Тайфун Дубровского

Мелоди Ева

Раздается негромкий стук, и я подпрыгиваю на постели, завернувшись в одеяло. В комнату заглядывает Анна Лвовна.

— Тебе лучше, Машенька? Прости, что потревожила. Завтрак принесла…

— Спасибо, — вздыхаю с облегчением, поняв, что это всего лишь экономка. И только сейчас понимаю, что проголодалась.

Женщина проходит и ставит поднос на столик возле окна. Я встаю с постели.

— Простите, пойду умоюсь…

Когда через пять минут возвращаюсь, Анна Львовна задумчиво смотрит в окно.

— Давай, кушай, милая. Ты должна питаться за двоих.

От этих слов замираю.

— Анна

Львовна, надеюсь, Владимиру никто не сказал о ребенке?

— Конечно же сказала, Маргарита Аркадьевна…

Бессильно опускаюсь в кресло напротив. Экономка наклоняется ко мне, тепло улыбается и берет меня за руку.

— Все плохое позади, девочка. Я уверена, что он тебя очень любит. Новость о малыше его страшно взволновала. Не нужно больше мучить друг друга, я так считаю.

— Я хочу домой, больше ничего.

— Он не станет держать тебя силой.

— Уже держит!

— Но это ненадолго… поверь, ты не пленница здесь и не должна себя чувствовать пленницей.

* * *

Но именно так я себя и ощущала. Птицей в золотой клетке. Я больше не служанка, наоборот, надо мной все буквально трясутся, обслуживают, спрашивают о моих желаниях с утра и до вечера. Чуть ли не пылинки сдувают. Почти все время со мной Анна Львовна, вызванный врач диагностировал нервное истощение и прописал неделю постельного режима.

— Маргарита очень переживает и казнит себя, что работой тебя нагружала. Боится, что это могло навредить малышу.

— Физический труд еще никому не вредил, — фыркаю в ответ.

Но зато моральное истощение, когда ты чувствуешь себя ненавидимой, когда тебя подозревают в преступлении — другое дело. Когда понимаешь, что любимый бросил… Все это сильно вымотало меня. Смотрю в зеркало на свое исхудавшее тело и не понимаю, когда это произошло. Когда я в последний раз обращала на себя внимание?

— А про Владимира… не спросишь? — тихо произносит Анна Львовна.

Я действительно умираю от желания задать о нем вопрос. Но сдерживаю себя.

— Уверена, за ним ухаживают еще лучше, чем за мной, — пожимаю плечами, изо всех сил демонстрируя безразличие.

— Это да… мать окружила его такой заботой, что он уже стонет от нее, — улыбается Анна Львовна. — Его ранили во время последнего задания, — произносит она уже серьезнее. — Это произошло сразу, как письмо твое получил… которое, сволочь Изабелла тебя написать заставила.

У меня сжимается сердце. Не хочу этих эмоций, мне это все не нужно… слишком больно. Но сердце, поневоле, начинает оттаивать. Сколько еще смогу держаться подальше? Быть затворницей в своей комнате?

Маргарита Аркадьевна пару раз навещала меня, но от вопросов на тему, когда же меня отпустят домой, всячески уклонялась. Болтала о пустяках, или о здоровье сына — эта тема всегда меня отвлекала, приводила в ступор. Я переживала за любимого. Страдала от того, что не могу быть рядом. Но потом вспоминала, что он первый бросил меня. Хотя по словам Маргариты, да и Анны Львовны — он сделал это не специально. Не мог поступить иначе, в слишком трудную ситуацию попал… И я начинала чувствовать себя капризной девчонкой, которая совершенно напрасно мучает

любимого мужчину… Который к тому же ранен и требует ухода и заботы. А уж никак не капризов. Но обида камнем лежала на сердце…

* * *

Через неделю меня переселили в другую комнату. Мне предлагали уже несколько раз, переехать из комнаты для прислуги, но теперь Маргарита сделала это в обязательном порядке, не слушая возражений. Она уверяла, что мне будет гораздо комфортнее в комнате с большим балконом и видом на море… Тем более я почти не выхожу и хоть так буду дышать свежим воздухом, который необходим малышу. С этим спорить было невозможно. Комната оказалась очень красивой, чудесной. Чувствовалось, что ремонт свежий, ее будто только что привели в порядок ради меня… Но самое будоражащее — это помещение соседствовало с покоями Дубровского! Я была в них лишь однажды — помогала убирать комнату в отсутствие хозяина, попросила подменить одна из служанок. Это было еще до нашей поездки в Англию… И вот теперь я на этаже хозяина, буквально за стеной… рядом с ним. Понятно, что это игры Маргариты. Что она пытается сделать? Свести нас? Неужели согласна, если невестой сына станет служанка? Или думает лишь о том, чтобы мы наладили наши отношения, ради ребенка? Впрочем, любое из этих желаний не назовешь постыдными. Это даже благородно в определенной степени. Но как же трудно сделать шаг вперед и оставить позади прошлое.

Поэтому, еще два дня существуем просто соседями за стенкой. По ночам прислушиваюсь к тишине, в надежде услышать дыхание любимого. Так хочу его, просто с ума схожу. Почему он не делает шаг навстречу? Снова и снова задаю себе этот вопрос. И презираю себя за это.

Ты же все перечеркнула. Выбросила. Уже не вернуть прошлое, ту наивную простодушную Машу. Так зачем продлевать агонию? Просто дождись, когда отпустит. Он поймет, что ты настроена уехать, и рано или поздно согласится с этим. Поговори с ним. Пообещай, что позволишь видеть малыша. Дубровский, конечно, имеет на это право…

Но в глубине души я конечно уже не так хотела бежать. Этот замок, в какой-то степени, стал мне родным. И конец лета, самое пекло, словно солнце отдавало себя по максимуму, чувствуя, что скоро придет конец его власти, и ветер с моря, и буйная зелень… вся природа этого места стала частью меня. Родной до боли…

* * *

— Надо же, лето к концу, а искупалась всего раз, — вздыхаю горько, глядя на море. Обожаю теперь эти завтраки на балконе, на свежем воздухе еда кажется в разы вкуснее. Вглядываюсь в даль, жадно впитываю в себя пейзаж. — Мне будет не хватать всего этого.

— Ты можешь пойти на море в любой момент. Только скажи… — отвечает Анна Львовна.

— Нет… не могу. Мне домой надо. Билет снова пропал. Это ужасно, снова нужно просить в долг.

— Маша, не говори глупости. Умоляю тебя. Поговори с Владимиром. Все выясните и решите, как быть дальше. Если будешь уверена в том, что должна уехать, он отвезет тебя. Но я считаю, тебе никуда ехать не надо.

— Я ужасно соскучилась по маме, — вздыхаю.

— Можно пригласить ее сюда, — воодушевленно предлагает Анна Львовна.