Тайфун в закрытом секторе
Шрифт:
— Поминаешь то черта, то дьявола. Очень энергично выражаешься. Раньше я такого за тобой не замечал.
— Не знаю, Клим, — растерялась Ника. — Эти черти и дьяволы как-то сами слетают у меня с языка, я даже не замечаю… Да, и еще… Мне в голову приходят такие морские выражения, которых я отроду не знала. Может быть, этот генератор на меня так действует?
— Тогда понятно.
— Чего тебе понятно?
— У меня тоже самое. Только — наоборот. Находит на меня какое-то мирное, я бы сказал, благочестивое настроение. Лезут слова молитв, а я их тоже слыхом не слыхал. Даже хочется стать на колени, сложить
— Ты серьезно?
— Вполне.
— Еще не хватало. Все чертов… фу ты! Почему бы это?
Клим откинулся на стенку каюты, прищурился сосредоточенно.
— Я думаю… Только это, понимаешь ли, опять…
— Гипотеза.
— А чего ты от меня хочешь? Я тебе не Господь Бог, пытаюсь объяснить вещи, которые сам толком не понимаю. Размышляю вслух, так сказать… Мы же с тобой переместились…
— Кто переместился, мы или наше сознание?
— Пусть сознание, в данном случае — это неважно. Важно, что время для нас передвинулось на десяток поколений в прошлое. К нашим весьма отдаленным предкам, в сознании могли активизироваться какие-то черточки характера, нашим предкам присущие. Что ни говори, а их гены в нас имеются, надо полагать. Например, я знаю, что мои давние родичи из Польши. Прадед учился в духовной семинарии. Легко представить, что прапрапредки моего прадеда были благочестивыми католиками. Вот их гены и создают во мне сейчас соответствующие настроения.
— Слушай, Клим, я помню, моя мама говорила, что ее дедушка был черноморским контрабандистом или еще кем-то похуже. Может, морским пиратом — кто знает. А я — то думаю, откуда у меня: бриг, дрейф и всякие черти-дьяволы. А это не останется у нас навсегда? Мне бы не хотелось. Я же все-таки в гуманитарном учусь и представь себе…
— Пройдет, думаю. Как только вернемся. Завтра все узнаем, на Кубе. А пока ложись и отдохни.
Клим поднялся, Ника сразу всполошилась.
— Послушай, а ты куда?
— Капитан мне предложил диванчик в его каюте.
— Не уходи, Клим! Мне без тебя так неуютно одной. Ты же мой брат. Климент Джексон, не должен покидать свою сестру, когда ей трудно.
Клим не успел ответить, тяжелый грохот орудийного выстрела прокатился над морем. С резким свистом что-то пронеслось над самой крышей каюты, и послышался громкий всплеск.
— Мой Бог! — сказал Клим.
— Что за черт? — воскликнула Ника.
Они оба кинулись к окну и увидели в тумане трехмачтовое судно. Распустив все паруса, улавливая чуть заметный предзакатный ветерок, оно медленно разворачивалось бортом. В черном отверстии орудийного порта мелькнула вспышка пламени, вылетел клубок дыма, вместе с грохотом донесся нарастающий свист и опять прошел над самой палубой. Ника невольно пригнула голову.
— Стреляют в нас! — крикнул Клим. — Подожди меня здесь.
Он выскочил из каюты и не успел закрыть дверь, как Ника услышала грохот третьего выстрела.
«Аркебуза» вздрогнула от тяжелого удара.
Дверь каюты захлопнулась, затрещала, как будто снаружи на нее навалилось что-то тяжелое.
Ника тоже кинулась к двери, запнулась за табурет, больно ушибла ногу, чертыхнулась.
Дверь не открывалась.
Мягкое и тяжелое, навалившееся со стороны коридора, мешало двери открыться. Ника сильно нажала плечом… и увидела Клима.
Щека его была в крови. Он стоял, подогнув колени, цепляясь слабеющими пальцами за косяк. И прежде чем Ника успела протянуть руку, он упал ничком, голова его глухо ударилась о порог.
В коридоре торчали разбитые доски переборки. Это была каюта капитана, третье ядро пробило борт «Аркебузы» и каюту насквозь.
Несколько секунд Ника оторопело стояла и только смотрела на Клима, лежащего у ее ног. Он лежал так неловко, так мертвенно-неподвижно, что ей было страшно к нему прикоснуться. У нее даже перехватило дыхание. Случись это в нормальной жизни, она бы, наверное, заревела, заплакала от испуга и отчаяния.
Но сейчас ее страх быстро прошел.
Ника подхватила Клима под мышки, затащила в каюту. Ноги его скользнули, цепляясь носками туфель, через порог. Она с усилием завалила тяжелого, бессильно свисающего с ее рук Клима на лежанку. Развернула лицом вверх, пригляделась. Кровь сочилась из небольшой ссадины на виске, щека начала заметно синеть и опухать, но других ранений Ника не обнаружила. Расстегнула куртку, прижалась ухом. Сердце билось, хотя и слабо, но успокаивающе ровно и надежно. Видимо, Клима просто ударило выбитой доской по голове, оглушило, и он потерял сознание.
Она сдернула с окна занавеску, острием шпаги распорола ее на полосы, смочила водой из кувшина. Обтерла Климу лицо. Плеснула на матерчатые полосы воды, свернула их в несколько слоев, положила на лоб. Погладила по щеке. Больше она уже ничего сделать не могла.
«Рому бы ему сейчас глоток!»
Но выходить из каюты Ника не решилась. На палубе было тревожно, слышались крики, беготня — там явно не до нее.
Она опять выглянула в окно и увидела подходящий к «Аркебузе» большой шестивесельный баркас с вооруженными людьми.
У них были тяжелые сабли-тесаки, неуклюжие широкоствольные ружья — «мушкеты» — вспомнила она, и тут же вспомнила и «мушкетную пулю», о которой говорил еще на яхте Клим.
Неужели пираты? Вот, только их и не хватало!
Баркас подошел вплотную к «Аркебузе». Гребцы подняли весла, уложили их вдоль бортов баркаса. На носу поднялся и выпрямился во весь рост человек в плюшевой куртке, надетой поверх белой элегантной, как отметила Ника, рубашки. На черноволосой голове — лихо сдвинутая на ухо, как армейская пилотка, кожаная шляпа колпачком, с загнутыми узкими полями и торчащим сбоку перышком, что делало владельца похожим на экранного Робин Гуда. Его быстрые ястребиные глаза скользнули по борту… и заметили Нику.
Она тут же отодвинулась от окна и пожалела, что не сообразила сделать этого раньше.
Хозяин шляпки — несомненно, командир вражеского десанта, и то, что он заметил ее, Нику, ни к чему хорошему привести не могло. Даже случись такое в двадцатом веке, а уж тут, в семнадцатом, — тем более. Невольно вспомнилась лихая песенка из романа Джека Лондона:
Наши будут груз и бабы, Остальное все на дно!..Вот так — «груз и бабы…»
Послышались беспорядочные звуки, топот тяжелых башмаков, железное лязганье, решительные возгласы.