Тайфун
Шрифт:
Переговоры по радио Дмитрюков и Родионов не вели - чтобы не засекли дудаевские пеленгаторы. Однако безжизненным кажущийся аул обеспокоил обоих летчиков. Как Родионов и предположил, командир решил сделать ещё один заход и получше рассмотреть местность. Еще больше гася скорость, набрал высоту две тысячи метров. Родионов, чтобы не сковывать маневр ведущего, немного приотстал.
Но и второй заход ничего не дал. Правда, у одной сакли удалось увидеть человека. Значит, аул не безлюден.
Пошли на третий заход. И вдруг впереди вспыхнул огонек и понесся навстречу истребителю Дмитрюкова.
Ее заметил и полковник. Но так был ошеломлен внезапным пуском, что вместо того, чтобы дать противоракетный залп, стал круто валить самолет вправо, в сторону Родионова, давая тем самым возможность противнику одной ракетой поразить оба истребителя.
Родионов нажал на гашетку пуска тепловых снарядов.
Все произошло в доли секунды. Но именно этой доли хватило, чтобы тепловой снаряд, рванувшийся вперед, увлек за собой луч самонаводящейся смертоносной ракеты. Впереди внизу полыхнул взрыв...
Вертолет с выгружающимися добровольцами они нечаянно обнаружили в соседнем ауле...
Когда приземлились на своем аэродроме, Дмитрюков ещё бледный и взволнованный, благодарно пожал руку Родионову.
– Вот гады! Где они прятались?.. А ты молодцом...
Он не извинился за свою растерянность, за ошибку, не сказал, что именно ведомый спас обоим жизнь. Да Родионову и не нужны были его извинения. Главное, чтобы понял, что к боевым действиям подготовлен плохо...
Но то было четыре года назад. И за эти годы многое изменилось. Не только положение в стране, изменилась и психология людей - даже военные, летчики, отличавшиеся ранее выдержкой, честностью, принципиальностью, стали раздражительными, неуверенными в себе, а иные и меркантильными, заботящимися лишь о личном благе. Не миновала сия эпидемия и генерала...
Как он встретит Родионова, что скажет? Что объяснение будет трудным, командир эскадрильи не сомневался...
"Жигули" мчались по безлюдной асфальтированной дороге меж сопок, изредка обгоняя грузовики и ещё реже встречая частников - безденежье и дороговизна бензина поставила и машины на прикол. Только новые русские да большие начальники нынче позволяют себе раскатывать на иномарках по дорогам России, не испытывая никакой нужды.
– Где ты достаешь бензин?
– прервал затянувшееся молчание Родионов. Кононов, чувствуя, что командир сосредоточенно обдумывает предстоящий разговор с генералом, не мешал ему; молча и аккуратно вел машину. Вопрос командира оживил его. Он глянул на подполковника с лукавой веселинкой в глазах, ответил насмешливо:
– На рыбу красную, на икру меняю, Владимир Васильевич.
– А где рыбу, икру достаешь?
– Это уже другой вопрос.
– Помолчал.
– Если летчик не летает, чем ему заняться? Одни в карты играют, другие, как медведи, лежа на боку лапу сосут; третьи ищут, где подработать. Вот и я всю осень прошлого года с нанайцами на путине провел. Кое-что подзаработал. Да и папаша, слава Богу, подбрасывает иногда. Он по коммерческой части промышляет. Так вот и живем. Иначе не знаю, как выкручивался бы.
– Снова помолчал.
– А правду говорят, что Соболевский сам... преднамеренно в море нырнул?
– А ты как думаешь?
– глянул ему в глаза Родионов.
– Я думаю, чушь собачья, - сказал со злостью Кононов.
– И все это бабы, сволочное отродье. Завидовали Олегу и Веронике вот и сочиняют всякие небылицы.
– А что ты слышал о найденном трупе?
– Так то вообще бред сумасшедшего. Меня вызывал следователь, и он, по-моему, не считает, что это ваша жена... Ее ещё не удалось разыскать?
– Пока, к сожалению, нет. Похоже, она в Японию укатила.
– Вот бабы!
– воскликнул Кононов.
– Еще сто лет не женюсь. Только трахать их буду. Трахать!
– Считаешь, накажешь их этим?
– усмехнулся Родионов.
– А слышал анекдот про злую жену, от которой хотел избавиться муж?
– Нет. Расскажите.
– Так вот, была у одного мужчины жена-язва. Житья ему не давала, придиралась по пустякам, устраивала скандалы по всякому поводу и без повода. Соседи жалели его. Один друг посоветовал: "Да затрахай ты её до смерти. Купи пантокрин, выпей капель тридцать и паши всю ночь". Послушал мужчина друга, сделал, как тот советовал. Под утро взмолилась жена: "Хватит, не могу больше я". А мужчина не слезает. Сам уже весь мокрый, еле держится, но продолжает свое дело. Чувствует, обмякла жена, перестала шевелиться. Обрадовался - конец мученьям. Свалился с жены и уснул мертвецким сном. Просыпается, чувствует аромат жареного и пареного. Глянул на стол, а он ломится от яств и бутылка коньяка стоит. Жена веселая, радостная вокруг хлопочет. Муж удивился: "У нас что, праздник?" "Какой праздник, - смеется жена.
– Ты ко мне по-человечески, и я к тебе со всей душой".
Кононов громко захохотал.
– Эт точно, траханьем бабу не изведешь, - согласился.
– Жениться все равно не буду.
– А вот это зря. Каждый человек должен думать о продолжении рода своего. Разве тебе безразлично, что никого не останется, когда тебя не станет?
– Ну, к тому времени я постараюсь.
– К тому будет поздно: любовь на старость не оставляют...
Впереди показался Хабаровск. Оба замолчали: Кононов сосредоточил внимание на дороге, вклиниваясь в поток машин, мысли Родионова снова вернулись к командующему.
Генерал Дмитрюков встретил его более чем холодно: не поздоровавшись, взглядом указал на стул напротив.
– Ну и что ты скажешь теперь в свое оправдание?
– без предисловий потребовал объяснения.
Взвинченный предыдущими допросами, дорожными воспоминаниями и размышлениями, Родионов почувствовал как кровь закипела внутри, и он еле сдержался, чтобы не ответить грубостью. Все равно голос зазвучал вызывающе:
– А разве я раньше оправдывался перед вами, товарищ генерал? преднамеренно назвал Дмитрюкова по званию, хотя с первого дня совместной службы они обращались друг к другу по имени и отчеству.
– Мне не в чем ни тогда, ни теперь оправдываться перед вами.