Тайфун Дубровского
Шрифт:
Не получается насытиться друг другом до самого утра. Это была невероятная ночь, полная самых ярких эмоций, смеха, стонов, умопомрачительной страсти. Я чувствовала себя обновленной, абсолютно другой. Сильной, страстной, нежной. Я отдавалась без остатка и забирала все подчистую. Жадно, неутомимо.
И к завтраку тоже не получается спуститься. В течении дня Дубровский покидает меня лишь чтобы сходить за едой. Но едим мы немного. И снова поцелуи, объятия. К вечеру чувствую себя совершенно вымотанной. Уйти к себе? Понимаю, что не могу покинуть его. Даже чтобы немного поспать.
Владимир отлучается на пару часов, ему нужно сделать несколько важных звонков. Принимаю душ, роюсь в его гардеробе, хотя до моей собственной комнаты пара шагов, но не хочу делать их, боясь разрушить очарование. Надеваю хлопковую пижаму Дубровского. Она мне ужасно велика, кручусь перед зеркалом, признавая, что похожа в ней на клоуна. Зато надеюсь любимый поймет намек и даст девушке поспать хоть немного… Конечно, я могу и словами сказать… остановить его. Но достаточно одного его прикосновения и огонь во мне вспыхивает, какой бы уставшей не была…
Задремав, просыпаюсь и вижу над собой лицо любимого. Он ловит мои губы, целует долгим нежным поцелуем. Я сонная, все плывет перед глазами.
— Похоже хорошо, что меня задержали, — усмехается Дубровский. — Хоть поспала немного. Отдохнула?
— Да… — выдыхаю нежно, чувствуя, как внутри уже закипает новая волна желания.
Он отстраняется, быстро сбрасывает джинсы, отшвыривает в сторону. А я, приподнявшись на кровати, жадно разглядываю своего мужчину. Он невероятно хорош — высокий, крупный, поджарый, мускулистый, золотистая кожа в некоторых местах покрыта шрамами… и мне хочется зацеловать каждый. О каждом спросить.
— Нельзя так смотреть, Маша, — рычит Дубровский.
— Как?
— Ты знаешь… Вылезай из этой чертовой пижамы, пока я не разорвал ее.
Сев на колени, сбрасываю одежду. И наслаждаюсь тем, как глаза любимого впиваются в каждую клеточку моего тела. Он проводит рукой по моим волосам, пропуская пряди между пальцами. Затем нежно касается груди. Большими пальцами зажимает соски, поглаживает, пока они не становятся твердыми. Затем страстно целует мои груди, нежно дотрагиваясь до сосков, забирая их в рот и чуть потягивая. Запрокидываю голову, издавая стон, поднимаю бедра, прижимаюсь к своему мужчине. И замираю, потому что Владимир поднимает голову и заглядывает в мое лицо. В его глазах плещется такая страсть, что меня охватывает целый водопад эмоций, начинает трясти от силы наших чувств, потребности друг в друге. Дышу урывками, тело трепещет в предвкушении, когда его пальцы проникают меж моих ног, и он начинает ласкать меня там, не отрывая взгляда от моего лица. Жадно пожирая каждую эмоцию на нем. Я краснею, закусываю губы, сдерживая стоны. Закрываю глаза, но не могу так долго. Тоже хочу видеть его. Впитывать каждое мгновение нашей близости.
Владимир опускается на меня и медленно входит в мое тело, и я отвечаю ему страстными движениями. Этот раз получается медленным, но невероятно прочувствованным. Самым глубоким. Каждое его движение в моем теле, каждый толчок, казалось, занимает целую жизнь. И нет ничего важнее. Даже оргазм начинается медленно, и очень глубоко, зато потом вырывается на поверхность все сметающей на своем пути стихией. Мы буквально падаем изможденные на постель, тяжело дыша, все еще ощущая конвульсии непередаваемого наслаждения. А потом снова сплетаемся в объятии, Дубровский натягивает на нас покрывало, прижимает меня еще теснее и целует в лоб с одурманивающей нежностью.
Медленно открываю глаза и наслаждаюсь лучами солнца, заливающими комнату. Тело ломит от усталости и мышечной боли, но в то же время оно до сих пор трепещет от блаженства, что подарил мне Дубровский. От души растягиваюсь в улыбке, тянусь и сажусь на постели. Мы провели здесь безвылазно три дня. Совершенно бесстыдных, сносящих голову, перевернувших весь мир. Я и представить не могла, что можно так много и неприлично заниматься… этим. Вздрагиваю от удовольствия.
Помимо секс-упражнений говорили мы тоже много. И после и во время… Владимир сделал мне предложение. Шутя, забавляясь, мы иногда переходили и на серьезные вещи. Раскрыли души друг другу.
Теперь мы поженимся. Размышляя об этом, буквально тону в море наслаждения. Теперь могу без всяких осторожностей и страха кричать на весь мир, что влюблена по уши.
Тихий стук в дверь — ко мне заглядывает Екатерина, и смущенно сообщает, что принесла завтрак. Я тоже смущаюсь, но потом, разговорившись мы уже не можем остановиться. Все это время мои старые знакомые сторонились меня, не зная как общаться. Зато теперь Катя выражает радость, что стану их хозяйкой. И я всей душой надеюсь, что это искренне. Катерина рассказывает мне последние сплетни и новости. А я только успеваю головой качать, поражаясь, в каком состоянии была все это время, до момента появления Владимира. Ничего не замечала, не видела. Мне было абсолютно все равно. Даже не заметила, что Карла нет, его уволили. Впрочем, эта новость даже порадовала. Если будем жить здесь после свадьбы… мне не хочется видеть его.
Поздравив себя с тем, что становлюсь прямо настоящей помещицей, с замашками — будущая Маргарита Аркадьевна в действии, и все такое, хихикая про себя, отпускаю Катерину. И набрасываюсь на еду. Каша, овощи, фрукты — передо мной все что нужно для здорового питания будущей матери. О ребенке мы тоже говорили много. Выяснили, что оба хотим много детей. Не меньше пятерых. Это немного пугало меня. Но в то же время приносило невероятное вдохновение.
После завтрака я рисовала в своей комнате, куда, как оказалось, принесли мольберт и множество красок, холстов… Эта забота очень тронула меня.
Обедаю тоже в одиночестве — Дубровский так и не объявился, что начинает слегка напрягать. Я что, надоела ему за эти дни? Или уехал? Снова не предупредив? Озноб пробежал по коже. Нет. Он не мог поступить со мной так жестоко.
К вечеру начинаю испытывать уже тревогу. Спрашиваю Анну Львовну, подавив чувство гордости — не очень-то приятно признавать, что твой мужчина снова поступил с тобой так, будто ты ничего не значишь в его жизни.
— Не переживай, милая, он готовит тебе сюрприз, — улыбаясь ответила мне Анна Львовна.
— Боюсь, он научит меня ненавидеть сюрпризы, — хмурюсь в ответ.
Анна Львовна советовала набраться терпения, но куда делся Владимир так и отказывалась говорить. Ночью мое терпение окончательно лопнуло. Начинаю названивать ему на мобильный — чего весь день не делала из чувства гордости. Переживаю, решаю, что утром пойду к Маргарите. Я пока сторонюсь ее, не слишком красивое поведение, но пока все еще не доверяю до конца. Мне не хочется делиться с этой женщиной ни радостью, ни страхами. Снова приходят слезы — я ужасно истосковалась по маме. Засыпаю под утро измученная.