Тайна королевы
Шрифт:
– Я приказал тебе, Антоний, ехать за мной, а поедешь ли ты с этой или с другой стороны экипажа, это совершенно безразлично.
Антоний молча отъехал на другую сторону, стараясь не смотреть на Геля, чтобы он не прочел укора в его глазах. Гель в душе страшно негодовал на то, что обстоятельства вынудили его стать в данную минуту на сторону разбойника и как бы предать своего верного слугу. Он еще более рассердился, когда заметил, с какою торжествующею улыбкой Румней взглянул на Анну, смотревшую на него теперь прямо из окна, и он сразу понял, что Анна решила, по-видимому, воспользоваться услугами этого разбойника, чтобы
Но, хотя в душе Гель сильно волновался, он не показал и виду, что волнуется, и ехал со спокойным, бесстрастным лицом, как будто ему и в голову не приходит, что его могут обмануть и провести. Он прекрасно понимал, что в данную минуту ничего не может поделать и должен терпеливо выжидать, какой оборот примет дело дальше.
В продолжении целых шести часов Гель ехал таким образом около экипажа и все время наблюдал за тем, как Анна то и дело обменивалась многозначительными взглядами с разбойником. Гель старался делать вид, что ничего не замечает, и даже не оборачивался назад к Румнею, чтобы не дать тому повода затеять ссору. Он ехал спокойно, не опасаясь нападения сзади с его стороны, так как знал, что Антоний едет тут же за ним и тоже не спускает глаз с Анны и Румнея.
Наконец, ровно в три часа, караван опять остановился на отдых в трех милях от Галифакса. Мерриот не отъезжал от окна экипажа, Румней все время держался около него, но до сих пор еще не решался обратиться прямо к Анне не из-за того, чтобы он боялся Геля, а потому, что не привык обращаться со знатными дамами и поэтому терялся в ее обществе. Гель подозвал Кита Боттля и, отдавая ему громко различные приказания, сказал затем шепотом:
– Твой друг Румней, кажется, порядочный мерзавец: он каждую минуту готов перегрызть мне горло!
– Мне кажется, мы поступили очень неосторожно, взяв с собой этого разбойника, – ответил так же тихо Боттль, – особенно ввиду того, что в дело замешана женщина. Ведь из-за женщины мы с ним и поссорились когда-то. Если бы не было этой дамы, мы бы смело могли довериться ему, так как он тоже недолюбливает представителей правосудия, и ему было бы крайне невыгодно предать нас.
– Если он рассчитывает спасти эту даму от нас и похитить ее… – начал было Гель.
– Хорошо будет спасение, нечего сказать, – заметил Боттль.
Гель невольно вздрогнул от ужаса.
– И все же я уверен, что она согласится попасть в его руки, только бы уйти от нас и предать меня, – сказал он грустно.
– Если она воображает, что очутится на свободе благодаря Румнею, то очень ошибается: плохо она его знает. Если вы лично желаете отделаться от нее, то, конечно, самое лучшее отдать ее сейчас же Румнею.
– Я бы убил тебя, Боттль, если бы не знал, что это – только глупая шутка с твоей стороны. Но во всяком случае теперь нам не до шуток. Она может действительно войти в соглашение с этим животным и причинить нам много вреда. Да, хорошо тебе смеяться, ты в таких годах, что тебе подобные вещи смешны, но я откровенно сознаюсь, что, конечно, прежде всего забочусь о ее безопасности. Подумай только о том, что она может действительно попасть в руки этого негодяя! И зачем только я связался с ним?
– Да, между прочим, – заметил Боттль, – знаете ли вы, что я убедился в том, что многие из разбойников не прочь перейти на службу к вам и бросить этого негодяя
– Я уверен в том, что один из них, – вот тот, круглоголовый, быстроглазый разбойник, его зовут, кажется, Том Коббль, – наверное, скорее на моей стороне, чем на его. Мне кажется, что вообще в шайке произошли какие-то разногласия.
– Да, это верно. Вот еще другой такой же, зовут его Джон Гатч; мне кажется, он в сущности человек честный, и ему противно его теперешнее ремесло. Есть еще один, под названием Нэд Моретон, тот тоже не особенно долюбливает Румнея; затем я могу назвать еще двух-трех, которые, если дело дойдет до драки, перейдут, конечно, на нашу сторону, но зато другие – такие негодяи, что становится невольно жутко в их обществе.
– В таком случае, Боттль, постарайся переманить к нам как можно больше людей, но избегай всего, что могло бы повести к ссоре, которая вовсе нежелательна в данное время.
День, однако, прошел без всяких приключений, и вечером Гель и его спутники остановились опять на ночлег в уединенной гостинице; здесь были приняты все меры предосторожности, как и в предыдущую ночь. Гель, привыкший за последнее время обходиться почти совершенно без сна, уселся около экипажа, рядом с которым лежал Френсис, и приготовился опять прокараулить всю ночь. Антоний на этот раз должен был спать вместе с Румнеем на общей куче соломы, а Боттль отправился на большую дорогу сторожить, не покажется ли вдали Барнет со своими людьми.
Гель сидел молча, погруженный в глубокую думу: он положительно иногда недоумевал, почему так долго не показывается Барнет, но потом объяснил себе его запоздание тем, что лошади его очевидно устали, свежих он не мог достать, да наконец могло случиться, что у него оказался и недостаток в деньгах, так как он выехал ведь только из Лондона в Флитвуд и рассчитывал вернуться обратно на другой же день.
Вдруг рядом с Мерриотом послышался не то вздох, не то стон; он стал тревожно прислушиваться: этот стон выходил из-под навеса, где лежали Румней и Антоний, и напоминал стон человека, в которого только что вонзили кинжал.
Весьма возможно, что разбойник покончил с Антонием и рассчитывал теперь сделать то же самое с ним и Боттлем, который оставался совершенно один и беззащитный на большой дороге. Гель одну секунду колебался, идти ли ему узнавать, в чем дело, или нет. Он посмотрел на Френсиса: тот лежал неподвижно и дышал ровно и глубоко; в экипаже тоже раздавалось ровное и спокойное дыхание. Гель решился и быстро направился к навесу, где спал Антоний.
Антоний лежал, завернутый в свой плащ, спиною к разбойнику, который лежал тоже спокойно, с закрытыми глазами; спал ли он или притворялся спящим, Гель не мог рассмотреть. Но Антоний, во всяком случае, спал крепким, здоровым сном, в этом не могло быть никакого сомнения. Гель дотронулся до его плеча и прошептал:
– Пойдем со мной.
Антоний, ни слова не говоря, встал и пошел за ним к тому месту, где стоял экипаж.
– По-моему, лучше тебе спать со мной рядом, около Френсиса, – сказал-Гель шепотом, указывая на солому, где лежал юноша, и вдруг глаза его широко раскрылись от удивления: от Френсиса не осталось и следа, на соломе уже никого не было.
Френсис исчез.
Гель оглянулся кругом, нигде не видно было ни единой души. Он подошел к экипажу: из него по-прежнему раздавалось ровное, спокойное дыхание.