Тайфун
Шрифт:
– Ничего я не считаю, - снова нахохлился техник.
– Я сказал, что люди говорят. А по моей вине самолет не мог упасть.
– Категоричное утверждение, - не согласился Вихлянцев.
– Скажи, на самолете Соболевского обязательно надо было менять масляный фильтр и фильтр низкого давления?
– А как же. Регламентные работы. Самолет долго стоял, да и старенький он. Потому я и предпочел заменить фильтры.
– И когда ты это сделал?
– Накануне полетов, когда производил регламентные работы.
– Двадцатого мая?
– уточнил Вихлянцев.
– Так точно, двадцатого.
– О чем ты и записал
– Никак нет.
– Да, ошибиться трудно, - согласился Вихлянцев и раскрыл журнал востребования.
– А вот здесь записано, что на складе ты взял фильтр двадцать первого. И подпись твоя стоит. Как ты это объяснишь?
Горелова бросило в пот. Он смахнул капли ладонью со лба и стал торопливо объяснять:
– Видите ли... Я действительно топливный фильтр низкого давления и масляный фильтр взял двадцать первого, а двадцатого выполнял основные регламентные работы, где запланировал и замену фильтров, потому заранее и поставил крестик. Но кинулся, а в заначке фильтров у меня нет, Пошел на склад, а кладовщика, как назло, на месте не оказалось. Вечером, когда уходил домой, увидел его и договорился взять фильтр рано утром. Так и сделал. Утром двадцать первого я и заменил фильтры.
– Складно врешь, - не поверил полковник.
– Почему же ты, когда я спросил о дате замены, ответил, что двадцатого? Я ещё переспросил: "Ошибки не могло быть?" Ты отчеканил: "Никак нет". Что теперь скажешь?
– Простите, машинально ответил... Такая мелочь...
– Вот мелочь и подвела тебя. Хотя ты все заранее продумал, решил вину на летчика свалить.
– Я все сделал как положено! Ей-Богу не вру!
– Обречено воскликнул техник.
Вихлянцев выдержал паузу и, будто смягчившись, сказал с сочувствием:
– Допустим, ты сказал правду: вначале сделал запись, а на другой день заменил фильтры. Куда ты дел старые?
– На склад отнес.
– Вот и снова попался, - пристукнул полковник рукой по журналу кладовщика.
– Посмотри, тут о сдаче - ни слова.
– Но я лично из рук в руки передал фильтр кладовщику. Видел даже, где он положил его. Хотите, принесу?
– А как ты докажешь, что это с того самолета? На нем ведь нет номера. Хочешь всучить первый попавшийся? Не выйдет. Здесь простачков, товарищ Горелов, нет. На твоем месте я честно во всем признался бы. У тебя есть смягчающие обстоятельства: самолет закреплен за другим техником, долго стоял и тебе приказали срочно подготовить его к полетам...
– Но я все сделал как положено!
– уперся Горелов.
– Поверьте, я ни в чем не виноват.
– А вот это надо доказать. Можешь быть свободен. И позови командира эскадрильи.
Горелов пошел из кабинета с низко опущенной головой, тяжело переставляя ноги.
Родионов явился минут через десять, с решительным видом прошел к столу и, сев напротив, заявил категорично:
– Горелову я верю. Не мог он не заменить фильтр.
– А я верю документам, - не менее категорично возразил Вихлянцев.
– У тебя все хорошие - и летчики, и техники: сплошь добросовестные, дисциплинированные, исполнительные. Только некоторые почему-то с утра спиртным заряжаются, другие приписывают себе часы налета.
– Однако он взял со стола не рабочую тетрадь Горелова, а скрученную в рулон кальку проводки самолета и расстелил перед командиром эскадрильи.
– Вот посмотри на схему. Это цель, - ткнул он пальцем в петляющую черную линию.
– А это Соболевский.
– Красная линия была более ровной. Вихлянцев повел рядом с ней карандашом.
– Перехватчик шел с набором высоты. Вот его работа в зоне: виражи, развороты. Вот полет к цели. А вот отсюда Соболевский стал снижаться. Обрати внимание на глиссаду - она не так уж крута. Значит, самолет не падал, а планировал. И чем ниже, тем положе угол. Видимо, летчик боролся за машину, хотел её спасти.
Доводы полковника казались убедительными, и Владимиру Васильевичу нечем было ему возразить. Схема проводки показывала, что самолет, пилотируемый Соболевским, после непродолжительного прямолинейного полета вдруг начал снижаться без команды с командно-диспетчерского пункта и без доклада об изменении режима. Соболевский как действительно дисциплинированный летчик без веских причин не стал бы нарушать задание. Значит, что-то случилось с двигателем.
– Вероятнее всего, упали обороты, - продолжал высказывать свою версию Вихлянцев.
– Потому что засорился фильтр.
– Ну, обороты падают не только из-за фильтра, - не согласился командир эскадрильи.
– Я сам облетывал самолет. Все было нормально.
Вихлянцев подумал.
– Фильтр такая штука, что засоряется не сразу, - упрямо гнул он свою линию.
– Соболевский доложил бы об этом, - стоял на своем и Родионов. Выслушав мнение старшего инспектора службы безопасности полетов и проанализировав все "за" и "против", он пришел к выводу, что дело не в фильтре. А вот в чем - надо искать, думать...
Вихлянцев словно прочитал его мысли.
– Гадать на кофейной гуще не станем, - сказал твердым начальническим голосом.
– Документы - вещь серьезная. И обижайся ты, не обижайся, а организация службы у тебя хреновая, о чем придется докладывать начальству и записать в акте расследования.
– Дело твое, - согласился Родионов.
Вихлянцев вышел из-за стола, прошелся в задумчивости по кабинету, остановился напротив.
– Ты можешь посчитать, что я свожу с тобой счеты за старое. Ничего подобного. Дело прошлое, и я зла на тебя не таю. Ты - настоящий мужчина. Понравился мне ещё тогда, в Сочи. И я первый протянул тебе руку. Помнишь?..
Еще бы! Владимиру помнилось не только это...
В один из санаторных денечков Петр вернулся с радоновых ванн навеселе и заявил, что кончает с лечением и приступает к развлечениям. Варя, сидевшая с ними на пляже, усмехнулась:
– Кажется, радон тебе на пользу пошел.
– На десять лет помолодел, - согласился Петр, обращая насмешку в шутку. Он умел разряжать обстановку, это Владимир заметил ещё в первые дни отдыха, за что зауважал нового знакомого.
– Я вам сюрприз приготовил, - Петр открыл томик Сименона, который читал в перерывах между анекдотами и картами, достал четыре билета. Завтра едем на экскурсию, посмотрим сказочную Рицу. Говорят, там неплохой ресторанчик. Переночуем в отеле, утром покатаемся по озеру на лодке, отведаем форели и вернемся.