Тайга
Шрифт:
— Юрочка, я не вру. Это я.
Тоха неожиданно все испортил. Какой черт дернул его за язык:
— Лучше скажи, герой, ты сапоги зачем в костер сунул?
Внутри словно взорвался вулкан.
— Уйди отсюда! Изыйди! Я все вернул тебе. Все!
Палатка заходила ходуном. Мгновением позже в том месте, где Тоха прислонил к тенту ладонь, ткань почти бесшумно разошлась, в прорехе сверкнуло лезвие, попало парню по руке. Ткань окрасилась темным.
— Черт! — взвыл Антон и отдернул руку. — Этот псих порезал меня!
— Ага! —
— Юра, Юрка, — запричитала Наташа. — Ты что, это же мы.
— Кто вы? — голос казался совсем безумным. — Мертвяки? Сколько вас тут? Сколько? Нет у меня больше сапог! Нет. Я все отдал. Я больше вам ничего не должен. Идите к себе. В свой Мирный. Уходите!
— Надо его оттуда вытаскивать. — заволновался Антон. — Как бы он чего не натворил. И Эдик, вашу мать, с Эдиком что? Где Эдик?
Как извлечь безумного Юрку из палатки, мы обсудить не успели. Он сам нашел выход — просто вспорол ткань ножом с другой стороны. Выпал наружу. Почти что голый — в трусах и майке. Босой. Бросился бежать, не замечая ничего на своем пути. Через кусты, напролом.
— Лови его! — прокричал я Тохе.
И тоже кинулся следом. Долго гоняться не пришлось. Юрка споткнулся сам. Отбил на ноге все пальцы. Упал ничком. Потерял нож. Завыл, застучал по земле кулаками.
Я бросился на него сверху, прижал всем телом. Тоха на миг задержался, отфутболил нож как можно дальше. Юрка затих. Только выл и плакал. Кричал два слова, повторяя их без конца:
— Не хочу, не хочу, не хочу…
Прибежала Наташа. Принесла веревку. Присмиревшего беглеца мы решили связать. Как следует. По рукам и ногам. Только потом мы с Тохой в четыре руки потащили его назад.
Юрка был тощий. Юрка был легкий. Он не вырывался, не пытался нам мешать. Висел безвольно и выл свое «Не хочу». И все.
Ната быстро расшнуровала вход. Внутри было пусто. Никаких следов Эдика. Ни живого, ни мертвого. Я почувствовал несказанное облегчение. Это было самой хорошей новостью сегодняшнего утра.
Юрку мы уложили в палатке. Наташа притащила откуда-то тонкий плед, укрыла парня сверху, погладила по голове. Тот быстро замолк и уснул. Словно его отключили.
Тоха слизнул с ребра ладони кровь. Внимательно глянул на рану.
— Хорошо, что промазал, — сказал он, — оцарапал только мальца. А мог бы…
Он махнул рукой. Потом наморщил лоб, вздохнул.
— Псих ненормальный. Эдькину палатку испортил.
Дыра и правда была знатная. Я попытался прикинуть, смогут ли девчонки ее заштопать, хотя бы на время.
— Зашьем, — прочла мои мысли Наташа. — А дома Эдик отдаст в ателье. Там починят.
— А сам Эдик где? — вдруг озарило меня.
Тоха помрачнел.
— Да черт его знает. Надо искать. Хорошо, что крови нигде не видать.
Еще бы не хорошо. Тоха уставился на Наташу. Сказал на этот раз без шуток:
— Так, радость наша, ты оставайся с ним. Следи, чтобы не развязался и еще чего-нибудь
— Я посижу. — Наташа была совершенно серьезной. В ней не осталось ни следа от обычной надменности и чувства собственного превосходства. — Не волнуйтесь. Идите, ищите остальных. Вдруг Эдику нужна помощь.
Эдик обнаружился в третьей по счету палатке. Кроме него там была еще Зиночка. Ребята спали. Как и мы с Наташей, полностью обутые и одетые.
Я нагнулся, потряс девушку за плечо. Проснулась она не сразу. Сначала пыталась оттолкнуть мою руку, потом вдруг открыла глаза и сразу села.
Тоха не смог удержаться от ехидного замечания:
— Ого, — он кивнул на Дрыхнущего Эдика, — вас можно поздравить, молодняк? Я думал, что Эдька никогда не решится.
Зиночка глянула затравленно, опустила взгляд.
— Не знаю. — Зиночка поняла, что это звучит двусмысленно, и пояснила: — Я не знаю, откуда он здесь взялся. Не помню…
Эдик неожиданно захрапел. Повернулся на бок, подтянул колени к животу и выдал вполне внятно:
— Вон пошел. Я ее в обиду не дам. Нечего ей у мертвяков…
Зиночка вытащила глазищи, прикрыла рот ладошкой. Тоха ухмыльнулся.
— Да у вас тут Шекспировские страсти кипят.
А потом несильно пихнул Эдика в бок мыском кеда.
— Эй, доблестный рыцарь, просыпайся!
Эдик забарахтался, открыл глаза и сразу прищурился. Но и так стало понятно, что зрачки у него, как и у Наташи, громадные. За ними совсем не видно голубого цвета глаз.
Я бросил взгляд на Тоху. А у него? Что у него с глазами? И не смог разобрать. Парень по жизни был обладателем чернющих цыганских очей. Даже если зрачки у него расширились, мне этого было не видно. А вот у Зиночки наблюдалась все та же проблема.
Я сделал себе в памяти заметку. Отложил странный факт на потом. Должно же быть этому какое-то разумное объяснение? Должно, иначе просто не бывает.
— Ты что тут забыл, герой? — продолжил допрос Антон.
В этом месте Эдик смутился, промямлил нечто невразумительное и замолк. Зиночка густо покраснела. Антом пихнул парня:
— Подвинься.
И опустился рядом.
— Дети мои, — сказал задушевно, — к вам тоже гости приходили?
Эдик с Зиночкой переглянулись, но промолчали. Тоха сделал выводы продолжил:
— Ничего не бойтесь. Дядя Антон сегодня добрый. Все понимает. Всех выслушивает. — Он неожиданно заржал. — Мне сегодня чего только не рассказали.
На этом месте парень ткнул пальцем в мою сторону.
— Этот вон у костра с призраками в карты играл.
Я подумал: «Не знаешь ты Тоха самого главного. Если бы только в карты!» Но вслух говорить ничего не стал. Незачем. Антон между тем продолжал:
— К нашей Наташе сам хозяин пожаловал. Требовал отдать ожерелье. Щеку подрал. — он чуть помолчал. — Сильно подрал. Ее бы обработать.