Тайна безымянного дитя
Шрифт:
– Я очень рад за него, – стиснув зубы, произнес Илья.
Есть после такого уже не хотелось, но сидеть за столом обязывало уважение к семейным традициям.
– Может, и тебе, наконец, подумать о том, куда ты пойдешь дальше по своей жизни? Меньше года ведь осталось на то, чтобы определиться… Могли бы с Сережей вместе учиться, если тебе это интересно. Будете помогать друг другу…
– Ты, наверное, хотела сказать, что он будет меня тянуть, чтобы я хоть как-то получил диплом? Сколько можно делать вид,
Илья резко встал из-за стола и вышел из кухни. Подумав какое-то время, он быстро нырнул в кроссовки, накинул куртку и выбежал из квартиры. Лестничные пролеты мелькали в глазах до тех пор, пока руки не почувствовали холодное железо подъездной двери. Осенний ветер, пронизывающим насквозь порывом, тут же растрепал волосы юноши, и тому пришлось выше поднять воротник куртки.
Бесцельно стоять у подъезда или бродить по району казалось бессмысленной тратой времени, и Илья вышел на знакомую дорогу, усеянную желтыми листьями, блестящими в свете оранжевых фонарей после недавно прошедшего дождя. Вслушиваясь в шуршание этих листьев, Илья изо всех сил старался ни о чем не думать. Но все непрошенные мысли, вся боль, которую он пытался сдерживать, рвалась наружу.
В последнее время отношения с лучшим другом были более чем натянутые. Они по-прежнему старались проводить вместе время, играть в футбол или в видеоигры. Но все чаще между ними повисало какое-то тягостное молчание, нарушить которое не мог ни один из них. В какой-то момент Илью буквально озарило, что такое происходило всегда, когда в разговоре всплывала Алиса, или что угодно, имеющее с ней хотя бы косвенную связь. Когда Серега стал отмалчиваться на любое упоминание девушки, Илья решил, что здесь нет ничего, кроме зависти и ревности, и прекратил попытки что-то ему рассказать или даже их познакомить. Поэтому сейчас, пребывая в расстроенных чувствах, он шел делиться своими проблемами не с ним, а с Алисой, что, возможно, было и не совсем правильным, но, как ему казалось, единственным выходом.
– Сохранять самообладание, наверное, просто. Просто сиди. Просто лишний раз не отсвечивай. Будет еще одна осень. А потом еще… А потом, возможно, что-то изменится. И, возможно, что когда-нибудь уже не придется ежедневно ломать себя и свои привычки. Мы не можем знать даже того, что будет завтра, не говоря о том, чего ждать через несколько месяцев, а может, даже лет. В этом ожидании и попытках справиться с обстоятельствами, так легко окончательно потерять себя…
Алиса сидела рядом с ним на диване и гладила его волосы. Илья не знал, как правильно реагировать на ее слова, потому что она часто выражалась настолько туманно, что в ее потоке слов было вообще сложно уловить связь с происходящим в реальности.
– Мне кажется, что я и так окончательно потерял себя. Я просто устал. Мне не хватает ресурсов, чтобы просто жить эту жизнь, а она мне про поступление говорит! Еще и намекает, что Сережа меня будет вытягивать… Думает, сам я уже совсем не в состоянии позаботиться о своей учебе…
– Она же хочет как лучше… Да и признайся хотя бы сам себе, почему ты так категорично настроен против высшего образования? Уж не потому ли, что ты сам не уверен, что сможешь учиться? С этими твоими… ну… Приступами, паническими атаками, нервными срывами…
Илья гневно посмотрел на Алису, которая тут же испуганно одернула руку от его волос.
– Вот только ты не начинай! От тебя я что-то тоже не слышал грандиозных планов на будущее. Да, я псих! И что?! Стоит меня постоянно в эту грязь лицом тыкать?
– Ты не псих, и я этого не говорила! – голос Алисы дрожал, но вместе с этим появились в нем и какие-то стальные нотки.
Было слышно, как она пытается сдержаться изо всех сил от крика, и ощущалось, с каким трудом ей это удается. Илья вообще ни разу не слышал, чтобы она повышала голос. Она стойко сдерживала все его нападки и срывы на ней, хотя даже он сам осознавал, что девушка была не виновата в его трудностях или плохом настроении. Вместо того чтобы поддаваться на провокации, она только прикрывала глаза, а голос становился еще тише обычного, заставляя к нему прислушиваться. И в каком бы сильном гневе Илья ни был, это действительно действовало своеобразным успокоителем. Эту технику «успокоения» Алиса проделывала каждый раз, когда Илья терял контроль над собой, но почему-то не сейчас. Сейчас он видел в ее глазах горящий огонь гнева, щеки девушки начинали краснеть, и, в совокупности с ее недавно окрашенными в рыжий цвет волосами, выглядело это непривычно, но притягательно.
Юноша не мог понять, что за чувство вдруг начало нарастать в его груди. Какая-то гремучая смесь из жалости, нежности и чего-то ранее не испытываемого заставила его наклониться к девушке и впервые поцеловать ее.
***
Сидя на балконе, я докуривал уже третью по счету сигарету и всматривался в желтые кроны деревьев, пытаясь почувствовать, какие же ощущения вызывает неожиданно посетившее меня воспоминание.
Этот первый поцелуй и все, что за ним последовало, навсегда отпечаталось в памяти. Все органы чувств помнили все так, будто прошла лишь пара недель, а не ровно десять лет. И у меня никак не укладывалось в голове, что всего этого могло не быть. Что же тогда происходило в тот вечер, после разговора с мамой за ужином? И был ли вообще тот разговор? Чему, в таком случае, вообще можно верить, если практически все мои воспоминания были услужливо предоставлены моим же собственным мозгом, и не имеют ничего общего с происходящим в действительности? Может, и сейчас не существует ни этого балкона, ни пачки сигарет, ни даже этого дерева с ярко-желтыми и еще не опавшими листьями. Да и самого меня, может, не существует в данный отрезок времени, и заперт я сейчас в собственной палате, поневоле ставшей домом, до конца своих дней.
Я вдавил окурок в жестяную банку от каких-то консервов, хранящую следы долгих лет использования, и вдохнул полной грудью влажный осенний воздух.
Нет. Все это не может быть иллюзией.
Алиса, долгие разговоры днями и ночами, тепло ее рук, блеск ее зеленых глаз, да и вообще все, что с ней связано, – возможно. Но не эти дни за пределами больницы, с опьяняющим ощущением свободы и желанием двигаться, а не сидеть на месте.
Я здоров впервые за последние восемнадцать лет жизни.
Конец ознакомительного фрагмента.