Тайна королевы
Шрифт:
– Она хоть, по крайней мере, еще здесь, – сказал Гель удивленному Антонию, – но Френсис исчез, чтобы, вероятно, исполнить какое-нибудь ее поручение; он притворялся только спящим, но, во всяком случае, он не мог уйти далеко, ведь я уходил только на минутку. Посторожи-ка здесь у экипажа, а я пойду поищу его.
Но не прошло и секунды, как Гель уже увидел Френсиса выходящим из-под навеса, где он только что побывал сам, и где лежал Румней.
– Это что такое? – крикнул Гель, схватив мальчика за руку и поднося горящий факел к его лицу.
Френсис стоял с широко раскрытыми глазами и только при окрике Геля вздрогнул и как бы пришел в себя.
– Что ты делал, негодяй? – спрашивал Гель, крепко сжимая его руку, – зачем тебе понадобилось отправляться туда, под навес, воспользовавшись минутой моего отсутствия? Ты, вероятно, отнес какое-нибудь послание от своей госпожи этому разбойнику Румнею? Сознавайся сейчас же, иначе тебе худо придется.
– Я не знаю, где я был и что я делал, сударь, – отвечал юноша спокойно, – я ведь лунатик и хожу по ночам, сам не зная где.
Гель внимательно взглянул Френсису прямо в глаза, тот совершенно спокойно выдержал его взгляд и затем по приказанию Геля так же спокойно улегся опять на свою солому.
Гель уселся на свое место и снова погрузился в глубокое раздумье, так что не заметил даже, как темная фигура, весьма похожая на Румнея, бродила вокруг спящих разбойников и отдавала им какое-то приказание; по-видимому, Румней был тоже лунатиком.
XV. Измена
– А вот и снег, который ты предсказывал нам, – сказал Мерриот, обращаясь к Антонию, когда наконец кавалькада опять тронулась в путь в третьем часу ночи.
– Да, еще и ветер порядочный, – весело заметил Румней таким тоном, что Гель подозрительно покосился на него.
Всадники завернулись плотнее в свои плащи, чтобы укрыться от падающих хлопьев снега, которого почти не было видно, так как только в начале их процессии Боттль держал в руках факел, да позади экипажа был привешен фонарь. Разбойники ехали молча, и изредка у них вырывались проклятия, относящиеся к погоде. На рассвете они проехали через большой город и, проехав еще три мили после него, остановились в довольно уединенной гостинице, чтобы позавтракать. Когда Мерриот открыл окно в экипаже, завешенное занавеской, чтобы защитить пассажиров от снега, и хотел подать в него на подносе принесенную еду, Анна высунула голову и сказала:
– Вместо еды позвольте мне лучше пройтись немного по дороге: у меня затекли ноги, так как я ведь целых два дня сижу безвыходно в этой колымаге.
– Нет, только полтора дня, а не два, – ответил ей Гель, – но, во всяком случае, вы, конечно, свободно можете прогуляться немного, пока мы здесь отдыхаем. Имейте только в виду, что снег так глубок, что покрывает почти всю ступню ноги.
– Мне это безразлично, хотя бы снег доходил даже до колена.
– Но если я выпущу вас погулять, дадите ли вы мне слово, что вернетесь обратно в экипаж, когда я попрошу вас об этом? – Гель чувствовал себя положительно не в состоянии применить опять грубую силу, как в первый раз.
– Да, конечно, ведь другого выхода у меня нет.
– И все время, пока вы будете гулять, я буду находиться по соседству с вами, а с другой стороны пойдет Френсис.
– Я ведь говорила вам, что выбирать мне не из чего, и другого выхода нет; я должна во всем повиноваться вам.
Гель предложил ей руку, чтобы помочь выбраться из экипажа, но она сама легко выпрыгнула из него и пошла по тому направлению, откуда они приехали. Гель подождал Френсиса и потом пошел рядом с ней, придерживая пажа за рукав. Кит Боттль в это время хлопотал о том, чтобы накормить и напоить хорошенько лошадей. Румней гулял взад и вперед по дороге, поглощенный всецело, казалось, кружкой эля, которую он держал в руках. Антоний взобрался на пригорок и оттуда смотрел вдаль, не покажутся ли Барнет и его люди.
Мерриот молча шагал рядом со своей прекрасной пленницей и невольно задумался о том, не рассказать ли ей теперь всю правду, чтобы она перестала относиться к нему с такой ненавистью: ведь она находилась теперь всецело в его власти и не могла причинить ни малейшего вреда сэру Валентину. Но поверит ли она ему? А если и поверит, разве не может случиться, что она как-нибудь случайно убежит от него в эти два дня? Осторожность предписывала Гелю хранить на этот счет молчание и не выдавать ей своей тайны. И поэтому он решил опять заговорить с ней о смерти ее брата и постараться как-нибудь иначе поколебать в ней уверенность у том, что именно он был убийцей.
– Клянусь вам, мисс Хезльхёрст, – сказал он робко, – что я не наносил вашему брату этой несчастной раны. Во всем этом кроется недоразумение, которое со временем выяснится.
К его удивлению, она не оттолкнула его резко, как он ожидал, но заговорила с ним спокойно и без раздражения, как бы стараясь, со своей стороны, выяснить многое, непонятное ей.
– Как можете вы утверждать? – заговорила она тихо. – Я узнала всю эту историю от слуг моего брата, которые присутствовали при вашем поединке.
– Но ведь согласитесь сами, что правосудие не нашло ничего особенного в этом поединке, иначе меня бы сейчас же арестовали во Флитвуде.
– Да ведь вы прекрасно знаете, что свидетелями этого поединка были только слуги моего брата и ваш слуга. Все они молчали, так как ваш слуга опасался подвести вас под наказание, а слуги моего брата потому, что… все равно почему, но, во всяком случае, они молчали обо всем, пока я не приехала домой.
– Но почему слуги вашего брата молчали, вы чего-то не договорили сейчас?
– Я могу вам сказать, это неважно. Дело в том, что слуги моего брата находились от вас дальше, чем ваш собственный слуга, и поэтому они видели вас недостаточно ясно, им даже показалось, что вы обнажили шпагу, чтобы защитить только свою жизнь, так как мой брат первый напал на вас. Да к тому же и брат мой тоже велел им молчать и не болтать о том, что они видели.
– Ведь это одно уже доказывает то, что ссору начал он, и, следовательно, зачинщиком и нападающим лицом был именно он сам.