Тайфун Дубровского
Шрифт:
— Я не считаю тебя виноватым.
— Безумно рад это слышать. Значит, ты не уедешь?
— Должна уехать. Повидать маму. Мы так долго не виделись, с ума схожу, тоскую по ней. Понимаешь? Я должна с ней увидеться. Все рассказать…
— Понимаю, — кивает Дубровский. Но его лицо становится угрюмым. А я чувствую обиду. Должен ведь понимать, что не могу вечно потакать его прихотям богатого отшельника. И есть вещи важнее любви. Например — родные люди…
— Я замерзла. Пойдем обратно.
Мы поднимаемся по тропинке к замку в молчании. Заговариваю первой только возле своей комнаты.
— Только пообещай, что больше никаких опасных заданий, контрактов… не хочу переживать, с ума сходить. Тебя ранили, это пугает меня, ночью об этом кошмары снятся. Не заставляй меня и своих родных переживать такое…
— Если так волнуешься обо мне, значит я тебе не безразличен…
— Конечно не безразличен, — соглашаюсь спокойно. К чему юлить…
— Иди ко мне, — Дубровский привлекает меня в свои объятия. Какое-то время просто обнимает меня, но потом его дыхание становится все тяжелее, а руки начинают скользить по моему телу. И я понимаю, что к близости пока не готова. Отстраняюсь и он тут же отпускает меня.
— Прости… не могу пока…
— Все в порядке. Я подожду малыш, сколько ты захочешь. Сколько нужно… хотя умираю от тоски по тебе. Но буду ждать, сколько понадобится.
И уходит неожиданно, не сказав больше ни слова, не объяснив куда направляется на ночь глядя.
Меня охватывает странное чувство, одновременное ощущение потери и в то же время благодарности… что не стал настаивать, а проявил понимание и заботу. И в то же время недовольство, потому что настойчивость была бы мне тоже приятна…
Признав в душе, что меня, буквально, рвут на части противоречивые эмоции, я отправилась спать. Но сон не приходил. Все крутились в голове вопросы. Мы помирились? Мы теперь вместе? На колено Дубровский, как истинный аристократ, не спешит опускаться. Не то чтобы я этого ждала… но у нас будет малыш. И не думает, надеюсь, что останусь жить в этом замке прислугой? И тут же становится стыдно за такие мысли. Прислуга, аристократы… штампы в документах. Разве это важнее любви? Нет, конечно. Во всем хаосе мыслей виноват лишь мужчина с голубыми глазами. Все перевернул в моей голове вверх дном, изменил меня. Подарил сказку, отнял… но я все еще живу грезами.
Даже всплакнула, чего не позволяла себе уже очень давно… с момента как вышла из тюрьмы. Но хорошо понимаю причину запоздалых слез. Всего лишь освобождение от стресса.
Плакала долго, с наслаждением, с каждым рыданием ощущая, как легкость охватывает тело, мысли.
И вспоминала, как счастливы мы были в деревеньке у Джулии, занимались любовью, вспоминала сильное тело, большие руки, покрытые золотистым пушком, как они ласкали меня, доводя до исступления… Мне не хватало этой близости. Скоро снова разлука, и если Дубровский не сделает первый шаг… Я сделаю его сама!
Глава 17
Так как почти до утра я не спала, встала лишь в полдень, и то меня разбудила взволнованная Анна Львовна. Я объяснила, что у меня была бессонница, на что экономка укоризненно начала качать головой и высказывать, как это вредно для малыша. Как будто сама не знаю.
— Владимир весь извелся. Ждал тебя к завтраку. Я так рада, что вы помирились!
Я чуть не брякнула, что еще не до конца, но вовремя прикусила язык и покраснела. Боже, я становлюсь просто неприличной.
Провожу рукой по лбу, рассматривая себя в зеркале ванной. Отодвигаю челку, которая стала длинновата, - надо срочно привести себя в порядок. Может подстричься, ведь это тоже своеобразное обновление, способ оставить позади прошлое… отбросить тяжелые воспоминания.
С Дубровским я столкнулась в холле, он замер, увидев меня, а я, повинуясь порыву, подбежала и обняла за шею. Чмокнула в щеку, и отстранилась, чувствуя, как все тело охватывает слабость, а заострившиеся соски царапают ткань блузки.
И поняла, что Владимир это тоже заметил.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил хрипло. — Переживал, когда к завтраку не спустилась.
— Все нормально. Не надо обращаться со мной так, словно я хрустальная!
Последняя фраза вышла излишне резкой, какой-то возмущенной. Дубровский усмехается и в ответ прижимает меня к стене. Очень крепко. Так, что чувствую его эрекцию…
— Отпусти…
— Куда-то торопишься?
— Нет… но вдруг твоя мама увидит.
— И что? Разве ты не моя… невеста?
— Серьезно? А я вот и не в курсе.
Вместо ответа Владимир отлепляет меня от стены и тянет за собой. В свою комнату. Захлопывает дверь.
— Я идиот. Думал это и так ясно.
— С тобой я ни в чем никогда не уверена!
— Почему? Я думал, что перед тобой весь, как на ладони….
— Издеваешься?
Почти задыхаюсь от его близости, от желания почувствовать его прикосновения, почувствовать его в себе.
— Маша…
— Что?
Вместо ответа Дубровский подхватывает меня на руки и несет к своей постели. Осторожно кладет на нее. Его руки работают с удивительным проворством и скоростью, мигом расстегивают мою желтую блузку, стягивают юбку.
— Ты прекрасна, я не заслуживаю…
— Тсс, — тянусь к нему, касаюсь кончиками пальцев его губ.
Он обнимает меня, крепко прижимает к себе, давая почувствовать свое возбуждение, вызывая дрожь в теле.
— Сей-ч-час утро, — шепчу смущенно.
— Полдень.
— Может зайти твоя мама… или прислуга.
Дубровский встает, нехотя выпустив меня из объятий, и идет к двери, а я уже ругаю себя за то, что брякнула. Так хочу его, аж все болит… Разрушила такой прекрасный момент не к месту проснувшейся стыдливостью. Но Владимир запирает дверь и возвращается ко мне.