Тайга
Шрифт:
— Не о чем жалеть. — Он собрал спиннинг, кинул его на дно лодки и взялся за весла. Потом выдал то, чего я совсем не ожидал: — Почему все так быстро кончается, Мих? Не знаешь? Почему люди взрослеют? Нам было так хорошо тогда…
Глава 20
Юркины труды не прошли напрасно. Вечером ели восхитительно вкусного печеного хариуса. В шесть голосов восхваляли удачливого рыбака. Юрка млел, Юрка таял, Юрка задирал нос. Наконец, он не сдержался,
— Ну, кто-то еще думает, что я бесполезный человечишко? Кто-то может сказать, что от меня нет пользы? Я жду?
Тоха поспешно замотал головой, открестился:
— Черт с тобой, ради такого ужина я готов тебе все простить. Я даже готов терпеть твой характер.
Юрка выставил вперед палец, сказал важно:
— То-то же. И искать дорогу я с вами пойду. Не отделаетесь!
Санжай усмехнулся, махнул рукой. Мол, да кто же спорит? Иди.
Зиночка щедро подсыпала в огонь душистые травы, принесенные из тайги ребятами. Кровососы в ужасе шарахались прочь. Ухал филин. Плескала на озере рыба. В чашки был разлит травяной отвар с костяникой. Вкусный, ароматный, кисло-сладкий. Жизнь казалась прекрасной.
Очень быстро темнело. Зиночка напомнила:
— Наташ, ты обещала про бригантину спеть. Помнишь?
Получила в ответ довольную улыбку.
— Конечно, спою. Сейчас.
Юрка заранее захлопал в ладоши. Закричал в такт хлопкам:
— Просим! Просим! Просим!
К нему присоединился и Эдик. Я поразмыслил, решил: «Сколько можно быть букой?» И влился в общее веселье. Наташа вернулась счастливая, с румянцем на щеках. Блеснула глазами. Сказала:
— Ну, хватит, хватит. Уже пою.
Устроила на коленях гитару. Потрынькала немного, покрутила колки. Объявила:
— Бригантина поднимает паруса.
Дождалась тишины и запела:
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза…
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина подымает паруса…
Я почти не слышал слов, окунулся с головой в мелодику голоса. Утонул в чарующих звуках. За спиной будто плескались волны. Звучала боцманская дудка. Слышались приглушенные команды. Бригантина поднимала паруса, готовясь уйти в плаванье. За дальние моря. К неведомым сокровищам…
Я даже обернулся, так сильна была магия песни. За спиной в свете ущербной луны серебром блистало озеро. Не было ни бригантины, ни флибустьеров. Ничего. Ровная холодная гладь, разделенная пополам яркой дорожкой. Над водой клубился едва заметный туман.
Наташа допела, перехватила гитару за гриф и поставила между ног.
— Все, — сказала она. — Финита ля комедия.
— Наточка! Радость ты наша! Сирена сладкоголосая! — Тоха положил руку на сердце, взмолился дурашливо: — Нам мало. Спой
— Все! — Наташа расхохоталась. — У меня столько песен нет. Что я буду петь потом?
— Мы готовы послушать все по десять раз! — искренне пообещал Юрка.
Зиночка подхватила:
— Даже по сто!
— Да ну вас… — Наташа опять залилась румянцем. — Завтра. Завтра обязательно спою. А сегодня…
Она неожиданно заперхала.
— Не знаю. В горле что-то пересохло. Миш, — девушка протянула мне кружку, — плесни чайку. А я гитару отнесу и кое чем похвалюсь. Совсем забыла показать.
Я взял кружку, подумал, что мне тоже очень хочется пить.
— О чем забыла? — прокричал вслед Наташе Юрка.
— Сейчас покажу! Всем!
— Всем, так всем. — Юрка взял свою чашку, подставил ближе к чайнику, попросил: — И мне плесни.
Разливать в итоге пришлось всем. Скоро вернулась Наташа. В правом кулаке у нее было что-то зажато. Между пальцами висела шерстяная нить.
— Вот, — сказала она, разжимая кулак, — я ожерелье доделала. Еще одну бусину нашла.
Ладонь она протянула ко мне. Я хотел было взять нить, посмотреть, но Санжай оттолкнул мою руку. Вскричал сдавленно:
— Не тронь! Пусть только она… Нельзя!
Наташа от возмущения аж притопнула ногой:
— Чего нельзя? Вот эти бусины трогать нельзя? Да?
Она схватилась за ожерелье обеими руками, принялась катать костяные бусины в пальцах, выкрикивая при этом:
— А я трогаю! Понял? Трогаю! И что мне за это сделает твой хозяин? Что?
Вид у Санжая стал невероятно усталый. Он словно растерял весь запал.
— Глупая ты, — сказал он, — хозяин лишил тебя разума. Сама не знаешь, что творишь.
Он перехватил Наташу за запястье, притянул ее раскрытую ладонь к себе. Вздохнул.
— Про эти бусины я тебе уже говорил, повторять не буду.
Парень указал на четыре уже знакомых бусины. И я наконец-то смог разглядеть, что же изменилось в Наташином ожерелье в центре появилась крупная бусина. Примитивная, как и все прочее — три человеческих фигурки стоящих рядом, прижавшись друг к другу. Ручки, ножки, тельца, головы без лица. Никаких подробностей. Практически, палка, палка, огуречик.
— А это, — Санжай указал на новую бусину, но дотрагиваться не стал, — онгон! В нем духи предков. Его вообще нельзя трогать.
— И что же мне будет за это? — не унималась Наташа. — Что?
— Глупая ты, — повторил Санжай уже совсем равнодушно. — Ты ее взяла, а к нам теперь мертвые придут. Мертвые всегда приходят, чтобы вернуть свое.
Наташа совсем раскраснелась. Засопела возмущенно.
— Не боюсь я твоих мертвецов! Понял? Не боюсь! Вот!
И она решительно надела ожерелье на шею. Спрятала бусины за вырез футболки.