Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.
Шрифт:
Сражение под Ляояном оказалось первым крупным военным столкновением армий с применением пулеметов и скорострельных орудий. Русским пехотинцам пришлось поменять традиционные белые рубахи на зеленые — для маскировки. Но это — малозначащая подробность. Главное же — сломался сомкнутый воинский строй, что со времен Древнего мира было основой боевых действий. Пехотинцы начали атаковать рассыпным строем, при обстреле прятаться в укрытии и даже зарываться в землю.
Неудивительно, что ход сражения и его исход привлекли повышенное внимание во всем мире. Русская армия имела некоторое численное преимущество в живой силе и артиллерии. Однако японская армия имела свои преимущества, она была лучше подготовлена и организована, а главное —
Сражение под Ляояном началось наступлением японцев. У них была хорошо налаженная разведка, а русское командование оказалось весьма беспечным в сбережении своих оперативных данных. Японцы наступали, хорошо ориентируясь в построении наших войск, а наши оборонялись вслепую. Ясно, за кем было преимущество. Японский главком маршал Ивао Ояма имел боевой опыт и получил хорошую подготовку накануне войны в различных европейских академиях. Русский главком генерал Куропаткин был не менее подготовлен теоретически и имел не меньший боевой опыт, но японец атаковал решительно и даже рискованно, а наш главнокомандующий робел и пятился. Почему? До сих пор неясно.
К концу августа (по новому стилю, то есть к середине его по старому) японцы начали решительное наступление, даже не имея превосходства в силах. Они рассчитывали на неуверенность русского командования, что уже отчетливо проявилось в течение первых дней развернувшегося сражения. Ояма принял решение попытаться обойти позиции русской армии сразу с двух флангов. При отсутствии численного перевеса войск это явно отдавало авантюризмом, но риск оправдался.
Здесь уместно привести отрывок из записок весьма интересного и относительно объективного свидетеля — английского генерала Я. Гамильтона, находившегося в ходе сражения при японском штабе. Наряду с другими представителями ведущих военных держав мира (и одновременно — их разведывательных служб) он внимательно наблюдал за происходящим, делая для себя и британского штаба выводы о первом крупном сражении ХХ века.
Кадровый офицер британской армии Я. Гамильтон был официальным представителем своей страны на театре военных действий во время русско-японской войны. Генерал Гамильтон имел к тому времени богатый опыт строевой и штабной службы в колониальных войнах Великобритании в Африке и Индии, в англо-бурской войне 1899–1901 гг., где применялась уже новейшая боевая техника (пулеметы и пр.). Он внимательно наблюдал за крупными войсковыми операциями, которые по своим масштабам далеко превосходили события колониальной войны с бурами.
Отметим, что автор дневника, содержащего исключительно ценные сведения и наблюдения, целиком сочувствует Японии и недоброжелательно относится к нам. В начале дневника говорится: «Удивительно, как Россия не могла разгадать истинного могущества Японии… Как легко было привести Россию в состояние сладкого усыпления прессой и общественным мнением Запада! С каким понятным пренебрежением должна была смотреть Япония на все эти уверения и убаюкивания. Я думаю даже, что это входило в ее планы». Сказано с некоторым даже цинизмом, но нашим читателям ныне не нужно разъяснять, что значит «усыпление прессой» и про «общественное мнение Запада»…
Вот что он записал в разгар сражения под Ляояном в своем дневнике, опубликованном в Англии несколько лет спустя и тут же переведенном на русский язык.
Канквантун, 4 сентября 1904 года. Сегодня утром со стороны Ляояна пригнало густой дым, который, смешавшись с речными испарениями,
В главной квартире со мной были сегодня чрезвычайно любезны и предупредительны и постарались пополнить, насколько возможно, собранные мною вчера сведения. Я нашел, что фактическая сторона дела изложена у меня довольно верно, так как суть услышанного мною сегодня заключается в следующем.
Если бы мы вчера двинулись вперед, то неприятель мог бы окружить нас силами, вчетверо превосходящими наши. Большое счастье для нас, что Куропаткин вчера или третьего дня не атаковал нас. Вечером 31-го мы решили ограничиться демонстрациями против неприятеля, пока не подойдет из гвардии Мацунага и 2-я и 12-я дивизии не окажутся в полном составе. Мы хотели, оставив заслон против сопки 131, продвинуться вперед, к железной дороге, через Хейнингтай и Сахутунь, против самого фронта неприятеля. Однако известие, что Орлов во главе почти целой дивизии имеет возможность оперировать против нашего правого фланга со стороны угольных копей, парализовало наше движение: всякий начальник счел бы рискованным идти вперед, когда на обоих флангах оставался неприятель в превосходных силах. Генерал наш весь вчерашний день находился в очень неприятном затруднении.
Нет сомнения, что у русских было двенадцать или тринадцать дивизий, которыми они могли уничтожить нас, если бы только решились на это, но они обнаружили большую нерешительность. Нашей удаче пока как-то даже трудно верить. Я предполагаю, что Куропаткин все еще думает, что у нас шесть дивизий. Пять минут тому назад (13 часов 45 минут) маршал Куроки получил донесение из 2-й дивизии о том, что она заняла сопку 131; это позволит нам сделать перемену фронта, причем сопка 131 будет служить точкой опоры для нашего левого фланга и — кто знает — может быть, нам еще удастся отрезать часть русских. Мне пора уходить; но прежде чем закрыть свою записную книжку, запишите в назидание потомству, что 1 сентября у генерала Ниши, начальника 2-й дивизии, было всего два полка: 16-й и 30-й. После полудня прибыл 29-й полк, а вечером 2 сентября явился Мацунага с 4-м полком. Каждое подкрепление появлялось на сцену как раз вовремя, чтобы спасти нас. Итак, если вы захотите когда-либо внушить войскам настоятельную необходимость исполнять свое дело, будет ли то поход или бой, со всей энергией и всей силой, на какую они способны, то расскажите им историю маленького холма «Рисовый пудинг», а затем морализируйте сколько хотите. Текст одинаково хорош — будете ли вы применять его к русским или к японцам.
Вчера и третьего дня генеральный штаб даже аппетит потерял… Может, конечно, случиться, что мы потерпим неудачу; однако я вполне уверен, что наши атаки, наша смелость, которой мы маскировали свое затруднительное положение, наступившее 2 сентября, являются настоящей причиной переправы на северный берег находившихся на южном берегу Тайцзыхэ неприятельских войск, что дало возможность 2-й и 4-й армиям овладеть Ляоянскими фортами. Таким образом, роль нашей армии была исполнена по крайней мере наполовину.
Я не видел более ничего интересного со своего обсервационного пункта на «Ласточкином гнезде», 2-я гвардейская бригада Ватанабе прибыла к главной квартире около полудня. Неприятельский огонь быстро прекращался, батарея около Сахутуня почти одна продолжала стрельбу. Кроме того, и очищение сопки 131 могло быть истолковано только в одном смысле: ввиду этого генерал Куроки в 14 часов отдал следующее приказание:
«1-я армия преследует противника. 2-я дивизия направлыяется к Лотатаю. 12-й дивизии войти в соприкосновение с правым флангом 2-й дивизии и направиться к Сандоха, оставив часть сил для занятия угольных копей и для наблюдения за неприятелем к северу. Ген. Ватанабе со своей гвардейской бригадой и 29-м полком коби расположится в Хейнингтае и будет держаться там в качестве общего резерва. Командующий армией тоже отправится в Хейнингтай».