Тайна королевы
Шрифт:
Она повернулась к стоявшему у нее под рукой маленькому столику, написала несколько строк и позвонила в колокольчик. По этому сигналу на пороге возник д'Альбаран и застыл, ожидая приказаний. Не обращая на него внимания, принцесса вновь обернулась к Вальверу.
— В урочное время и в урочном месте я сообщу вам, какого рода услуги мне от вас понадобятся, — сказала она. — А до тех пор вы будете состоять в моем личном штате, и получать распоряжения только от меня. Все, кто находится в этом дворце, обязаны будут подчиняться вам… Кроме д'Альбарана, разумеется, который, как и вы, получает приказы лично от меня; надеюсь, вы с ним будете жить в добром согласии. Напоминаю, что здесь вам будет приготовлена квартира, вы вольны занять ее или же оставить незанятой, по вашему усмотрению.
— Когда я должен приступить к исполнению своих обязанностей, сударыня?
— Как можно скорее. Как только покончите с вашей экипировкой.
— Я завтра же займусь ею, сударыня.
— Послезавтра воскресенье — день, посвященный Господу. Значит, будьте здесь в понедельник утром. Вас это устроит?
— В понедельник утром я буду иметь честь получить ваши распоряжения, сударыня.
Легким кивком головы она выразила свое согласие и, протягивая листок с набросанными на нем несколькими словами д'Альбарану, сказала ему:
— Д'Альбаран, проводи графа де Вальвера к моему казначею, чтобы он выплатил ему сумму, проставленную в этом чеке. Потом ты покажешь графу его комнаты. Прощайте, господин де Вальвер.
И жестом королевы отпустила обоих.
Оба поклонились, словно перед ними и впрямь была королева, и вышли. За дверью Вальвер вынужден был выслушать еще одну порцию комплиментов гиганта-испанца, выражавшего свою радость — похоже, искреннюю — по поводу того, что ему выпало счастье иметь Вальвера своим товарищем. У казначея блистательные мечты Вальвера, кажется, начали сбываться: ему отсчитали ровно пять тысяч ливров полновесными золотыми монетами и сложили их в кожаный мешок. Затем ему выдали еще две тысячи ливров.
— Жалованье за первый месяц всегда выдается авансом, сударь, — с медовой улыбкой произнес казначей.
Две тысячи ливров присоединились к пяти тысячам, то есть были сложены в тот же заветный мешок. Прижимая его к груди и бросая на него умильные взоры, Вальвер вышел от казначея и бегло обозрел приготовленные для него комнаты. Заявив, что он не собирается здесь жить, но при случае непременно ими воспользуется, он все же с удовольствием отметил, что, несмотря на простоту обстановки, эти покои куда удобнее его пристанища на улице Коссонри.
Завершив необходимые формальности, д'Альбаран, чрезвычайно старавшийся проявить себя добрым товарищем, счел своим долгом посвятить Вальвера в тонкости службы, которую отныне тому предстояло разделить с ним, а также познакомить его со вкусами и привычками той, кто становилась его повелительницей. Понимая всю важность сообщаемых ему сведений, Вальвер слушал с неослабным вниманием, тщательно занося в свою Память подробности, казавшиеся ему особенно важными, и по завершении рассказа от всего сердца поблагодарил великана-испанца.
— Ее высочество, — сказал в заключение д'Альбаран, — требует строгого соблюдения дисциплины, В делах службы она не прощает небрежности или рассеянности, и горе тому, кто навлечет на себя ее гнев. Однако, проявив должное внимание и усердие, этих неприятностей легко избежать. К тому же суровость герцогини искупается неизбывной щедростью. Она обещала вам платить две тысячи ливров в месяц, не так ли? На двадцати четырех тысяч ливров в год вполне достаточно, чтобы удовлетворить все прихоти, однако можете мне поверить, что в конце года вы непременно получите дополнительное вознаграждение, которое в худшем случае будет равняться этой сумме. Мне кажется, что когда так платишь, то имеешь право требовать повиновения от всех, кто тебе служит. Прислушайтесь к моим словам, сделайте надлежащие выводы — и вскоре вы будете обладать весьма и весьма приличным состоянием.
Вальвер давно уже произвел в уме простое арифметическое действие, умножив двадцать четыре тысячи на два, однако услышав о необходимости безоговорочно повиноваться приказам герцогини, скорчил недовольную физиономию. Впрочем, он не мог не согласиться с д'Альбараном: сорок восемь тысяч ливров в год дают госпоже де Соррьентес право быть требовательной к своим дворянам.
— Я непременно учту это и постараюсь не вызвать неудовольствия герцогини.
— Но это еще не все, — продолжал д'Альбаран. — Теперь вы можете не бояться козней маршала д'Анкра, который, как я уже говорил, желает погубить вас. Вы стали одним из первых дворян ее высочества и будьте уверены, что принцесса сумеет вас защитить, причем весьма действенным способом.
— О, — беззаботно отмахнулся Вальвер, — что до этого, то я всегда рассчитываю только на крепость мышц и длину клинка.
И он похлопал себя по руке и по эфесу шпаги.
— Я знаю, вы сильны, но у маркиза д'Анкра в руках вся власть, так что он может приказать арестовать вас. Кстати, если он попытается это сделать, не забудьте немедленно оповестить герцогиню. Теперь вы входите в число ее людей, а, значит, становитесь неуязвимым. В этом королевстве никто не имеет права лишить вас свободы… без согласия на то ее высочества.
— Даже сам король? — усмехнулся Вальвер.
— Даже король! — вполне серьезно ответил д'Альбаран.
Вальвер внимательно взглянул на него. Испанец говорил искренне и убежденно. Прекратив смеяться, Вальвер впился в него испытующим взором:
— И все-таки: вдруг приказ о моем аресте отдаст король?
— Ее высочество отправится в Лувр и будет просить отменить его.
— И король отпустит меня на свободу?
— Да.
— А если он откажется?
— Он не откажется…
— А все же?..
— Он не откажется… Не сможет отказаться.
— Ого! Значит, наша хозяйка сильна так же, как Его Величество?
— И даже более. Вы и представить себе не можете, сколь она могущественна.
Задавая вопросы, Вальвер не переставал смотреть д'Альбарану прямо в глаза, поэтому он был убежден, что тот говорил правду. Ошибки не было: великан-испанец твердо верил во всевластие своей госпожи. А так как он не первый год состоял у нее на службе, то, очевидно, у него были для этого все основания.