Тайфун Дубровского
Шрифт:
— Сюда? — усмехаюсь горько. — Она тогда со мной, наверное, никогда больше разговаривать не будет. Столько лжи! Я же ничего ей про замок не рассказывала…
— Мать всегда простит свое дитя. А влюбленная женщина — своего мужчину. Мы все прощали… то или иное. Человек не бывает без греха…
Конечно, экономка говорила верные вещи. Давно пора простить и забыть прошлое. И Дубровского, и Маргариту Аркадьевну. Но не могла же пойти и броситься ему на шею. А он… даже не пытается сблизиться. Зайти, поговорить. Снова в отшельника превратился. Не могу я первый шаг сделать, и от этого начинаю впадать в уныние.
— А вы… Анна Львовна, можете спросить у Владимира? Я хочу уехать… на днях.
— Вот заладила! — возмущается экономка, встает и идет к выходу.
— Анна Львовна, — оборачиваюсь к ней, чтобы извиниться, и тут вижу, что на пути женщины возник Дубровский. Он задержался в дверях, пропустил экономку, дождавшись, когда шаги ее стихнут, а затем прошел ко мне в спальню без приглашения.
Смотрю вопросительно в бездонно голубые глаза. Неужели решился на первый шаг? Рада я или испугана? Не могу понять своих эмоций, настолько красотой его сражена. По которой успела истосковаться безумно…
— Если ты хочешь искупаться, я буду счастлив составить тебе компанию, — произносит Дубровский.
Вот уж точно не такой первой фразы я ожидала!
— Спасибо, обойдусь!
— Прости, что удерживаю тебя… За все прости пожалуйста, — он вдруг меняет тему. — Давай забудем хоть на пару часов обо всем. Просто искупаемся.
— Нет… — качаю головой.
Я не капризничаю, просто не могу. Хочу выйти из комнаты, нет сил находиться с ним в одном пространстве… Но его огромное, сильное тело загораживает проход. Совершенно неожиданно Дубровский подхватывает меня на руки и несет куда-то.
И что делать? Кричать на весь дом? Не хочется стать развлечением для слуг. И стыдно, если мать Владимира увидит.
— Что ты вытворяешь, — цежу сквозь зубы. — Куда несешь меня?
Сначала приходит мысль, что он несет меня в свою комнату. Но он вышел и пошел по коридору к лестнице, спустился на первый этаж… Ничего себе, человек с ранением!
— У тебя же… рана. — Говорю уже просительным тоном. — Пожалуйста, поставь меня на ноги! Хорошо, пойду куда скажешь!
— Мы идем плавать, — заявляет Дубровский. — Если обманешь — снова на руки возьму. — С этими словами ставит меня на пол.
— Я… купальник не взяла.
— Эй! — кричит Дубровский служанке, которая вытирает пыль неподалеку. — Принеси купальник.
Та кивает и убегает.
— Я бы и сама могла… Слушай, это принудительное купание мне совсем не нравится! Вот честно! Если считаешь, что это способ помириться… ну… даже не знаю! Это глупо!
— Надо же начинать с чего-то, — философски спокойно отвечает Дубровский. — Ты мне подсказывай, как лучше. Я прислушаюсь… но пока молчишь, приходится импровизировать.
Вот даже не знаю, злиться на него или рассмеяться, настолько мил и обаятелен он в этот момент. На самом деле я уже не сержусь. Лишь боюсь… что все снова станет плохо. Гарантий хочу, тем более, что не одна теперь. Ну и конечно, уехать мне придется в любом случае. Поговорить с мамой, все ей объяснить, покаяться, что много лгала. Рассказать всю эту безумную историю… Но пока — Владимир прав, надо хоть с чего-то начать. И почему не с прогулки по берегу моря?
Служанка приносит купальник — вижу эту вещь впервые, понятия не имею, где девушка взяла его, но она такая взволнованная и запыхавшаяся, что решаю не допрашивать бедняжку. Главное, что вещь новая, с этикеткой. И кажется, мне по размеру.
— Отлично, а где я переоденусь? Что-то не видела на вашем пляже кабинок для переодевания!
— Маша, там полно деревьев и нет людей. А я… отвернусь.
— Ты ужасно галантен! Надеюсь, и подглядывать не будешь!
— Я очень постараюсь…
Вода удивительно приятная, теплая, точно парное молоко. Плаваю, наверное, час уже и не могу заставить себя выйти из моря. Вода держит сама, не надо прилагать никаких усилий, поэтому совершенно не устаешь… И все проблемы здесь кажутся незначительными. Владимир сидит на берегу под тенью большого дерева и не сводит с меня взгляда. Сейчас мне даже обидно, что не можем плавать вместе… Его рана не позволяет, швы еще не сняты. Мельком я взглянула на шрам, и мне стало нехорошо. Страшно, больно. Нам так много надо рассказать друг другу!
Наконец, выхожу из воды, чувствуя себя обновленной, сбросившей тонну негативных мыслей, и воспоминаний. Чистой и свежей, готовой ко всему.
— Пообедаем вместе? — спрашивает Дубровский, и я киваю. С каждым часом он все больше необходим мне. Тем более предстоит разлука. Теперь уезжать мне будет гораздо больнее.
Тяжелый для обоих разговор мы начали только после ужина. Стемнело и мы отправились на прогулку, снова спустились к морю. Прохладный бриз треплет мне волосы, Владимир накидывает мне на плечи свою парку.
— Я всю жизнь буду молить тебя о прощении, любимая, — произносит тихо, и в одно мгновение понимаю, что этих слов достаточно… Они все стерли, изменили.
— Я не хотел выполнять задание, на которое подписался еще до начала наших отношений. Поехал, чтобы отказаться, и такое закрутилось… Не смог выбраться. Душа болела от того, как тебя бросил. Связь ни к черту. Психовал, переживал. Но никак не мог все бросить и приехать. Клял себя, что не оставил тебе телефона. Но надеялся на Джулию…
— Я сама виновата. Если бы не уехала от твоей тети… не пошла бы на встречу с Изей. Я ведь знала, что она ненавидит меня. Должна была ждать подвоха.
— Ты не могла знать, что она настолько подлая. Когда доберусь до нее…
— Будешь мстить влюбленной в тебя женщине?
— Не знаю… когда думаю о том, что она совершила, шею свернуть ей хочется.
— Надеюсь ты все же делаешь это лишь мысленно. Все равно она женщина. На нее нельзя поднимать руку. А подлостью на подлость отвечать… тоже не вариант — сам запачкаешься. Так может лучше вовсе не вспоминать об Изе? Забыть, вычеркнуть. Наверное, это лучшая кара для такой как она.
— Ты права. Но как мне прощение вымолить?