Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
— Я смотрю, вы неплохо знаете историю парижских подземелий, — заметила девочка.
Сильвен повернул мобильник так, чтобы осветить ее лицо.
— Эй, что это вы? — воскликнула девочка, прикрываясь рукой.
«В конце концов, почему бы и не рассказать?..» — подумал он, садясь напротив нее на песок.
И, даже не пытаясь предварительно собраться с мыслями, Сильвен заговорил — словно бросаясь с головой в омут:
— Меня зовут Сильвен Массон, и я преподаю историю Парижа в Сорбонне…
— …И когда
Рассказ девочки заставил Сильвена раскрыть рот от изумления.
Он терпеливо выслушал ее историю — как перед этим она выслушала его собственную, — но одна деталь его крайне заинтриговала. И вот теперь, в глубине парижских подземелий, она блеснула перед ним как путеводный огонек — она была очень логичным связующим звеном между разнородными элементами этой головоломки. Это захватывало его и в то же время тревожило.
«Нет, это было бы уж слишком!..» — подумал он, но все же спросил:
— А этот силуэт на пленке… какого роста он был?
Тринитэ пожала плечами:
— Ну примерно моего… как подросток.
«А что, если и впрямь?..» — пронеслось в мозгу Сильвена. Все еще не веря в это до конца, он, стараясь не выдать своего волнения, спросил:
— Его окружал такой… расплывчатый ореол, да? От этого изображение было слегка размытым?
— Да, — удивленно ответила Тринитэ.
— Не может быть… — пробормотал Сильвен. — Это не могли быть…
— Кто?
— Они…
— Да кто они?
Сильвен поднял на девочку невидящий взгляд:
— Белые обезьяны…
— Что?!
— Все сходится! — потрясенно пробормотал Сильвен. — Рост, ловкость, гибкость… К тому же они исчезли из зоопарка именно в ту ночь, когда произошли похищения… И эти фосфоресцирующие отпечатки на стене… И странное поведение моей матери… Она ни в коем случае не хотела вызывать полицию. А потом обезьяны вдруг оказались на месте…
Белые обезьяны — похитители детей?! Само это предположение казалось абсурдным и даже смешным. Но Сильвену было не до шуток. Видя, что он отнесся к ее рассказу серьезно, Тринитэ попыталась следовать его логике.
— Но как вы тогда объясните, что изображение как будто размыто? — спросила она с некоторым сомнением. — Как в тумане?
— Это не туман, это свет…
— Свет?
— Их шерсть не отражает света, она его впитывает.
Тринитэ недоверчиво тряхнула головой. Девочка уже ничего не понимала.
— Моя мать очень быстро обнаружила это их свойство, — продолжал Сильвен, — но не стала объявлять об этом во всеуслышание. Дело в том, что их просто невозможно сфотографировать!
— Как вампиров?
— Именно! Вот почему посетителям запрещена была фото- и киносъемка. Иначе этот феномен быстро обнаружился бы, и тогда сбежалась бы целая армия ученых, чтобы попытаться использовать его в военных или разведывательных целях… Обезьян конечно же забрали бы из зоопарка и начали бы ставить над ними опыты в лабораториях министерства обороны…
— Это
Сильвен побледнел:
— Мы даже не знаем, что именно с ними делали…
Подавив сомнения, девочка-вундеркинд попыталась рационализировать полученные сведения, рассортировав факты, идеи и догадки.
— Итак, что нам известно точно? — сказала она. — За всем этим стоит ваша мать…
— Очевидно, да. По крайней мере, она — один из главных столпов, на которых все держится…
При этих словах Сильвен снова как наяву увидел перед собой Жервезу в подземной лаборатории и с горькой усмешкой прибавил:
— И подумать только: она всегда была одержима заботой о природе! Она говорила, что мы в долгу перед природой, что мы должны уважать других ее созданий: деревья, животных…
Сильвен замолчал, устремив взгляд в темноту.
— Ну что ж, — подвела итог Тринитэ, и ее резковатый голосок повторило эхо в глубине катакомб, — это, конечно, звучит как полный бред, но в нем есть своя логика. Все сходится.
После минутного размышления она посмотрела по сторонам и неожиданно прибавила:
— Но как знать, может быть, вы все это придумали, чтобы заманить меня в ловушку?
Сильвен, не зная, что ответить, смотрел на нее в полной растерянности.
До чего странное создание эта Тринитэ Пюсси, которая с такой небрежностью объявила недавно о своем ай-кью — сто девяносто пять! Боевой характер, острый и язвительный ум, и при этом столь явный недостаток эмоций… И эта отстраненно-равнодушная манера, с которой она говорила о своих видеокамерах, о «Замке королевы Бланш» — этом огромном здании, которое Сильвен так хорошо знал, поскольку сотни раз проходил мимо него, направляясь в «Баскский трактир»…
Сколько же ей лет? Сначала он решил, что не больше десяти. Но оказалось, что буквально на днях ей исполняется четырнадцать. И при этом мозг, как у компьютера! Он вспомнил Габриэллу в четырнадцать лет: та выглядела уже почти женщиной. Взгляд, фигура, манеры, даже характерные ужимки — все как у взрослой. А эта — пигалица…
— Вообще-то, я мог бы заподозрить тебя в том же самом, — наконец ответил он. — Как знать, может быть, моя мать и Любен подослали тебя ко мне, чтобы сбить со следа и оставить тут погребенным заживо?
Тринитэ вздрогнула.
— Вы… действительно так думаете? — пробормотала она.
— Неважно, что я думаю, — сказал Сильвен, поднимаясь. — Главное — выбраться отсюда.
Ему ответило гулкое металлическое эхо.
Тринитэ рефлекторным движением повернула дисплей мобильника к потолку… и буквально позеленела.
— Где это мы?!
На стене перед ними виднелась надпись характерным готическим шрифтом: «Rauchen verboten» [6] .
— Немецкий… — прошептала Тринитэ.
6
Курить запрещено (нем.).