Тайна Черного дома
Шрифт:
А Никифоров усердно рыл, не видя и не слыша никого вокруг. Несколько раз, правда, у него возникала мысль сходить за камень, посмотреть на Луку, но он не мог оторваться от работы. Неожиданно для самого себя его охватил азарт. Что же здесь все-таки окажется?!
Волнение не миновало и Букова. Он больше не обращал внимания на конвульсии Луки и думал лишь о том, чтобы не появился кто-нибудь чужой и не помешал Никифорову. Он почему-то был уверен, что лейтенант докапывается до чего-то стоящего. И он, Буков, должен выцарапать у него это во что бы то ни стало. Если, конечно, это
Лука дернулся еще несколько раз, приподнялся и рухнул на землю. Успокоение тоже пришло к нему мгновенно, перейдя в благодатный сон отпущения грехов.
Никифорову пришлось поработать, что называется, от души. За первые полчаса (пока Луку одолевала дурнота) ему удалось пройти первые полметра. Он продолжал, не останавливаясь ни на секунду. Пот с него лил обильно, как дождь, кровоточили разбитые о камни суставы пальцев. Известковая порода, камни то и дело попадались на пути к… К чему, он пока еще не знал. Он что-то чувствовал и в то же время не знал, что это, не знал, что с ним происходит, он был на взводе. Но как избежать этого, когда живешь постоянно на нервах, когда у тебя на глазах женщина летит в пропасть, когда тебе затыкают уши жеваной бумагой, чтобы ты не слышал каких-то сирен?
Наконец нож звякнул о железную оцинкованную коробку. Никифоров выволок ее на свободу. В сухой крымской земле она сохранилась идеально. По его разумению, это была коробка, в которой держали патроны для станковых пулеметов. Но не для современных, старых, времен, может быть, еще первой мировой…
Крышка была припаяна к корпусу коробки не сплошняком, а лишь в нескольких местах — точками. Работы ему было на несколько минут, но он решил подождать Луку.
Поставив коробку прямо перед Лукой, Никифоров вытер пот с лица и стал снимать со своего подопечного ремни. «Эх, водички бы сейчас!» — размечтался было он. Но в горах Кара-Дага проще клад найти, чем воду. И он пошел зарывать яму, чтобы все было, как говорится, шито-крыто. Единственное, что позволил себе лейтенант, это встряхнуть коробку, оставляя ее возле Луки. Внутри что-то обнадеживающе звякнуло…
Вот теперь Буков знал, что ему делать, обдирая колени и локти, он спустился с «господствующей» и двинул к Коктебелю. Утро еще, можно сказать, не кончилось, и капитан вполне мог бы сойти за любителя оздоровительной трусцы, если бы не его горящий взгляд. С такими взглядами впору бить мировые рекорды, но некому было удивляться, на него глядя, горы стояли молчаливо и бесстрастно — они и не такое повидали на своем веку. Буков поднял хозяйку с постели и сообщил, что они «съезжают». Хозяйке было глубоко наплевать на его сообщение, поскольку ей заплатили за всю неделю. Поэтому она никак и не прореагировала на его слова.
Чтобы не было подозрений, пришлось забрать и вещи Иты. Но прежде он все тщательно обыскал. Восемьсот долларов, которые он нашел в косметичке, вызвали у него приятные ощущения, досаждало лишь то, что не нашел оружия. Свой миниатюрный «вальтер» Ита забыла в Москве на его же квартире, под подушкой. Все-таки большая бутылка «Парламентской» дала о себе знать в ту ночь.
Через час Буков переселился в другой конец поселка и новых хозяев прямо с порога уверил, что он жилец надежный, хотя и непоседливый, часто бывает в разъездах. Заплатил он им сразу за две недели вперед, чтобы не дергались, не искали его. А потом, если все сложится, как он задумал — ищи ветра в поле!
Из «пулеметной» коробки они извлекли десятка полтора массивных золотых монет, на которых были начеканены арабские буквы, а под буквами — две золотые пчелы. Вместе с монетами как-то сам по себе выполз золотой брусок, более килограмма весом, по форме напоминающий шоколадный батон, увеличенный примерно в два раза. Про него Никифоров сразу сказал:
— Намучаемся с ним!
— Чего это вдруг?
— Сам подумай: как продавать? Ты сразу всем такой интересный станешь. От КГБ до мафии…
— А зачем целый-то продавать? Отпилим кусочек…
— А ты думаешь, они не сообразят, от чего ты этот кусочек откусил? Это, Лукаш, еще хуже будет, потому как у них воображение сразу запылает!
— Давай в туалет выкинем!
— Ты не злись, ты думай…
Еще в коробке оказался прелестный серебряный ножик, по-видимому, для разрезания бумаги. Рукоятка его была, что называется, усыпана аметистами. Лука восхищенно разглядывал вещицу, а Никифоров в это время вытряхнул крохотный, с половину пальца, замшевый мешочек, наглухо зашитый со всех сторон.
— Чего там?.. Ну-ка, посмотрим, дай-ка ножичек…
Ты нож-то антикварный не испорти! — пробурчал Лука и тут же невольно замер, в глаза ему ударили острее иголки лучи невиданных, необыкновенных цветов — зеленый, оранжевый, голубой. Это были, понятно, цвета радуги, но только такие, какими их видит Господь Бог. Тона ослепительно-резкие и в то же время сказочно-нежные, изысканные…
На ладони Никифорова лежал округлый, чуть продолговатый камень, покрытый сложнейшими гранями, подвластными только колдовски хитрым ювелирам. По форме он напоминал крупную фасолину.
Никифоров наклонил руку, камень, как игральная кость, упал на стол.
— Вот из-за такого партнеры перерезают друг другу глотки…
Камень прокатился несколько сантиметров, десятки ни с чем не сравнимых огненных выстрелов сладостно ударили им по глазам.
— Это… — Лука нерешительно взял камень, руки затряслись неожиданно. Лучи от граней сейчас же запрыгали, полетели во все стороны. день за окнами был не самый солнечный, и кроме того, они задернули шторы.
— Это бриллиант! — выговорил Никифоров застрявшее внутри Луки слово.
Неизвестно, сколько времени они просидели над камнем, не в силах оторваться от его волшебной, а точнее, колдовской красоты. Их руки вдруг, как бы не повинуясь им, одновременно и дружно впились в камень. Никифоров был заметно сильнее и завладел камнем. И тогда они испуганно переглянулись.
— Лукаш, мы пропадем…
Лука не мог отвести глаз от алмаза. Даже в неподвижном, в нем находились какие-то возможности, он продолжал сочиться подрагивающим светом, рядом с которым свет солнца мог казаться лишь жалким подаянием.