Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика
Шрифт:
Происхождение этой дихотомии очевидно, хотя и опирается более на догадки, чем на точно установленные наукой закономерности. Ясно, например, что некоторые ключевые идеи тоналя о физическом теле входят в противоречие с его же идеями о психике, или духовной жизни индивида. Даже непрерывность в психической сфере манифестирует себя иначе, допуская чередование принципиально отличных друг от друга состояний (сна и бодрствования, например). По всем основным параметрам (ожидаемость, повторяемость, пространственно-временная локализация) психические процессы ведут себя совершенно не так, как физические. Такие явления, как память, воображение, ассоциативность мышления и др., создают в интерпретации тоналя как бы принципиально иной космос, и естественно было ожидать, что он превратится в отдельную, оригинально структурированную
В начале миф, а затем религия превратили эту дуалистическую интерпретацию в закон, постулат, в кредо, "Этот мир" и "тот мир", мир тела и мир души — это практический фундамент большинства религий. В том же русле послушно следуют некоторые философы, значительная часть мистиков и духовных учителей. Дуализм тела и духа из умозрительной посылки давным-давно перешел в бытовое сознание всякого человека; и напротив, монистические идеи мировой философии, хотя и признаются верными, все же не осознаются нами как чувственная данность. Мы не спорим о них, но смотрим на предлагаемое положение как бы издалека, теоретически, словно это такое же туманное дело, как кривизна пространственно-временного континуума, в котором сами же и живем.
В оккультизме дихотомия тела и духа представляет серьезную проблему. Вплоть до революционного шага Шри Ауробиндо, декларировавшего телесную трансформацию существа под влиянием высших (психических) энергий, пропасть между телом и духом никто переступить не смел. Даже новое время не изменило этого древнего подхода к человеческой природе.
Меррел-Вольф уже в нашем веке пишет: "Кажется несомненным (!), что пока человек занимает тела, построенные из плотного материала этого плана, он может сознавать Трансцендентный мир лишь в сумеречном свете." (Ф. Меррел-Вольф. Пути в иные измерения. Киев: «София», 1993. С. 325.) И повсюду он подтверждает: тело (как инструмент) ограничено, отождествляясь с телом, мы впадаем в иллюзию, и только чистое «Я» свободно, безгранично, бессмертно. Иными словами, оставим прах праху, и пусть "ангелы унесут нашу бессмертную и бесплотную часть" к высотам духовного совершенства. Шри Ауробиндо очень ясно показал, к чему ведет подобная позиция, и представил ее как совершенно несостоятельную:
"Если мы утверждаем только чистый Дух и механическую, неразумную субстанцию, или энергию, называя одно Богом или Душой, а другое — Природой, то в конце концов неизбежно придем либо к отрицанию Бога, либо к бегству от Природы. Ибо тогда выбор для Жизни и Мысли делается необходимым: Мысль приходит к отрицанию одного в качестве иллюзии воображения, либо к отрицанию другого в качестве иллюзии чувств; Жизнь же приходит к сосредоточению на нематериальном, бежит от самой себя в отвращении, в забытьи экстаза, либо начинает отрицать собственное бессмертие, направившись прочь от Бога к животному состоянию. Пуруша и Пракрити — пассивная просветленная Душа и механическая, активная Энергия (у санкхьяиков) — не имеют ничего общего, как и противоположные аспекты инерции там же; их антиномии могут быть разрешены только путем прекращения инертной, ведомой извне Активности в неизменном Покое, где безрезультатно рассеивается бесплодное шествие ее образов. Безмолвное, пассивное Я и его Майя, имеющая множество имен и форм, у Шанкары (основатель монистической философской школы в Индии — А. К.) — сущности, в равной степени коренным образом отличные друг от друга и непримиримые; их жесткий антагонизм может завершиться только растворением многообразной иллюзии в единственной Истине вечной Тишины" ("The Life Divine", Ch. II. Two negations.)
Вообще же можно сказать, что само представление о материи как о воплощенной инерции, о малоподвижном начале, механически детерминированном, трудно поддающемся трансформации и наделенном строго очерченным набором фундаментальных качеств, как раз и было составлено человеческим тоналем в смысле формально-логической оппозиции зыбкому царству психической жизни. Подстегиваемое биологическими потребностями хищника, внимание выбрало и зафиксировало те перцептивные данные о внешнем, что позволило тоналю создать образ биологического объекта — предмета охоты, вожделения, или сигнал об опасности. Включившись в подобную систему отношений, мы, разумеется, не имели ни малейшего основания исключать себя из биологии воспринимаемой среды.
Наше собственное тело так же инертно, так же не склонно к принципиальным трансформациям, в конечном счете, так же механистично, как и преследуемые нами формы окружающей жизни. Для духовного искателя, открывшего бесценное сокровище внетелесного бытия, собственный организм — в худшем случае тюрьма, в лучшем — строптивый инструмент, своим сопротивлением превращающий духовный праксис в каторгу. Религиозные институты возвели такое положение в догму, и Шри Ауробиндо, будучи яростным противником подобных взглядов, не мог не сказать об этом:
"Нам, безусловно, кажется, что тело изначально представляет собой величайшее затруднение для души, постоянный камень преткновения. Потому страстный искатель духовной реализации предает свое тело анафеме, и его неприятие этого мира оказывается предметом особого отвращения в первую очередь. Тело — это темная ноша, которую не вынести; неизбежная материальная плотскость становится для него каким-то наваждением, избавиться от которого можно только обратившись к аскетической жизни. В стремлении к такому освобождению он заходит настолько далеко, что отрицает существование собственного тела и реальность материальной вселенной. Большая часть религий наложила на Материю проклятие и превратила отречение от бренной физической плоти, усмирение ее, в критерий духовности и религиозной истины " (Ibid., Ch. XXIV. Matter.)
И тем не менее, испокон веков известно, что тело и психика вовлечены в тесные и многосторонние отношения. Поневоле кажется, что они нерасторжимы — настолько согласованы и взаимозависимы их движения. Материалисты особо акцентировали этот факт, пытаясь саму идею души превратить в фикцию, свести к специфическому способу функционирования центральной нервной системы. Многие оккультные практики, начиная с йогов и гимнософистов, путем специальных воздействий на телесные функции вызывали желаемые ими состояния сознания, измененные режимы восприятия и т. п. В подобных же ситуациях часто наблюдали обратную связь: самоиндукция измененного состояния сознания порою решительным образом изменяла работу человеческого организма, начиная с вмешательств в гормональную его активность и заканчивая «стигматическими» эксцессами у фанатиков — вроде "язв Христовых" и др. подобных явлений. Самое простое и яркое доказательство безусловной связи физиологических процессов с высшими психическими проявлениями тысячелетия назад обнаружили индийские йоги: контролируя ритм, глубину и скорость своего дыхания, они управляли тончайшими аспектами своих медитаций или другими процессами психических преобразований.
Ортодоксальная религиозность без особых симпатий относится к монистическому взгляду на природу, принятую философами. И дело здесь вовсе не в самой идее единства, признание которой неизбежно, если мы считаем, что Бог творил мир из Самого Себя. В рамках институированной религиозности монизм заводит слишком далеко, он как бы «снимает» пропасть, разделяющую Творца и творение, что само по себе уже исключает ту форму поклонения и богобоязненности, которую религия ради своего существования обязана провозглашать и культивировать. Ибо, если мы последовательно придерживаемся монистического взгляда на Реальность, «общение» с Божеством (которое религией допустимо, хотя и требует соблюдения почтительной дистанции) неминуемо перерастает в «слияние» с Ним. (И недаром исламский мистик Аль-Халладж был казнен в X веке за то, что в экстазе сказал "я есмь истинный", т. е. Бог.) Мы вновь прибегнем к мысли великого индийского философа Шри Ауробиндо, который ясно формулирует ту же проблему и находит для нее разрешение в индо-буддистской традиции:
"При обычном расположении жизненной активности индивидуум считает себя отдельным существом, включенным во вселенную, а также считает себя и вселенную зависимыми от того, что по отношению к ним запредельно. Именно эту Запредельность мы сейчас именуем Богом, который таким образом становится в нашем представлении не столько супракосмическим, сколько экстракосмическим. Умаление и принижение того и другого — личности и вселенной — оказывается естественным следствием такого разделения: растворение космоса и индивидуума при достижении Запредельного должно логически стать их наивысшим итогом.