Тайна Бога и наука о мозге. Нейробиология веры и религиозного опыта
Шрифт:
В обычной жизни Билл сдержанный и степенный человек, но, по его словам, начав подражать волчьим голосам, он не беспокоился о том, что окружающие сочтут его поведение странным. «Я чувствовал себя очень уютно среди этих людей, – сказал он, пожав плечами. – Каким-то образом я понимал, что нахожусь среди тех, кто меня поймет». Билл не может объяснить, почему он чувствовал такую связь с совершенно незнакомыми людьми или почему именно он вдруг начал выть по-волчьи. «Это было что-то очень дикое, это давало большую свободу, – говорит он. – Когда все завыли, вся церковь, это было нечто очень духовное. Не религиозное, но, несомненно, духовное. Это трудно передать словами, это просто невозможно объяснить».
Мы, тем не менее, считаем, что объяснение существует: за поведением Билла и других слушателей стоит цепь конкретных неврологических событий, вследствие которых они на какой-то короткий, но значимый момент освободились от мысли о том,
Соответствующий неврологический механизм заработал под воздействием волчьего концерта и ритмичной музыки. Как показывают исследования, периодически повторяющиеся ритмические стимулы, подобные завораживающему вою волков, способны активизировать лимбическую и автономную системы [88] , которые в итоге могут изменить работу мозга – то, как он думает, чувствует и интерпретирует реальность. Такие ритмы могут радикальным образом изменить способность мозга определять рамки Я. Усиление активности автономной и лимбической систем под влиянием ритмов волчьей музыки – вот что заставило Билла и других слушателей выйти из себя и почувствовать себя в таком экстазе кем-то большим, чем Я. [89]
88
Подробнее о влиянии музыки на мозг см.: Iwanaga and Tsukamoto 1997.
89
Варьирующие ритмы ударных на данном концерте смогли пробудить реакции у большинства слушателей, поскольку существуют индивидуальные особенности базальных ритмов (Neher 1962). Здесь каждый слушатель мог найти такой особый ритм, который вызвал у него резонанс. Это в целом делает ритмичные групповые ритуалы более действенными. Движения тела во время ритуала стимулируют проприоцепторы, что вызывает головокружение и нарушение работы вестибулярной системы, которая поддерживает баланс и равновесие. Повторяющееся чередование напряжения и расслабления мышц также может вызвать эмоциональные реакции (Gellhorn and Kiely 1972, 1973). Neher также показал, что ритмы включают в себя множественные сенсорные модальности и что появлению определенных реакций способствуют такие факторы, как пост, гипервентиляция и различные запахи – все эти вещи могут менять физиологические процессы в теле. Другие исследователи (Walter and Walter 1949) показали также, что повторяющиеся звуковые и визуальные стимулы вызывают ритмические всплески активности в мозговой коре и могут порождать крайне приятные и не выразимые словами переживания у людей. Кроме того, повторяющиеся стимулы могут вызывать сильные реакции со стороны систем возбуждения и умиротворения. Одно недавнее исследование показало, что в момент медитации наблюдаются значительные колебания частоты сердечных сокращений, что указывает на значимые изменения функционирования автономной нервной системы, а не просто на реакцию релаксации (Peng 1999).
То умеренной интенсивности ощущение выхода за пределы Я, которое Билл испытал на концерте, в строгом смысле слова нельзя отнести к чисто религиозным переживаниям. Тем не менее способность выйти за пределы изолированного Я и почувствовать трудно поддающееся описанию единение с окружающим имеет и духовное измерение. Концерт с участием голосов волков, создавший ощутимое чувство единства среди слушателей и пробудивший в них чувства – той или иной интенсивности – спокойствия, отделения от себя или даже священного трепета, был не просто развлекательным представлением. Этот концерт был ритуалом, причем мы можем это сказать, рассматривая как традиционное, так и нейробиологическое определение термина «ритуал».
Быть может, нам трудно увидеть в джазовом концерте, даже самом необычном и, несмотря на то что он проходит в церкви, что-то подобное формальному ритуалу. Однако гипнотические ритмы музыки, повторяющееся усиление и ослабление волчьего воя и даже игра мерцания свечей и теней на высоких стенах сделали волчий концерт таким же ритуалом, как любая торжественная месса, которую члены традиционных церквей могли бы служить в этом старинном каменном соборе. Что еще важнее, в тот момент, когда незнакомые друг с другом слушатели стали единым целым, имитация волчьих голосов действенно выполнила ту задачу, которую предназначен выполнить практически каждый ритуал из всех, когда-либо совершавшихся в истории: освободить участника от ощущения своего изолированного Я и погрузить его в нечто большее, чем он сам.
Такой выход за пределы Я и соединение Я с великой реальностью есть важнейшая цель ритуального поведения [90] . В религиозном контексте такое отделение от себя в ритуале должно способствовать единению его участников с наивысшей реальностью. Так, целью созерцательных практик некоторых католических мистиков было достижение состояния Unio Mystica, мистического союза, который мистик устанавливает с реальным присутствием Бога. Цель медитативных практик в буддизме – встреча с наивысшим единством всего через преодоление тех ограничений, которые на бытие человека налагает его Эго. Разумеется, лишь немногие люди достигают подобных высот. Большинству его участников ритуал приносит гораздо менее интенсивные состояния отделения от себя – скажем, ощущение единства с окружающими членами церкви во время исполнения гимна или чувство близости к Иисусу, которое испытывают отдельные католики во время мессы с ее ритуальными ритмами.
90
См.: d’Aquili, Laughlin, and McManus 1979.
Гипнотические ритмы музыки, повторяющееся усиление и ослабление волчьего воя и даже игра мерцания свечей и теней на высоких стенах сделали волчий концерт таким же ритуалом, как любая торжественная месса, которую члены традиционных церквей могли бы служить в этом старинном каменном соборе
Религиозные ритуалы присущи практически любой человеческой культуре, при этом им свойственно бесконечное многообразие форм. Но в каждом известном нам ритуале справедлив следующий принцип: если религиозный ритуал действенный (а это не всегда так), он меняет когнитивное и эмоциональное восприятие Я мозгом таким образом, что религиозный человек ощущает сокращение дистанции между Я и Богом.
Разумеется, не все ритуалы имеют религиозный характер. В нашей жизни есть масса действий и обычаев ритуального типа чисто социального или гражданского характера: сюда входят некоторые действия политиков, инаугурации или коронации, юридические процедуры, обычаи, связанные с праздниками или ухаживанием, и даже спортивные мероприятия. У таких структурированных действий может и не быть никакого религиозного смысла, но, как и ритуалам, им свойственны ритмы и повторы, и они призваны сделать отдельного человека участником группы или события. Такие секулярные обычаи показывают нам место ритуала в повседневной жизни как механизма для достижения социальной сплоченности, который помогает человеку отложить в сторону свои личные дела и посвятить себя коллективным интересам ради общего блага. Социальная ценность ритуала, быть может, и служит важнейшим объяснением появления ритуализированного поведения.
Эволюционные корни ритуала
Антропологи уже давно пришли к выводу, что ритуалы в древнейших человеческих сообществах способствовали выживанию, поддерживая в данном клане или племени чувство особой идентичности и общей судьбы [91] . Ритуал постоянно напоминал членам племени о том, что к ним благоволит то божество, которому они поклоняются, и что они в каком-то смысле представляют собой его избранников. Чувство своего особого предназначения резко отличает их от членов других племен, укрепляет связи между ними и позволяет хранить устойчивую групповую идентичность, несмотря на изменение состава племени. В результате данное племя действует более согласованно и успешно, а его члены приобретают особые преимущества: коллективную защиту от врагов, совместное использование ресурсов, создание правил и законов. – Это недоступно обособленному одиночке.
91
Burns and Laughlin (1979) дают подробный обзор работ, посвященных ритуалу как механизму социального контроля и разрешения социальных конфликтов, как орудию для поддержки социальной солидарности и стратификации и сохранения структуры власти в данном обществе. См.: также Turner 1969 and Blazer 1998.
Немногие аналитики станут отрицать, что ритуалы дают человеку эволюционные преимущества, а это означает, что у ритуального поведения есть биологические корни [92] . Но вплоть до 1970-х годов исследователи не обращали на это внимания. На протяжении большей части современной эпохи было принято считать, что ритуал есть чисто культурное явление, продукт социальных условий, а не особый биологический феномен. Вследствие этого ученые не прилагали усилий к изучению физиологических аспектов ритуалов человека.
92
См.: d’Aquili, Laughlin, and McManus 1979.
На протяжении трех последних десятилетий – во многом благодаря труду Юджина д’Аквили и его коллег Чарльза Лафлина и Джона Мак-Мануса – в изучение ритуала включили исследование его биологического аспекта [93] . В результате ученые собрали немало свидетельств, указывающих на связь ритуала с эволюцией, и наблюдений, демонстрирующих значительное и удивительное сходство между ритуалами человека и животных.
У ритуального поведения биологические корни
93
Ibid.