смотрел на жену и чего-то ждал. Она тоже ждала и, казалось, готова была прождать так целую вечность, все с тем же слабым намеком на улыбку — загадочную, ледяную улыбку, застывшую на ее карминно-красных губах.
Мой разум словно бросился вскачь — отрывистые фразы и разрозненные слова сменяли друг друга. Все ощущения предельно обострились, предстали во всех своих мельчайших деталях. Все, что было связано с Найдой и этой комнатой, срослось, с безумной силой спаялось с чувствительными тканями моего мозга.