Тайна cредневековых текстов. Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
По-моему, вся наша так называемая история на кухню похожа. Во-первых, шеф-повар. Он единственный знает заранее, что должно получиться из этого обилия ингредиентов, то есть рецепт. Это и есть цель, которой подчинен весь процесс, весь кухонный хаос. История без цели – уже не история, а одна сплошная бессмыслица, нонсенс.
Во-вторых, ты обязательно встретишь на кухне мясо и кровь. Там везде висят острые ножи и топоры, чтобы перерубать хрящи и кости. Есть здесь и дьявольские сковородки, и печи. Чем тебе не метафора войн и социальных потрясений.
История –
Но, как известно, катаклизмы неизбежно сменяются эпохой процветания, благополучия и спокойствия. Пожалуйста: вот тебе зелень, овощи и фрукты, что называется, основные составляющие любого рога изобилия.
И наконец, сладкий десерт вроде современного Совета Европы. Пирожные, воздушный крем, торты всех размеров и на любой вкус. Все рады, наслаждаются, а диабет в конце концов обеспечен. Вот он, двойной стандарт любого превосходного кондитера.
– Постой, дай продолжу, – перебил Воронов. – А после обеда мы обязательно спешим в туалет. И то, что из нас выходит, похоже на тлен и разрушение.
– Правильно, – подтвердил Сторожев, – апокалипсис. У каждой истории есть свое завершение, свой финал, поэтому у нас, у читающих гурманов, есть свои филиалы.
– Это какие же?
– Их составляют те, кто может читать только в туалете.
– Это мне знакомо, – не выдержал водила и нажал на газ. Впереди образовался небольшой просвет, в который и юркнула наглая «девятка», чуть не столкнувшись с рейсовым автобусом.
Почитать в туалете я и сам не прочь, – продолжил разглагольствовать шофер, как сумасшедший накручивая руль. – Особые, надо сказать, ощущения в душе испытываешь.
Но это, господин хороший, не к нам, – перебил лирическое отступление извозчика Сторожев. – В нашем обществе мы читаем только во время еды. Те, кто книгу мусолит исключительно в нужнике, нам антипатичны. Вот так, любезный. Мы, так сказать, ратуем за чистоту, за светлый аспект, за сохранение самой сакральности процесса чтения.
А они что, они тоже книжки читать любят. По мне – неважно где, только читай, – пытался оправдаться частник, подкатывая к «Седьмому континенту».
А они, любезный, – с иронией отпарировал не на шутку распалившийся доцент, – книгу, по сути дела, в толчок спускают. Вот что они делают. Они нарочно ускоряют апокалипсис, лишая мир оставшейся еще перипетии. И таких сейчас много развелось. У некоторых все основные книги постепенно в туалет перекочевали. Говорят, сам поэт Бродский, лауреат Нобелевской премии, в туалете в основном и читал.
Они, экскрементисты то есть, наподобие нас в тайное общество объединились. И количество их с каждым годом неизменно растет. Это нас пугает. Черная дыра какая-то. Вы, мил человек, часом, не из их числа? – обратился к водителю доцент.
Водитель промолчал, а Воронову было хорошо видно, как у частника покраснели уши и напряглась бычья шея.
Машина уже несколько минут стояла у магазина. Надо было выходить. Но разговор увлек всех настолько, что расставаться
Произошла сшибка интересов: где лучше читать – в туалете или за столом во время еды? В воздухе почувствовалось напряжение, мол, ты за кого: за «Спартак» или за «Локомотив», за Сталина или против?
Ну а какие еще общества книгочеев тебе известны, Арсений? – решил сбить напряжение профессор.
Некрофилов.
Чего?!
Чего слышал. Некрофилов.
Это как? – вновь оживился водитель.
Ты знаешь, Женька, – по-барски игнорируя извозчика, пустился в рассуждения Сторожев, – что мы в университете задаем студентам огромные списки в течение семестра.
И они их не читают, – не выдержал и посетовал профессор.
Так было до недавнего времени.
Да брось ты, Арсений. Я сегодня сам зачет принимал.
Тебе не та группа попалась, может быть, не тот курс. Ситуация начала резко меняться. Поверь мне.
Ну-ну. И что же произошло?
В институте появились книгочеи-некрофилы. И они действительно, черти, читают, но лучше бы этого не делали. Лучше бы они бездельничали, ей-богу!
Ну что ты, Арсений. Студенты за книгу взялись. Другой бы порадовался, в самом-то деле.
А ты заметил, профессор, что у деканата за последние полгода уже два или три некролога появилось и с фотографий не старперы какие-нибудь заслуженные с тоской на праздник жизни смотрят, а все люди молодые, но далеко не веселые, а?
Да. Помню.
Это все члены общества книгочеев-некрофилов, которые читают исключительно в морге. Мне студенты по секрету сами об этом рассказали.
Ну-ка, ну-ка, Арсений, дело-то, видать, нешуточное.
Кой черт шуточное, если здесь явно уголовщиной попахивает.
Почему морг, Арсений?
Потому что он рядом. Судебно-медицинский, забыл? Наши филологи быстро спелись со студентами-медиками, договорились, и начались ночные бдения.
Мне рассказывали, что поначалу лучше всех пошел роман Золя «Тереза Ракен». Там ведь тоже морг описывается. Вот они и начали проверять, насколько натуралист Золя оправдал свое звание натуралиста. Карандашиком текст поправляют, замечания в адрес классика делают.
Дальше – больше. Пошли другие книги. Подтянулись студенты младших курсов. Открылся филиал университетской библиотеки, но только подпольный. Читают, как у нас на втором этаже, ну сам знаешь.
Знаю, конечно. Большой зал. Сиживал там лет тридцать назад.
Во-во. Только посещаемость морга растет не по дням, а по часам, а в читалке – хоть шаром покати. Кроме нескольких отличниц, страдающих полиомиелитом, никого и не встретишь.
Печально, – с тоской вздохнул профессор.
Печально, но факт. А запах!!! Профессор, запах!!!
Слушай, да ты уже рекламными слоганами заговорил.
А вы чего, правда профессор? – поинтересовался водитель, кажется, абсолютно забыв, что с этими не в меру болтливыми седоками он теряет и время, и деньги.