Тайна электричества
Шрифт:
Вот такое письмо.
И опять надо садиться за стол, брать перо и исправлять в этом письме различные ошибки.
И уже расплывается перед глазами в неотразимое радужное пятно иерархия систем со своими подсистемами и прочей неугасимой наукой, явно рассчитанной на восхищенное одобрение. О вышеизложенное, свидетельствующее о большом этапе развития человеческого общества непосредственно из более отсталых предков! О восемнадцать лет, пора надежд и грусти томной, непосредственно связанной с адским желанием облагодетельствовать все человечество в целом!
Прекрасный возраст.
В этом возрасте можно еще не знать таких тяжелых для здоровья истин, как те, что Сенека пишется через «е» и что разговаривал этот автор афоризмов не в Др. Греции, а в Др. Риме. Но зато в этом возрасте уже вполне возможно иметь представление о порядочности.
Да, выбрала же себе эта одноклассница Н. отрезочек истории для проявления своей сущности! И надо же, аккурат в такое время, когда человек взобрался на необыкновенную высоту! Ну самопроявилась бы, когда он еще ковырялся на обыкновенной высоте. Кто бы хоть слово сказал?
Далеко идущий парень на соответствующем этапе своего поступательного движения вперед сперва, конечно, опустился до этой мещанки. Потом стал ее поднимать — и аж крякнул: непосильная ноша. Гомера она не читает, и что с ней делать в светлом будущем — неясно.
И вырисовывается кошмарная картина отупения общества, которое так ничего и не узнает про систему подсистем, убитую в этом парне болотом мещанства…
Что же представляет собою это нужное болото? Кошмар. Никаких общественных стремлений, исключительно личные. Думают мещане только о себе, только о том, как бы им Гомера не подсунули, как бы им, мещанам, устроиться в жизни, закрыв глаза на перспективы глобального развития. И, конечно, засасывают, засасывают, пытаясь окончательно засосать передовую часть человечества. Конечно, передовая часть отбивается, статьи пишет, фельетоны, лекции читает, на барабане играет и вообще ставит общественные интересы выше личных.
Да, друзья мои. Острая выходит борьба.
Трещали мы, трещали про это самое болото мещанства довольно долго и настойчиво. Разоблачали мы мещанские, поганые инстинкты жизненного направления довольно успешно. Призывали мы мещан перевоспитываться, читать Гомера и не ходить на танцульки. То есть примеры брать с положительных явлений. Отдавать себя, значит, всего целиком для блага человечества без сдачи.
Тем более наряду с перевоспитанием отдельных мещан прогресс не стоял на месте. Тут тебе тезы и антитезы, протоны и антимиры, тут тебе и плазма и антиплазма.
И наконец-то и нам, сочинителям, повезло. Трещали, трещали и дотрещались — вырастили наконец антимещанина, оборотную сторону медали.
И знает этот антимещанин теперь все на свете.
Он знает, антимещанин, что главное по нынешним временам — это полным оборотом мещанству быть. Тем более сущность мещанства он с нашей помощью вызубрил.
Значит, если мещанство только в личные вопросы уткнулось, так он — исключительно в общественные. Он заботится, чтобы ни одна клетка его естества не пропала бы даром, не облагодетельствовав человечество. Он, видите ли, в отличие от мещанина серьезно изучает все то новое, что произрастает вокруг. Так что старое он уже не изучает.
Мещанин, конечно, считает, что свидетельство о браке есть свидетельство о любви. Антимещанин — наоборот. Мещанин погрязает в непролазном болоте мещанства с затаенной мечтой деградировать в таковом, а антимещанин, что в нем самое главное, стремится на интеллектуальные высоты, как передовая курица на насест.
Как же он туда стремится?
Он стремится путем Сенеки. У него на столе сборник афоризмов лежит, книга о здоровых и вкусных мыслях. Массовым тиражом. Ему даже на спичечных коробках мудрые цитаты пишут. Он всесторонний. Он никак не согласен убивать в себе будущее, чтобы, не дай бог, не лишить общество еще одного первооткрывателя того-сего. Он никак не желает поступать подло по отношению к обществу, и по этой причине мы должны его лелеять, как грядущую незабудку. Так и пишет: «…пренебрегать судьбой человека Вы, конечно, не можете». Конечно, не можем! Попробовали бы мы пренебречь судьбой человека! Было бы нам на орехи!
Да. Мы, конечно, не можем. А он, конечно, может. Потому что мы существуем для него лично, а он — исключительно для всего человечества в целом. И если мы не вытащим его из непролазного болота мещанства, куда его всасывают, нам влетит от всей вселенной и, может быть, даже скорее всего с оргвыводами.
Да… И теперь все должны на него вкалывать. Грамматические ошибки ему исправлять, пироги ему печь, может, какую-нибудь новую подсистему к нему приспособить. Потому что он же для человечества!
Сами же мы его «для человечества» взбадривали. Извольте получить.
Конечно, перед ним «открыты все двери». Но про двери мы его тренировали постоянно, а ходить не научили за недосугом.
Конечно, он «избрал себе жизненный путь». Но насчет путей-дорог мы ему пели постоянно, а насчет того, что «надо прежде мужчиною стать», как-то не спели…
Он приучен к тому, чтобы все его приветствовали и поздравляли. И по этой причине рапортует. Услыхал про Гомера — рапортует, глядите, мол, какой я глубокоразвитый. Увидел Сенеку — рапортует, глядите, мол, какой я всесторонний. Расту, мол, человечеству на пользу. И на этом основании считает возможным приложить к многомиллионной газете свою девушку. Облить ее грязью и подвести под эту грязь общественно полезный базис роковой борьбы G мещанством. Он ее прикладывает не просто, как рядовой пачкун, а исключительно во имя спасения того же человечества.
Получите, друзья мои, под расписку продукт нашего полувоспитания. Полуобразованную полуличность с передовыми полувзглядами. Якобы начитанного, якобы мыслящего и якобы страждущего на ниве общественной пользы антимещанина…
Более подробно о серии
В довоенные 1930-е годы серия выходила не пойми как, на некоторых изданиях даже отсутствует год выпуска. Начиная с 1945 года, у книг появилась сквозная нумерация. Первый номер (сборник «Фронт смеется») вышел в апреле 1945 года, а последний 1132 — в декабре 1991 года (В. Вишневский «В отличие от себя»). В середине 1990-х годов была предпринята судорожная попытка возродить серию, вышло несколько книг мизерным тиражом, и, по-моему, за счет средств самих авторов, но инициатива быстро заглохла.
В период с 1945 по 1958 год приложение выходило нерегулярно — когда 10, а когда и 25 раз в год. С 1959 по 1970 год, в период, когда главным редактором «Крокодила» был Мануил Семёнов, «Библиотечка» как и сам журнал, появлялась в киосках «Союзпечати» 36 раз в году. А с 1971 по 1991 год периодичность была уменьшена до 24 выпусков в год.
Тираж этого издания был намного скромнее, чем у самого журнала и составлял в разные годы от 75 до 300 тысяч экземпляров. Объем книжечек был, как правило, 64 страницы (до 1971 года) или 48 страниц (начиная с 1971 года).