Тайфун в закрытом секторе
Шрифт:
Он опять заглянул в гардероб капитана. Нашел черные бархатные брюки, белую тонкую батистовую рубашку, черный парик и белые шелковые чулки. Брюки, верланы черными кружевами, на поясе имелось достаточно пряжек и застежек, и Клим без труда подогнал их по своей фигуре.
Шелковые чулки завязывались под коленями атласными сиреневыми лентами. Клим — плохо управлялся с обычным галстуком — на завязывание модных бантов на ногах потратил много времени: небрежность в одежде дворянин допустить не мог. Он надел парик и вздохнул — в парике было ничуть не лучше, чем в меховой шапке с опущенными ушами.
Вот полуботинки капитана с медными резными пряжками оказались малы. Клим остался в своих туфлях «под замшу», без шнурков, на резинках и пластмассовой подошве — изделие фабрики «Скороход».
Клим купил их в том же ГУМе, за пять рублей сорок копеек, а сейчас подумал, что если бы сам испанский король пожелал приобрести такие же, мог пообещать за них все свое «испанское наследство» — стоимость которого уже не переводилась ни на какие деньги — подобных туфель бы не купил. Их вообще не могло быть — вулканизированная резина и полиамидная пластмасса появились только два с половиной века спустя.
Они опустили на воду ялик, Оливайо сел на весла. Лестница все еще была спущена с борта «Доброго утра» рядом с баркасом, в котором привезли негров.
Оливайо остался в ялике, Клим поднялся на палубу.
С великосветской изящностью он отряхнул от случайной пыли свои белоснежные манжеты, поклонился хозяину. Грегори тут же вскочил с кресла, приветствуя изысканно одетого гостя.
Клим не стал сочинять новой легенды, он только слегка уточнил и облагородил старую: он, Климент Джексон — будущий бакалавр, — совершает с сестрой прогулку по южным морям. Командир брига «Санта», капитан Кихос, отправляясь по служебным делам на Ямайку, захватил их с собой. По несчастью, сам капитан два дня назад неожиданно скончался от сердечного приступа. Выполняя посмертную волю покойного, его помощник отправился на берег со своей командой хоронить своего капитана. Он, Климент Джексон, узнав от боцмана, что хозяин «Доброго утра» частый гость в Порт-Ройяле, прибыл по-соседски за советом.
Грегори хлопнул в ладоши, приказал принести для гостя кресло и стакан. Он встречался раньше с капитаном Кихосом, чтит его память как о знатном дворянине и превосходном моряке. Наполнив стаканы, хозяин брига предложил, не чокаясь, выпить за упокой светлой души Кихоса, пожелать ему удачи на том свете, которой, может быть, не хватало здесь, на грешной земле. Потом Грегори вторично наполнил стаканы, предложил выпить за их знакомство и спросил, чем он может быть полезен соседу.
Климент Джексон пожаловался на необычные хлопоты, свалившиеся на него: капитан Кихос вез на судне два десятка негров, чтобы продать их в Порт-Ройяле, а он, Климент Джексон, отроду не занимался подобными делами.
В глазах Дена Грегори блеснул огонек.
Он еще подлил рому в стаканы и сказал, что любезному соседу повезло, он сразу попал к кому следовало, и он, Ден Грегори, готов избавить его от лишних хлопот, закупив всех негров.
Климент Джексон был в восторге.
Ден Грегори хлебал ром, как воду. Не откладывая дела, они отправились на «Санту».
Клим весьма усердно изображал опьяневшего светского щеголя, который старается вникнуть во все детали купли-продажи «черной кости», хотя не понимает в этом деле ровным счетом ничего. Он терял ключи от замков, потом находил их, обнимался с Деном Грегори, благодарил соседа за неожиданную помощь; Дену Грегори то и дело приходилось придерживать Климента Джексона, чтобы тот не свалился за борт. А Клим очень жалел, что Ника сейчас не видела его в этой роли: «Ей-богу, я сыграл не хуже Юрия Яковлева!»
Негров, не расковывая, прямо в цепях вывели на палубу. В том числе и двух шведов. «Пригодятся в хозяйстве!» — сказал Грегори. Он быстро оглядел «покупку», остался доволен и приказал сводить всех в баркас.
Во время бестолковой суматохи Клим успел сунуть Оливайо под халат увесистый сверток, где была пара заряженных пистолетов и пяток коротких абордажных тесаков, и постарался, чтобы тому удалось так же незаметно доставить сверток в трюм «Доброго утра». Ножовки он просто сунул в карман Оливайо.
Клим принял от Грегори мешочек с деньгами и заявил, что похвастается перед помощником капитана такой удачной сделкой, когда тот вернется с берега.
Услышав это, Ден Грегори — уже не заботясь о правилах хорошего тона — заявил своему новому другу, что деловые обстоятельства, к сожалению, заставляют его срочно покинуть гавань Порт-Ройяла, и приказал выбирать якорь.
Климент Джексон с трудом расстался с любезным хозяином.
Оставшись на «Санте» уже совсем один, Клим поспешил промыть желудок от остатков рома, из окна в каюте проследил, как «Доброе утро», подняв паруса, пользуясь легким ветерком, выбирается из гавани, цепляясь реями за ванты соседних судов. Ден Грегори стоял на мостике и, поглядывая вверх на паруса, отдавал команды рулевому.
На секунду у Клима появилось в душе что-то похожее на раскаяние, но тут он вспомнил избитого негра, девушку-негритянку, которую Грегори мыл в лохани, как пластмассовую куклу, вспомнил рассказ боцмана про негров, погибавших, добывая Грегори жемчуг, — сколько их было и сколько бы погибло еще… и он искренне пожелал удачи Оливайо.
При последнем разговоре со шведами он высказал пожелание, чтобы они сильно не свирепствовали над побежденной командой после захвата судна. Но с Оливайо он даже упоминать об этом не стал…
Он пошарил на полках в камбузе, заварил себе кофе побольше и покрепче, чтобы выгнать остатки ромового похмелья. Затем поднялся на мостик, долго разглядывал берег и сновавшие в бухте лодки, пытаясь увидеть ялик, на котором Ника и Дубок должны бы уже вернуться.
Ялика не было.
Он не беспокоился за судьбу шведов и негров. «Доброе утро» уже скрылось за поворотом гавани, — здесь он сделал все, что мог, а там уж, как им повезет.
Судовой хронометр в каюте капитана показывал пять часов пополудни — до гибели Порт-Ройяла оставалось еще достаточно времени — семнадцать часов.
Он очень тревожился за Нику.
Десятки раз раскаивался и упрекал себя, что отпустил ее одну. Что рядом с ней преданный ей Дубок — это его ничуть не успокаивало. Что может сделать шпага Ники и пистолеты Дубка против людей могущественной испанской королевы? Если о письме что-то уже известно Оливаресу, то тайна герцога Оропесы перестала быть тайной, и мать-королева, искушенная в дворцовых интригах, может и в чужих ей владеньях английской Ямайки иметь своих людей, которые знают про церковь святого Себастьяна. И здесь несчастному гонцу рассчитывать на милость королевы нечего.