Тайфун
Шрифт:
– Легко тебе живется, - беззлобно пожурил подчиненного подполковник. Везде у тебя знакомые, деньжата водятся. Как тебе это удается?
– А ныне время такое: хочешь жить - умей вертеться. Коль начальство перестало о нас заботиться, приходится самим искать побочный заработок. Я рассказывал вам как почти весь отпуск с нанайцами на путине вкалывал. Получше их научился с сетями управляться. Ко всему, покупателей икры и рыбы им нашел. Они меня своим торговым представителем сделали. Коптят, солят, вялят рыбу, икру в банки, как на заводе, закатывают. А я отправляю куда надо.
– Все так просто? Где же ты покупателей находишь?
–
– Здесь, в Хабаровске, в Москве. Там у меня отец коммерсантом заделался. Еще при Горбачеве, когда почуял, куда ветер дует. Рестораны, бары снабжает дефицитной продукцией. А здесь я с гражданскими летчиками контакт установил - ныне никто от левака не откажется. Так что не бедствуем, на хлеб с маслом и с рюмкой хорошей выпивки вполне хватает, - весело заключил старший лейтенант.
А Родионова исповедь подчиненного ввела в уныние: отличный летчик, превосходный человек, дисциплинированный офицер, а страсть к наживе уже заразила и его чистую душу. Пройдет ещё немного времени и променяет он воздушную романтику на земную роскошь, молниеносный истребитель на престижную иномарку. Прощай небо, прощай авиация... Сколько отдано сил, средств, чтобы сделать из него аса. И никому нет дела, что он станет меркантильным пройдохой, спекулянтом...
Кононов, кажется, догадался, что своими откровениями огорчил командира. Ему и самому стало неловко, он замолчал и погнал машину ещё быстрее.
В гарнизон они приехали ещё до окончания служебного времени.
– Подверни к штабу, - попросил Родионов.
– Я ключи от кабинета майору Филатову передам.
Кононов удивленно глянул на командира и сразу понял, в чем дело.
– За этим и вызывал командующий?
Родионов кивнул.
– Неужто в самом деле этот флюгер будет командовать нами? Лучше сразу рапорт об отставке подать.
– Ну зачем же? Командиры приходят и уходят, а самолеты остаются. Проживешь ты без неба?
– Прожить-то проживу. Да разве это жизнь будет... Но и повиноваться этому хамелеону, гнущему в три погибели перед начальством спину, а подчиненных за людей не считающему, не легко будет.
– Кононов со злостью нажал на тормоза, и "Жигуленок", надсадно взвизгнув, остановился у двухэтажного здания, где размещался штаб эскадрильи и кабинеты обслуживающих подразделений.
Майор Филатов, судя по тому как нервно расхаживал по коридору, давно поджидал подполковника. Пошел навстречу, серьезный, вытянувшийся, словно ещё подросший на десяток сантиметров, протянул для приветствия руку. Раньше такого никогда не допускал, ожидая, когда это сделает старший по званию или должности.
Родионов поздоровался.
– Звонил командующий, - беря под руку подполковника, понизил голос майор.
– Приказал принять у тебя дела (раньше на службе он обращался к командиру только на "вы"). Но я отказался. Как это без приказа? Но временно покомандовать придется... пока разберутся, - попытался он подсластить пилюлю. Но по лицу было видно - бесконечно рад.
– В общем, надо как-то деликатнее довести до личного состава.
– А чего тут деликатничать? Объяви как есть.
– Не могу, Владимир Васильевич... Зачем преждевременно. Может, объявим: в связи с уходом в отпуск? Вы ведь не догуляли две недели.
– Можно и так, - согласился Родионов. Видеть сочувствующие или злорадные взгляды ему не хотелось. Достал из кармана ключи от кабинета и протянул их майору.
– Объяснять тебе, где что находится и что
– Разумеется, Владимир Васильевич. Я в курсе.
– Вот и отлично. Издай приказ, что я в отпуске с завтрашнего дня. Повернулся и зашагал к двери.
Отпуск - это хорошо придумал хитрый Филатов. Родионов после катастрофы с Соболевским ни одной ночи не спал спокойно. Устал и нанервничался основательно. Хорошо бы от всего забыться, отдохнуть. Но отпуск пойдет не на это. После сообщения Кононова о задержании бухгалтерши-мошенницы и её дружке, знакомом старшего лейтенанта, у Владимира Васильевича появилась твердая уверенность, что Ольга жива. Он должен, обязан найти её и снять с себя все обвинения. Пусть будет стыдно тем, кто распускал о нем грязные слухи, меряя собственной меркой... На это потребуется, правда, не только время, но и деньги. А где их взять?..
Когда они с Кононовым приехали на квартиру и выпили по первой, Родионов, преодолев неловкость, спросил:
– Виталий Николаевич, ты не мог бы одолжить мне до получки небольшую сумму?
– Сколько?
– Возможно, мне придется кое-куда съездить. Думаю, миллиона, полтора хватит.
– Мало, - твердо заявил Кононов.
– Я дам вам десять. Знаю, в какую ситуацию вы попали и рад помочь чем могу.
– Спасибо. И вот ещё о чем хочу попросить. Завтра сможешь со мной помотаться по Хабаровску? Надо найти одного человека.
– Хорошего или плохого?
– наливая в рюмки водку, с улыбкой спросил старший лейтенант.
– Трудно сказать. Для меня, во всяком случае, он нехороший человек.
– Это уже хуже. Оружие нужно?
– Думаю, обойдемся без него.
Кононов опустошил рюмку одним глотком, несогласно помотал головой.
– А я думаю, на всякий случай надо взять. От плохих людей хорошего ждать не приходится.
Телефонный звонок прервал разговор. Но Родионов не стал снимать трубку, безразлично махнул рукой.
– Меня нет. Я в отпуске.
Кононов кивком одобрил это решение.
– Правильно. Мы в загуле.
– И снова наполнил рюмки.
– По последней. Мне ещё к следователю надо зайти.
Глава четвертая
1
Рассказ старшего лейтенанта Кононова о бухгалтерше Оксане и её дружке Эдике - Фонареве Павле Семеновиче - в корне изменил ход следствия. Врабий вспомнил прошлогоднюю шифровку о розыске некой Бакурской Марины Владимировны, бухгалтерши совместного коммерческого предприятия "Росяпонрыба" из Южно-Сахалинска, похитившей около полмиллиона долларов. В шифровке говорилось, что с ней может быть мужчина лет тридцати, выше среднего роста, симпатичный брюнет. Других примет не сообщалось. Врабий на девяносто процентов был уверен, что это никто иной, как Фонарин. Его почерк. И не исключено, что в выгребной яме туалета находилась его "спонсорша" Бакурская. Требовалось только подтверждение этой версии.
Первым делом следователь отправился в гарнизонную гостиницу-общежитие, где проживали холостяки, в том числе и Кононов. Попросил журнал дежурств и выяснил, что днем шестого ноября и в ночь на седьмое дежурила Хромченко Лидия Валерьевна, жена прапорщика, сорокалетняя женщина, мать троих детей. Она только сменилась с дежурства, и вызов к следователю сильно встревожил ее: явилась бледная, с нервно бегающими глазами; и голос её дрожал, словно она сама совершила какое-то преступление. И едва Врабий представился и предупредил об ответственности за дачу ложных показаний, как заблажила: